Петр настолько погрузился в свои думы, что не заметил, как вошел Пожарский. За ним показался Василий с бледным как смерть лицом.
Дмитрий Михайлович поклонился по чину, в пол, и решительно заговорил:
- Государь, чегой-то Васька сказывает, будто ты не по-ребячески глаголишь? Молю тебя, яви милость, покажись холопу верному во всей красе.
- Та-ак! - нахмурился Петр.
Хотя гнев такого малыша выглядел скорее уморительно, чем грозно, лицо Василия приобрело пунцовый цвет, он бросился на колени и уткнулся лбом в половицу.
- Не вели казнить, великий государь. Все для пользы твоей, батюшка. Ты ж мне наказ дал иноверцев кликать, а как я такое дело без хозяина осилю? Поруку даю, князь Дмитрий Михалыч человек честный, достойный, об деле твоем будет как о своем печься и нас не выдаст.
Ну, Васька, ну, болтун! Впрочем, Петр и сам собирался открыться Пожарскому: ему нужны сильные и верные сторонники.
- А то я не ведаю, - хмуро сказал он. - Садись, князь. А ты, Василий, ступай. Да дверь поплотнее притвори.
Охранник вскочил и, согнувшись в поклоне, задом вышел из комнаты. А Пожарский в удивлении потряс головой, словно отгонял наваждение.
- Так значит, не соврал Васька?!
- Как видишь. Ладно, князь, коли мы теперь заодно, садись да сказывай, какие дела на Руси.
- Слава Богу, государь, - пряча улыбку, ответил Дмитрий Михайлович. - Я нонеча лишь из войска возвернулся, добрые вести привез. Отвоевали мы с князем Черкасским да воеводою Бутурлиным для твоей царской милости крепости Белую, Дорогобуж и Вязьму. Князь с государевым войском на Смоленск двинулся, а воеводу раненым свезли в Калугу.
Оп-па! Смоленск как раз один из первых пунктов в плане Петра! Если его отвоевать, поляки наверняка пойдут на переговоры, причем на совсем не на тех условиях, что были в дейтсвительности.
Петр прекрасно помнил: взяв три крепости практически без боя, русские командиры уверились, что и Смоленск сдастся на милость победителя. А оттого просто взяли его в кольцо. И это при двенадцатитысячном войске! Ни штурма, ни подкопов. Даже артиллерию не потрудились привезти. А ведь внутри тогда было всего несколько сот защитников! Так и просидели наши четыре года под стенами, за это время половина войска разбежалась по домам. А вот ляхи не дремали, несколько раз прорывали осаду снаружи, пополняя гарнизон и запасы провизии.
Петр задумчиво посмотрел в окно на золотые маковки соборов. Да-а, надо исправлять дело. Сколько раз они с Патриком обсуждали это бездарное "сиденье". Тот, помнится, говорил, что и осадные орудия не спасли бы русских. А вот посмотрим!
Так-так, а крепость Белая - это не та ли самая, где Лермонтовский предок воевал? Ого, как интересно!
Оторвавшись от созерцания куполов, Петр искоса взглянул на князя.
- В Белой вместе с литовцами наемные иноземцы были?
Пожарский взглянул с изумлением.
- Как же ты, батюшка, про то сведал-то? Я ж никому покамест не сказывал, вот только утрась в Москву въехал. Да, там полно немцев, мы их бельскими кличем. Били тебе челом, дабы принял ты их на государеву службу.
Проигнорировал вопрос, Петр приказал:
- Там среди прочих должно быть Джорджу Лермонту. Вели сыскать и привести ко мне, поглядеть на него желаю.
Князь с удивлением кивнул, а Петр продолжил:
- А немцам ответствуй, мол, царь согласен, и накажи дать им жилье да жалованье. Ну, а что на Москве деется?
- Дык я ж токмо приехал, батюшка Петр Федорыч, ничего покамест не ведаю. Разве что посольство из Персии прибыло. Шереметев велел послать им пять карет для торжественного въезда, вот мы у стен-то и встренулись. Разместили их в Китае, на богатых дворах, да пятерых толмачей придали, - Дмитрий Михайлович прислушался к колокольному звону за окном и вдруг лукаво усмехнулся: - Кабы ты их видел, великий государь, смешные - сил нет. Все с шарами на головах.
Царь в недоумении уставился на Пожарского.
- С какими шарами?!
- Дык из тряпок. Аршин по десять, поди, на голову наматывают.
- А-а… Погодь, это шаха Аббаса, что ль, люди? - сообразил Петр. - И Ризу привезли?!
