– Не верите? – крикнула из коридора Света. – Ща ваще ахнете!
Сидевшие на кухне подружки захохотали еще громче, но тут Кузнецова вернулась и девчонки онемели. Она держала руками подол юбки, превратив ее в подобие сумки, а в ней лежали пачки долларов.
– О….ь! – выпалила Юля. – Сколько денежек!
– Да, – гордо сказала Кузнецова, – мы не нищенствуем, в отличие от ваших родителей моя мамулька богата.
– Небось грины сувенирные, – не поверила Людмила, – фальшак.
Кузнецова протянула ей пачку.
– Можешь проверить.
– Че вы тогда в дерьме живете? – удивилась Юля. – Почему хорошую квартиру не купите?
– Ща расскажу, только зелень на место верну, – пообещала Светлана.
Полтора стакана сладкого вина слишком большая доза алкоголя для худенькой девушки. Света основательно окосела, только этим можно объяснить, почему она разболтала подружкам тайну матери.
Как многие дети, Светлана обожала подслушивать разговоры взрослых, а еще у нее всегда был тревожный сон. Кузнецовы жили в стандартной малогабаритной двушке: пятиметровая кухня, небольшая гостиная и смежная с ней крошечная комнатушка, прихожей нет, санузел совмещенный, холодильник стоит прямо у вешалки, на которой висит верхняя одежда. Для двух взрослых и одного ребенка места мало, и стены в жилье тонкие. Светлана, укладываясь спать, всегда хорошо слышала, о чем беседуют в большой комнате родители, они понижали голос, но у детей чуткие уши. Как-то раз восьмилетняя Светочка проснулась от плача мамы. Отец ее не пил, жену не бил, пара жила в любви и согласии, поэтому Светочка очень удивилась и решила подглядеть, что происходит. Девочка осторожно приоткрыла дверь, в образовавшуюся щелку увидела взрослых, те сидели у стола, на котором лежали пачки валюты и большой страшный пистолет.
– Андрюша, что ты наделал, – рыдала мама, – нас всех убьют.
– Успокойся, Алена, – буркнул отец, – я вне подозрений.
– Верни их назад, – простонала жена.
– Поглупее чего предложи, – огрызнулся муж, – там уже небось менты нарисовались.
– У нас дочь! Ты думал о ней, когда бабку убивал, – не могла утихнуть Алена.
– Из-за Светки на дело пошел. Девочка растет, а мы в сарае живем. Купим хорошую квартиру.
– Маслов тебя убьет.
– Никогда. Он своему водителю полностью доверяет.
– Господи! Ты чудовище, – еще горше заплакала мать, – Наталья Алексеевна тебя пирожками угощала, а ты ее убил.
– Ты знала, за кого замуж шла, – огрызнулся супруг, – я не скрывал от тебя ничего, ты в курсе, что я на Маслова работаю. Хлудова не белый лебедь, она казну Петра Маслова держала. Хорош выть. Поеду в Люпино, зарою там деньги. Петр нам мало платит, все бубнит: «Начнете, дураки, бабки тратить, нас возьму». У него-то детей нет! И себе он роскошную квартиру купил. А мне нельзя? Положу их к ангелам, никто не найдет. Мы пока ничего тратить не будем, посидим пару лет тихо, только тогда баксы в ход пустим. Не реви, я тебя люблю.
Вид заливающейся слезами мамы, громадный пистолет, гора долларов произвели на ребенка неизгладимое впечатление. Светочка дословно запомнила диалог родителей.
Вскоре после той ночной беседы отец умер, мать сказала дочке, что папа скончался от инфаркта. Примерно через месяц после похорон Алена отправила ребенка на лето в Екатеринбург к своей дальней родственнице, о которой Света до той поры ни разу не слышала.
В начале октября девочка сильно простудилась и слегла. Мать ушла на работу, Света захотела чаю с малиновым вареньем и начала шарить в шкафу, где Алена Николаевна держала продуктовые запасы, открыла дверцы, привычно потянулась рукой к полкам и удивилась. А почему их три? Раньше было четыре! Куда подевалась самая нижняя, на которой, сколько Света себя помнила, и стояли банки с вареньем? Сейчас они устроились прямо на дне шкафа.
Светлана вытащила все емкости, начала осматривать внутренности шкафа, случайно нажала на какой-то выступ в одной из стен… Раздался тихий щелчок, дно поднялось, в открывшемся потайном отделении стояла самая обычная спортивная сумка. Вы бы смогли сдержаться и не заглянули в нее? Я – нет. Светлана раскрыла молнию и увидела пачки банкнот, перехваченные разноцветными тонкими резинками.
