- А чего ты так молодо выглядишь? Ты же самое большее лет на пять старше своего сына! - недоверчиво продолжил староста.
- Мой друг великий маг. Звать его Влад. Слыхал про такого? - Анфим согласно кивнул головой - он меня сделал молодым. И я буду оставаться таким очень долго. А на самом деле мне уже шестьдесят лет. Я сделал сына уже поздно, в сорок лет. Так что выглядим мы теперь с ним как два брата. Вот такие дела.
- Слышал я и про войну, и про Влада. Много про него рассказывают чудес - и что оборачивается волком, и что молнии мечет. А вот про то, что делает молодыми - не слыхивал. Всё бывает…вон, в Марфовке тоже колдунья есть - лечит всех, и наших тоже. Взяла на обучение двух наших девчонок. Может и у нас заведётся колдунья лекарка! Знаешь, пошёл я как-то на охоту…
- Анфим! - опять прервал Панфилов - о чём ты хотел поговорить, когда отослал Олега? Давай ближе к разговору, хорошо?
- Ага. Сейчас расскажу. В общем - слушай. Деревня наша стоит тут уже много, очень много лет. Столько лет, сколько и не упомню. Живём мы хорошо, сытно. Но вот только одна беда - мало у нас рождается сыновей. На одного сына три дочери. У меня больше сыновей - это благо, это счастье. Ты заметил, что у меня две жены? А у многих наших и по три, четыре - сколько сможет прокормить. А почему? У нас больше женщин, а где на всех найти мужиков? Вот и берём много жён. И всё равно не хватает парней. Мы тут все родня. Я женат на двоюродной и троюродной своих сёстрах. Не спасает и то, что часто жён берём из соседних деревень. Там тоже все наша родня. Испокон веков так живём. Лекарка нам сказала - так получается потому, что мы женимся на своей родне, нам нужно приток свежей крови. И где её взять? Стали часто рождаться уроды - одноногие, безглазые. Лекарка сказала, что это из-за того же, на родне женимся. Потому у нас уже давно принят обычай - мы просим приезжих, тех, кого занесло в наши края, оставить тут своё семя. Чтобы кровь обновлялась.
- И что вы от нас хотите? - спросил Панфилов, слегка краснея и уже зная, что он услышит.
- Я уже знаю, что ты запретил своим людям и сыну обращать внимание на наших баб. Я понимаю почему - Анфим проницательно сощурил глаза - но это не тот случай. Мы просим тебя, чтобы ты разрешил своим парням побыть с нашими бабами - теми, кого мы предоставим, и кто из них пожелает этого. Это нужно для нашей деревни.. все дети, получившиеся после этого, будут нашими детьми, вас никто не упрекнёт и не заставит их кормить, больше того - мы вам заплатим за помощь - соболями, медвежьими и бобровыми шкурами. Да и сам ты парень хоть куда, я бы рад был, если бы ты обрюхатил моих дочерей. Всё равно жениха подобрать им негде, мало свободных мужиков. Лучше пусть останутся у меня, и принесут мне парней. И у нас ещё есть вдовы - муж на охоте погиб, или вот такое - застудился, и не может обрюхатить бабу - вы уж не откажите, помогите нам!
- Неожиданно! - сознался Панфилов - я не буду говорить, что мы подумаем и такое прочее - если надо, поможем, конечно, только не хотелось бы, чтобы об этом знали где-то за пределами деревни.
- Ну а что такого-то? - не понял Анфим - так все делают! В Марфовке принято всем гостям предлагать на ночь бабу, жену хозяина, например! Я бы тебе предложил свою, но она старовата. Впрочем, если хочешь - буду только рад! Может, обрюхатишь и её - ей всего полтинник, кто знает, может и получится! А вторая помоложе, но она уже брюхатая. Я постарался! - Анфим гордо выпятил грудь и шумно высморкался в мятую тряпку - ну что, сдавленно спросил он, выбивая ноздрю - согласны?
- Согласны - с нервной усмешкой ответил Панфилов и подумал - ‘Чего только не сделаешь, чтобы помочь людям?’
Его устроили ночевать в отдельной комнате, на широкой деревянной кровати, застеленной медвежьими шкурами, покрытыми грубой льняной простынёй. Одеяло тоже было меховое, видимо из оленьих шкур - хорошо выделанные, они были мягкими и нежными, наверное, с молодых оленей.
