— На счет сестры не волнуйся. Сегодня вечером ее переведут в другую клинику. У ее кровати круглосуточно будет дежурить мой человек и самый лучший квалифицированный персонал.
— Я хочу её увидеть! Пожалуйста…
— Как только всё будет сделано, я дам тебе знать. Покажу видеозапись…
— Но я…
— Ли-на, — коротко, по слогам произносит он. — Ты не в том положении, чтобы торговаться. Не зли зверя. Усекла? — давит и сжимает пальцы на плече. — Я могу получить желаемое. Силой. Но даю тебе шанс. Делай так, чтобы было приятно. Нам обоим.
— Хорошо, — выдыхаю я. Пора бы уже привыкнуть быть пешкой, а я всё ещё мечтаю глупо, что от меня здесь что-то зависит. Что к моему мнению прислушаются.
— Теперь поговорим про ребёнка. Мне нужен наследник. Так уж вышло, что ты залетела. Поэтому я решил оставить его. По приезду в Италию подпишем документы и нотариально все оформим. Ты откажешься от всего, от прав на него. Он будет только моим. Такое условие сделки, — ставит меня перед неоспоримым фактом, будто бьёт кулаком в лицо.
Черт. Как это... как это мрачно звучит.
— Да, — я насильно выдавливаю из себя согласие. — Как скажешь.
Поздно. Слишком поздно менять решение. Я соглашаюсь, но в душе чувствую себя конченной корыстной сукой.
А как иначе!? Если я откажусь, то из меня вырвут проблему насильно. В этот раз Леон не будет нежен. Поступит так же бесчеловечно, как с тем несчастным наёмником в подвале. Когда все, наконец, уляжется и я захочу ребенка от Сережи, то вдруг... мы не сможем его зачать из-за последствий после аборта.
Я не должна так думать, но если рассуждать логически… Лучше бы его убили? Вырезали как какого-то паразита? Как злокачественную опухоль?
— Устала? — Леон дотрагивается до моего подбородка, чуть его сжимает, приподнимая, и вынуждает меня посмотреть ему в лицо.
Я сонно моргаю, отвечая в уме:
«Да, не представляешь, как дико сильно я устала от жизни… Я чувствую себя раздавленным яблоком, по которому день ото дня топчется стадо слонов, втаптывая его остатки в вонючую грязь».
Мужчина кивает, заканчивая наш безрадостный диалог не менее будоражащей фразой:
— Поспи немного. Когда прибудем на место, я познакомлю тебя со своей семьей. И... женой.
***
В самолете я выпила чаю, немного расслабилась, когда осознала, что никакой операции не будет. Но очень скоро меня ожидает ещё одно испытание — знакомство с семьёй Моретти.
В самолёте Леон сидит рядом со мной, задумчиво смотрит в иллюминатор. Мы молчим. Интересно, о чём он думает. Как обычно, наверно о бизнесе. Почему он передумал? С чего это вдруг? Он ведь так сильно жаждал избавиться от проблемы. А там, в больнице, рвал и метал как бешеный лев. Есть какой-то секрет? Почему же он передумал? Может… у него ко мне всё-таки появились чувства? Он вспыльчивый мужчина, властный, я это и так прекрасно вижу, может он погорячился, когда узнал о новости? О беременности от его временной игрушки, которую не планировал?
Меня насторожил тот факт, что он чётко сказал, что ему нужен наследник. Именно наследник, а не ребенок от меня. На что я надеюсь? Да и вообще мне не стоит этого делать. Моя задача спасти своих близких и сделать то, что я давно хотела — выйти замуж за Серёжу. Но вот проблема… что я ему скажу? Если он узнает, что я беременна от чудовища и должна родить этого ребенка, чтобы отдать другому. Надеюсь, любимый меня поймёт и простит. Ради него. Ради его спасения я легла под проклятого головореза! Боже, за что мне эти муки? Что меня ждёт дальше?
Плотнее завернувшись в пиджак Леона, я закрываю глаза, откидываюсь в мягком кресле и засыпаю. А просыпаюсь уже когда слышу голос пилота, который объявляет о посадке. Самолёт плавно пикирует вниз, земля всё ближе и ближе, меня начинает укачивать. Тошнит. Еще вчера я радовалась, что меня не терзает токсикоз, в меру точнее, но вот с сегодняшнего дня моё состояние, похоже, начинает меняться.
Я ворочаюсь в кресле, Леон отрывается от окна, переводит взгляд на меня. Его лицо спокойное, холодное, без каких-либо эмоций. Он просто холоден и сосредоточен, впрочем, как и всегда.
— Что такое? — хмурится, спрашивая.
— Мне не очень хорошо. Тошнит, — стараюсь дышать глубже, чаще.
— Ты делала УЗИ? Сдавала анализы? Какой у тебя срок?
— Делала, срок небольшой, всего четыре или пять недель. Точнее, мне делали УЗИ, когда я была без сознания.
— Это как?
— Я перенервничала из-за сестры и упала в обморок. Меня осмотрели.
— Ты нормальная? И почему я узнаю об этом только сейчас? — Леон почти кричит, сверкая своими чёрными углями.
— Потому что ты выставил меня за дверь, когда я пришла сказать тебе об этом! — зло рычу я, чувствую уверенность.
— Мы немедленно едем в клинику! Я хочу убедиться, что с ребёнком всё хорошо! — и спустя несколько мгновений нехотя заявляет. — Я перестарался, это моя вина.
Вот как! Бездушный кусок стали, он практически извинился? Хотя бы попытался, или мне показалось?
Он вытаскивает из кармана мобильный телефон, клацает на экране чей-то номер, ждёт ответа, после бросает несколько чётких фраз на итальянском. Я ни черта не понимаю.
Отключается. Смотрит на меня, чуть хмуря лоб:
— Сначала мы едем в больницу, потом ко мне в родовое имение. Хочу убедиться, что с ребенком всё хорошо.
Двигатели ревут, шасси касаются земли, меня чуть вдавливает затылком в спинку кресла от резкого торможения, так, что закладывает уши. Полминуты — полная остановка. Полёт завершён.
— Послушай, меня, Клубника, внимательно послушай! — Леон хватает меня за запястье, крепко его сжимает, даже немного больно. Смотрит, как режет ножами по лицу. Мне от этого взгляда страшно, безумно! Когда он уже прекратит меня пугать? Никогда. Кто он? Кто ОН? Верхушка бандитского мира. — Не вздумай со мной играть. Поняла? — пальцы, как когти зверя врезаются в нежную кожу запястья, будто её распарывают. — Делаешь так, как я велю! И будь со мной откровенна. Я ведь не пощажу, клянусь всем своим состоянием! Задавлю. Голыми руками хребет переломаю, если узнаю, что ты врёшь, что носишь в себе не моего ребёнка! Так что скажи правду, прямо сейчас. Ты же знаешь, что отцовство установить в наше время не проблема. Я знаю, в какой больнице лежит сестра… Если ты опять попытаешься схватить меня за яйца… в этот раз я не пощажу никого. Ни тебя, ни ребёнка, если он окажется не моим, ни твою любимую сестричку.
— Нет, Леон! Нет! — я сама