– Твой папахен кого-то убил за баксы? – прошептала Юлия, когда Света замолчала.
– Точно не знаю, но думаю, да, – икнула подруга, – спать очень хочется… Глаза слипаются.
Кузнецова заснула прямо за столом, уронив голову на клеенку. Людмила и Юлия ушли. На следующий день Светка позвонила Нечаевой и забормотала:
– Ваще вчера набухалась. Зря мы сладкое пили, я наболтала всякой хрени, выдумала ерунду про деньги. Нет их у нас с мамой!
Юлечка сообразила, что Кузнецова не помнит, как притаскивала полный подол баксов, и ответила:
– Я сама окосела, не соображу, о чем ты.
Больше девочки про валюту не вспоминали.
– Мне сейчас станет плохо, – прошептала Берта, – перед глазами мухи летают.
Я вспомнила совет врача:
– Умойтесь холодной водой.
Нечаева направилась в ванную, Юлия уставилась на меня.
– Странно, что вы с Потемкиной не обокрали Свету, – удивилась я.
Юля прищурилась.
– Мы не крысы! Подруга – это святое!
– Благородное поведение, – отметила я, – узнав, что мать шантажируют, вы позвонили Свете, а та сообщила, что ее шантажируют вашими проделками и долларами?
– Да, – подтвердила Юлия, – мы поняли, что Людмила что-то задумала. Но мне Потемкина не позвонила, первой в пансион приехала Кузнецова, мы договорились, что сделаем вид, будто не знакомы. Потом заявилась Милка. Она глупо себя вела, очки на нос посадила, на башку бейсболку водрузила, помадой мазюкалась, но я-то ее мигом узнала. Потемкина от всех отворачивалась. Я не понимала, что происходит, хотела с Людмилой поговорить, но не успела, она исчезла. Потом маме приказали тебя поселить, а со мной шантажистка разговаривала лишь после того, как Светку убили. Велела посмотреть, висит ли в ее комнате платье в белый горошек, если да, то забрать его, померить, сделать прическу и макияж, как на фотке, которую мне на электронку пришлют.
– Вот почему ты в платье мертвой хваткой вцепилась, – вздохнула я, – прямо позеленела вся, когда я про него расспрашивать стала, убежала с пакетом, куда-то его запихнула. А кто мне платье подложил?
– Не я, – открестилась Юля, – наверное, Светка. Мы с ней только один раз поговорили, я к Кузнецовой поздно вечером зашла, мы в санузле спрятались, про Потемкину и ее прикид в горошек Светка не обмолвилась. Наверное, ей шантажист запретил!
– Может, и так, – пробормотала я. – Тебе шантажистка один раз звонила?
Юля растопырила пальцы:
– Три. Сначала велела платье примерить, потом уточнила, подходит ли оно мне, а сегодня утром приказала: «Одиннадцатого сентября жди моего сообщения. Будет репетиция».
– Что? – встрепенулась я.
– Она ничего больше не объяснила, – всхлипнула Юля, – пригрозила: «Если меня ослушаешься, вся Россия узнает, что ты убийца!» Я очень устала, у меня голова болит, спать хочу, мне плохо, тошнит.
– Ладно, – смилостивилась я, – последний вопрос на сегодня. В детстве Потемкина говорила вам про свою двоюродную сестру?
Юля улыбнулась:
– Когда мы подростками стали, постоянно. Она тебя ненавидит, все планы строила, как тебе гадостей навалять. Знаешь, куда Милка часть денег, которые ей при дележке достались, потратила? Наняла частного детектива, какого-то отставного мента, заплатила ему, чтобы все-все про сестрицу разузнал! Говорила нам: «Есть у нее дерьмо закопанное, не бывает, чтобы у человека говна не было. Хочу все про нее знать. Она еще у меня попляшет». Переклинило ее на тебе.
– За что ей меня ненавидеть? – поразилась я. – Мы никогда не встречались.
Юлия приподняла бровь.
– Неужели не помнишь? Твоя бабка праздновала юбилей, позвала гостей, пригласила Инну, Льва Геннадьевича и Людмилу. Милка во время праздника пошла по гостинице, во все номера нос засунула, в комнату хозяйки влезла, и у нее в ванной нашла браслет, очень красивый, дорогой. Ну она его и прихватила, думала, никто не видел. А ты, оказывается, за Людмилой пошла, подсмотрела, как та ювелирку тырит, и бабке наябедничала.
