— Я мороженого хочу. Давай остановимся у ближайшего кафе.
Самарин сомневался. Посиделки эти до добра не доведут. Кроме того, на улице уже потемнело, родители начнут беспокоиться, а это, опять же, грозит ему неприятностями.
Машина тронулась медленно, словно водитель раздумывал, в правильную ли сторону он подался.
— Уже поздно… — прозвучало не слишком убедительно.
— Мы недолго.
— Ладно, — уступил Витя.
В кафе Юля заказала мороженое с клубничным сиропом и чай. Ничего не могла с собой поделать, обожала есть мороженое и запивать его горячим чаем. Мама ругала, говорила, что это вредно для зубов. Самарин тоже посмеялся над ее выбором, ограничившись чашечкой кофе.
Они особо не разговаривали, перекинулись парой слов и все. В мыслях Юлька до сих пор стояла в том углу, зажатая крепкими руками Дениса. Она все еще ощущала их на себе, чувствовала тепло, трепетала от мужского голоса, вмиг утерявшего свою мягкость, ставшего грубым и резким. Стоило признаться, что с таким Денисом, когда он выплескивал свои эмоции, а не держал их внутри, запертыми под крепкими замками, общаться намного легче.
Юля понимала, что неправильно, когда человек занимает все мысли. Без остатка, целиком и полностью. Так не должно быть, это ненормально, когда в каждом своем действии руководствуешься одним единственным, словно он, Денис, истина последней инстанции. Но, опять же, для нее это как есть мороженое, запивая горячим чаем, — ничего не можешь с собой поделать.
А на следующий день мама подтвердила ее ощущения. Между ними состоялся короткий, но содержательный разговор. Его нельзя было сравнить с наставлением или, попросту говоря, промывкой мозгов, но смысл нескольких как бы вскользь сказанных Натальей предложений глубоко задел.
— Мужчина должен ухаживать за женщиной. Можно привлечь его, но ухаживать, добиваться должен мужчина.
— Мама, я… — Юля не смогла внятно объясниться.
— Есть вещи, которые человек должен пережить сам. Я скажу тебе только раз и больше не буду. — Наталья взяла паузу, дожидаясь, пока дочь сосредоточит на ее словах все свое внимание. — Ничего хорошего из этого не выйдет.
В глазах матери Юля видела порицание. Осознание, что мама не одобряет ее поступков и поведения, давалось тяжело, горько. Хотелось кричать и спорить, защищать себя и Дениса, доказать, что мама ошибается, но слова замирали на языке. Девочка чувствовала себя ужасной лицемеркой, в глубине души соглашаясь с матерью в том, что ведет себя противоестественно, даже, в какой-то степени, неприлично. Но она тут же забывала про рассудительность, оказываясь наедине с Шауриным. Рядом с Денисом все по-другому. Все не так. Это какой-то другой мир, другая реальность, в которой Юля ощущала себя на верном пути. Ее не мучили сомнения и угрызения совести, она не просчитывала каждый свой шаг, действовала с оглядкой только на свои ощущения, а не на мнение других.
Так и до раздвоения личности недалеко.
Чувствовал себя как в жидком кипящем варе. Это при минусовой температуре за окном.
Весь день носился по городу на предельно допустимой скорости. Хотел вымотать себя, чтобы ни о чем не думать, выполняя бесчисленные поручения Монахова, но это не помогало. Жаль, что невозможно преодолеть скорость мыслей; как жаль, что их нельзя заставить бежать другой дорогой.
Подолгу стоял с сигаретой на улице, мерз у ночного клуба, совершая короткую передышку в своем марафоне, но ледяной ветер и прилипающая к груди стынущая влага не могли выстудить горевший внутри огонек, влив туда привычный холод безразличия.
Сейчас Денис себя не понимал. Чувства, которые вызвала в нем последняя встреча с Юлей, а особенно обстоятельства, при которых все произошло, никак не отпускали.
Знавал разные состояния, но это было похоже на сахарную вату. А он ненавидел сахарную вату. Да, она воздушная, легкая, приятная, с карамельным привкусом. Но вся эта сладость обязательно сопровождалась отвратительным липким ощущением. И если после сладкой ваты, достаточно вымыть руки и лицо, то для того чтобы смыть себя нежелательные чувства сего незамысловатого действа явно недостаточно. Чувства не смоешь мылом в раковину, не вытравишь самым лучшим стиральным порошком.