Панфилов разделся до исподнего, сбросил тёплые сапоги, с мехом вовнутрь, и улёгся спать, затушив светильник. Спать не особенно хотелось - он вспоминал события последних дней, чёрные корабли, от которых, как он чувствовал, исходила какая-то опасность, анализировал информацию о торговле и незаметно для себя стал задрёмывать, когда услышал скрип двери.
Мирон встрепенулся, увидев тёмную фигуру, а та, увидев что гость не спит, тихо сказала:
- Ты обещал старосте.
Панфилов похлопал глазами и подвинулся в сторону, к стене, освобождая место ночной гостье. Та молча, в темноте, сбросила с себя одежду, белея на фоне тёмной стены молочно белым телом и скользнула в постель к купцу, прижавшись к нему, как родная. Он ошеломлённо лежал, не зная, как приступить к делу - уж больно дело-то такое…непривычное. Никогда он ещё в своей долгой жизни не выступал в роли племенного жеребца. Видя его смущение, женщина усмехнулась и взяла дело в свои руки - в буквальном смысле слова - запустив их Панфилову к самому сокровенному, что есть у мужчины.
Через несколько минут, она уже лежала под ним, тихо постанывая и вжимая его бёдра в себя, судорожными толчками поглощая то, что он ей оставлял.
Через десять минут всё закончилось. Женщина немного полежала на спине, сжав колени и приподняв их вверх, потом поцеловала Мирона в щёку и шепнула:
- Благодарствую - затем накинула на себя одежду и скользнула за дверь.
Мирон, ублаготворённый, с приятно ноющими чреслами, откинулся на подушки и захрапел - уже через две минуты после того, как ночная гостья исчезла.
Разбудили его настойчивые попытки реанимировать уснувшее естество - женская рука снова энергично его возбуждала, нетерпеливо шепча в ухо:
- Ты же обещал старосте!
Панфилов спросонок ничего не понял, и недоумённо спросил:
- Ты вернулась, что ли?
Женщина тихо выругалась и пробормотала:
- Уже какая-то зараза сняла сливки! Ну ничего, мне тоже хватит - и залезла на купца, возбуждая его всеми доступными способами.
Через пятнадцать минут, выжатый, как он думал - досуха, купец снова провожал взглядом уходящую женщины.
На этот раз посетительница была, как он ощутил, помоложе, с крепкой небольшой грудью и всем остальным, свидетельствующим о том, что она никогда не рожала.
Купец заснул, и проспал, как ему показалось, минуты три - когда его выдернул из сна новый персонаж - худенькая девица с жёстким, мускулистым телом, нетерпеливо терзающая его чресла. Он чуть не застонал - опять! - но сдался, и терпеливо отработал гостеприимство, под стоны и судороги посетительницы. В этот раз, похоже, она оказалась девственницей.
После её ухода он серьёзно подумал - не припереть ли дверь какой-нибудь скамейкой, потом решил - не стоит! Эти заразы просочатся и через дымовую трубу - будь что будет!
Заразы таки-просочились, их было ещё две - Панфилов с юности не трахался столько раз за ночь, и то, что он смог обслужить всю компанию, приписывал своему новому, модифицированному телу и системе регенерации, залечивающей его стёртое в сексуальных игрищах естество.
Наконец, ему дали поспать, видимо решив, что досуха использовали его способности. Он спокойно уснул, и проспал до рассвета, пока его не разбудила одна из дочерей старосты, потребовав обслужить её вне очереди, так как она дочь важного человека в деревне, и вообще - он такой красавчик, ей понравился и вообще, она очень хочет ребёнка. Ну не от брата же рожать?
Пришлось купцу ‘по-блату’ обслужить настойчивую девицу, оказавшуюся очень горячей штучкой, и притом очень умелой - что было странно - если в деревне так мало мужчин, с кем же девицы теряли свою девственность? Где учились сексуальным приёмам?
Панфилов не стал углубляться в эти дебри, чувствуя, что они заведут его далеко по пути исследования сексуальных обычаев иных племён, а лишь в который раз порадовался, что регенерация восстанавливает его синяки и потёртости. Иначе…
К завтраку появился и Олег, помятый и невыспанный, но сияющий и довольный. Он хотел что-то сказать, но Мирон его остановил:
