— Я помню, как ты танцевала вальс у нас на парадной линейке. — Поставил свою на стол. Звонко это прозвучало и решительно.
— Да? — Юля улыбнулась. Широко и открыто. Впервые вот так за последнее время.
— Да.
— Я тоже этот день хорошо помню. Мне в туфельку попал камешек. Маленький. Но после этого вальса я с трудом могла наступить на левую ногу.
— Пошли. — Денис стремительно шагнул вперед и схватил ее за руку.
— Куда?
— Научишь меня танцевать вальс.
— Ты с ума сошел, какой вальс после похорон? — попыталась вырвать ладонь из его крепкой хватки. Другой вцепилась в стол, чтобы не дать ему поднять себя со стула. Ненормальный! Смеется он, что ли!
— Я же не предлагаю тебе врубить музыку на всю катушку и прыгать до потолка. Пошли. Без музыки. На счет.
— Денис, что за глупости?.. — Но слова шелестели уже нерешительно.
Он насильно вытянул ее из-за стола — не сказать, что позволила Юля это без сопротивлений, но противостоять ему Шаурину трудно, — почти волоком притащил в гостиную и остановился посреди комнаты. Благо, она, комната, таких размеров, что в ней легко можно устроить соревнования по танцам.
Юлька стояла внешне бесстрастно, как истукан, но внутри чувствовала дрожание. Денис не отпускал. Они стояли так некоторое время. Затем, собрав свою решительность в кулак, Юля медленно и глубоко вздохнула. Без музыки ведь, без света… Только туманно-голубоватое свечение экрана телевизора заливало комнату. Можно попробовать.
— Подожди. — Сжала его плечи и приподняла подбородок. — Распрямись. И напрягись. Иначе мы не сможем друг друга чувствовать.
— Ну да, чтобы знать, куда меня повело. Или тебя. Тогда я не увижу твое лицо.
— Тебе его не надо видеть. Правую руку, — вложила в нее свою ладонь, — чуть выше. Фиксируем плечо, запястье, локоть… Левую мне на талию. Выше, почти под лопатку… Да, — одобрила, когда почувствовала, что его рука на месте. — Проговариваю твою партию. Левая нога вперед. Правую в сторону. Левую приставил…
— Ничего не понятно. Покажи сама.
— Давай. — Юля оторвалась от него, отступила и медленно исполнила танцевальную фигуру.
— Это твоя или моя?
— Это твоя. Твоя с левой ноги, моя с правой.
— Еще раз покажи.
— Хорошо, дубль два, — усмехнулась она.
После этого девушка снова встала в позицию и начала медленно двигаться, увлекая Дениса за собой. Сначала скованно переступала с ноги на ногу, но постепенно расслаблялась все больше и больше. Потом ей понравилось: Денис перехватил инициативу. Конечно, ни о какой отточенности движений и мягкой скользящей технике говорить не приходилось, но это совсем неважно. Реальность уплыла, счет времени потерялся.
— У тебя получается. Ты способный.
— А тут делать нечего. Раз-два-три, раз-два-три… Я не танцор, я спортсмен. По жизни есть три категории мужчин: алкоголики, танцоры и спортсмены.
Юлька рассмеялась. Отчего-то стало так смешно, что для того чтобы собраться и продолжить, пришлось остановиться на пару секунд. Закусывая губу, она хлопнула его по плечу и набрала полные легкие воздуха.
— Ты как будто петь собираешься, а не танцевать, — услышав, как шумно она вздохнула, иронично заметил Денис, снова вызывая у нее приступ смеха.
Так и до истерики недалеко. Юля снова вздохнула.
— Фух, поехали. Мне уже понравилось. Нет, подожди. — Освободилась от захвата его рук. Стало жарко. Кожа горела огнем, между лопаток уже чувствовалась испарина. — Стой здесь.
— Стою.
Сняла кофту и бросила ее на диван. Не сильно заботясь об идеальности прически, собрала еще влажные волосы в хвост и вернулась к своему новоиспеченному партнеру по танцам. Кто бы мог подумать!
— Ты меня убил сегодня. Никогда не связала бы вместе тебя и вальс.
— Но тебе же понравилось. — Обняв ее за талию, приподнял над полом, так что дыхание стало интимно обжигать ее губы.