Говорят, что высшая добродетель заключается в том, чтобы задушить свои страсти. Будь это возможно сделать легко и безболезненно, не было бы войн, междуусобиц; человечество навсегда застряло в каменном веке, никогда не узнав, что такое прогресс. Известно, что только страстные натуры способны к открытиям.
Шаурин не собирался изобретать второй велосипед, но только четко следовать своим ориентирам. И пока их не заволокло туманом, свои собственные страсти требовалось задушить; убрать с дороги все, что могло испортить видимость.
Неожиданно, но именно Юлька стала этой помехой. А Денис не хотел ни на что отвлекаться. Тем более на представительницу слабого пола. И уж тем более на дочь самого Монахова. Слишком часто Юлькин образ стал мелькать у него в голове, а если она и перед глазами будет мелькать…
Шаурин появился в клубе задолго до начала боя. Не спрашивал, как парни провели выходной, с пользой ли, но в решающий день застал Леню в баре. Он сидел, чуть ссутулившись, оперевшись локтями на стойку, и заправляясь водкой.
— От чего лечимся? Похмелье? Стресс? Депрессия? — Денис хлопнул друга по плечу и присел на соседний стул.
— А можно без этих клинических признаков? Что я расслабиться не могу? Это ты на работе, а у меня выходной.
— Можешь, конечно. Расслабляйся. Кто ж против?
С тех пор, как Денис связался с Монаховым, дни перестали делиться на выходные и рабочие. Работа в таком ритме стала чем-то большим — образом жизни, что ли, мышления, новой привычкой, новой формой существования, которая подпитывалась очень хорошими деньгами. Даже слишком хорошими.
Для водки рановато, хотя, чем черт не шутит, может, опрокинуть пару стопок, чтобы отпустило напряжение.
Все же, нет. Не решившись нарушать свои правила, Денис попросил кофе. Праздновать он предпочитал по завершению задуманного предприятия, а не до его начала. Незачем судьбу гневить.
— Слушай, я хотел… — внезапно начал Лёня.
— Не бери в голову. Забей, — сухо перебил Денис, не дав ему договорить.
Словно прочитав мысли друга по его взгляду, решил, что речь пойдет о Юльке, а поднимать эту тему не хотелось. Одно упоминание девчонки подхлестывало эмоции, которые он тщательно гасил в себе, и разжигать их разговорами не стоило. Не нужно, чтобы кто-то копался в его душе, он и сам редко туда заглядывал, стараясь не ворошить все то, что таилось внутри.
— Как скажешь, — косо глянув, отступил Вуич.
Наверняка Денис не ошибся, и Лёня собирался обсудить с ним подробности того небольшого происшествия. Потому и пошел на попятную, что возможности высказаться ему не дали. Не будет у него такой возможности. Ни у него, ни у кого-либо другого.
— Денис, можно тебя? — К ним подошел один из охранников. — Там у нас проблема.
— Что стряслось? — Денис слез с высокого стула и быстрыми движениями одернул черный пиджак и застегнул пуговицы. — Сами не разгребете?
— Без тебя никак. Там одна компания на втором уровне дебош устроила. Еще минута и они друг друга перережут. А нам нахрена эти проблемы?
— Нет никакой проблемы. У тебя оружие есть — стреляй в голову. Вызывай катафалк.
Охранник хохотнул.
Они поднялись на второй этаж. Музыка громыхала, только вот большинство гостей, вместо того чтобы веселиться и отдыхать, как говорится, лежало мордами вниз среди перевернутых стульев и разбитого стекла.
Парни сработали быстро, всех скрутили, раскидали по углам — это Денис оценил. Но в тот момент, когда он ступил в зал, снова послышалась возня и шум начинающейся драки. Практически обездвиженные мужики сыпали матом и грозились всех перестрелять, как только им представится такая возможность.
— Монаха позови, — приказал охраннику, который шел рядом. — Быстро! — резко подхлестнул его, когда узнал в одном из неспокойных гостей сынка главы администрации города.