- Какую Ризу, государь?
- Ну ту, что в Грузии захватили… - начал было царь, но тут же опомнился.
"Боже, что я несу? Ее ж только лет через десять привезут!" [21]
- Ни про какую Ризу никто мне не сказывал, батюшка. А персы - да, от шаха Аббаса посланники. Изволишь их принять аль пущай бояре с ними бают?
- Невместно мне пока открываться. Давайте уж сами. Они об союзе супротив турок просить будут, а он нам теперича без надобности. Вот если маленько попозжее…
- Ты что ж, сбираешься с османцами воевать? - изумился Пожарский.
- Нет, Дмитрий Михалыч, нонеча не с руки. Но опосля нам персы понадобятся. Ты скажи Шереметеву: в союзе совсем-то пущай не отказывает, ни "да", ни "нет" не ответствует, тянет время.
- Как прикажешь, великий государь.
- Шах Аббас силушку немалую имеет, Грузию с Арменией и с Ширваном у османов, вишь, умыкнул…
Юный царь задумчиво пожевал губами, разглядывая мысок маленького сапожка. Ох, что сейчас начнется! Он поднялся по ступенькам к своему трону, вскинул голову и в упор посмотрел на Пожарского:
- А теперича вот что, Дмитрий Михалыч: надобно нам с Польшей да Швецией замириться.
Князь отпрянул, на лице его застыло изумление.
- Как замириться, государь?! Да об чем ты?! Сказываю ж, три крепостицы у ляхов отобрали, Смоленск вот-вот возворотим!
- Как возворотим-то? Нешто вы туда осадные орудия подвели?
- Вот об этом не ведаю. Могет, и в Дорогобуже оставили… Крепостицы-то сами нам ворота отворяют.
- А коли в сей раз не отворят? Сколько ляхи продержатся?
- Ну-у… Небось, до весны-то сдюжат, а то и поболе.
- Дык к тому времени полвойска разбежится, в лагере зиму сидеть охотников мало. Да и урожай, поди, собирать надобно.
- Не сумлевайся, государь, по осени сдадутся ляхи.
- Нет, Дмитрий Михалыч, не сдадутся, а супротив того, Сапега еще защитников приведет, - вздохнул Петр и задумался.
"Ну да, все, как и было в реальности, ничего не изменилось. Ладно, исправлю эти досадные ошибки - и Смоленск будет взят. А потом попробую надавить на короля Сигизмунда… Как? Чем я могу ему грозить? Что про него знаю? Он хочет посадить сына на русский престол. Что еще? У него много детей, или, по крайней мере, будет много. Обожает жену, помнится, умрет от горя вскоре после ее смерти. Дети, жена… Кажется, скоро у него должен родиться сын… И после этого королева заболеет. Вот на чем можно его подловить! Рискованно, конечно, но попробовать стоит. А когда с поляками мир будет подписан, можно союзом с ними и шведам угрожать".
Между тем князь в отчаянии воскликнул:
- Да почто ж нам мириться, коли ломим? Ляхи-то затребуют, чтоб Владислав ихний царем русским звался. И помыслить жутко, сраму не оберемся, батюшка!
- Пусть себе, - беззаботно махнул рукой Петр. - Нам нынче не о чести, а о выживании государства думать надобно. Вот обрастем жирком, поднакопим силенок - тогда и займемся прочим.
Пожарский, с пунцовыми от стыда щеками, стоял перед царем и качал головой. Это что ж малец удумал-то?! Нет, совершенно невозможно делать ляхам столь унизительные уступки! Он решительно шагнул к трону.
- Воля твоя, государь, выслушай. Ты, хотя и Божий посланец, но дите малое, и в делах сих несмышлен. Дозволь боярам самим рассудить, не дай свершиться срамному миру.
- Чего ж ты, Дмитрий Михалыч, хочешь? Чтобы длилось великое шатание? Народу и без того едва не в половину убыло, дык и еще столько же на поле брани положить?! Я, хотя и в малом теле, но именем Господа сказываю. И все наперед ведаю.
- Да неужто? - рот у Пожарского приоткрылся сам собой. - Нешто ты будущность видеть могешь?!
- Вестимо. Откуда ж иначе я про бельских немцев услыхал? И все не так ладно, как ты, князь, себе мыслишь. Вон, новгородцы уже шведскому королевичу присягнуть вздумали. Сказываю - коли нынче не замиримся, пять годов землю кровушкой русской поливать будем - и все одно Смоленск и Чернигов ляхам уступим.