— Логичнее было бы, на твоем месте, напоить меня до беспамятства. Ложка в кофе не считается. Кстати, что это было? Коньяк?
— Коньяк. Крошка моя, если для того, чтобы собрать тебя по кускам мне придется танцевать, я станцую.
Под тихий гул телевизора и дрожащий мерцающий свет его фраза позвучала оглушающе. Громко в своей твердости. Очень больно в жизненной правдивости. Юлька уткнулась Денису в шею. Все. Теперь точно истерика со слезами и соплями, которую невозможно подавить никакими силами. Теперь только рыдать до полного изнеможения и опустошения. С трудом смогла бы объяснить, почему сорвалась именно сейчас. Так получилось, что тихая убежденность в его словах снесла все замки и заслонки, заставив захлебываться в слезах. Не столовая ложка коньяка же виновата…
Он привык наперед угадывать ее движения — взмах руки, поворот головы, — но никак не мог предугадать, что после его слов она разрыдается до звона в ушах. Отвлеклась же, начала смеяться и шутить, разговаривать, а не выдавать односложные ответы, и тут этот плач навзрыд. Внезапный. Убивающий плач.
Немного растерялся, но подтянул ее выше, прижал сильнее. Она крепко обхватила его за плечи, обвила ногами, вцепилась, как будто боялась, что отпустит. А он и не собирался.
Опустился вместе с ней на диван. Прижал ее еще крепче и набрался терпения, чтобы переждать, пока она выплеснет все, что накопилось и мучило. А терпение было совсем на исходе, потому что, несмотря на трагичность момента, в Шаурине уже давно бродили совершенно другие желания. Потребности физические, которые не отрубить по щелчку пальцев: обнимать ее, целовать с жадностью… Целый месяц ее не видел… Понимал, почему она не спешила и сторонилась, но где-то внутри чувствовал еле тлеющую злость, заглушить которую до конца не удавалось.
Постепенно Юля успокоилась, только плечи время от времени вздрагивали. Но стало несравненно легче: темнота уже не давила, слова и вздохи не рассекали тишину колко и больно. Воздух стал тягучим и вязким, теплым до испарины на шее. Майка прилипла к телу. Там, где касались руки Дениса кожа горела огнем. Можно расплавиться и оплыть, как свечка.
Оттолкнулась от него и вытерла мокрое лицо, задержала дыхание, подавляя икоту.
— Успокоилась?
— Вроде, да.
Попытался ее поцеловать, но она увернулась. Неуверенно и несмело, но все-таки едва скользнув по губам уткнулась носом в его щеку. Странное чувство не давало насладиться близостью, будто получая удовольствие, она грех совершает. Оскверняет память бабушки. В том то и дело: слишком сильное это было удовольствие, что про все забывала. А нельзя…
— Юля!.. — резко сказал Денис, и она вздрогнула.
Меньше всего на свете хотелось, чтобы он заводил сейчас этот разговор.
— Пойду воды попью.
Зря она надеялась, что он останется ждать ее на диване. Его шаги за спиной звучали весьма угрожающе, заставляя бежать на кухню почти вприпрыжку.
— Ты боишься, что ли? — подпер плечом дверной косяк.
— Нет, я не боюсь.
Не хотела пить, но теперь, чтобы как-то оправдать свой побег, пришлось давиться водой. Домучила почти полсткана.
— Тогда в чем дело?
— Не время. Наверное…
— Думаешь, если тебе будет приятно, ты нарушишь траур и предашь память покойной? Считаешь, что ты должна теперь месяц, а то и год, беспрестанно слезами уливаться, отказывая себе в удовольствиях?
— Не знаю.
— Глупости. В том, что ты перестанешь убиваться раньше других и начнешь радоваться жизни, нет ничего плохого. Да и Анна Анатольевна, наверное, была бы рада этому, а совсем не тому, что ты загнешься от депрессии и попадешь в дурку.
— Вроде, и нет ничего плохого, ты прав, но на душе все равно противно.
— Ты же мечтала, чтобы я помер от тоски. Я почти помер.
— Это шантаж.
— Естественно. Иди сюда. Иди ко мне. Хочу поцеловать и утешить мою девочку. Будем аккуратно блюсти твой траур, никаких запрещенных приемов.
Как можно этому противостоять? Юля немного помедлила, но, когда Денис приблизился, бросилась к нему и обняла. Обхватила плечи, обвила ногами.
