— и что?
— Я, леди Миранда, шевалье Авельс, пастер Воплер с сыном, Лейф с Ингрид и капитан Антрел. Полагаю, не самое худшее общество.
Эрик тоже так думал.
— ваше сиятельство, если буду в замке — то с радостью.
Лиля кивнула.
— Хорошо. Засеками займешься?
— мне как раз корабль просмолить надо, а у вас в Яблоновицах смолокурня есть, так что проедусь, огляжусь.
Лиля кивнула.
Но все равно она была собой недовольна. Подумать бы раньше — и чего срываться из?за барона?
Просто его в округе боятся. А массовый ужас — штука заразительная. Вот и заразилась. И запрыгала. А так — спокойнее надо быть. Выдержаннее.
Ты — графиня.
А с другой стороны — поможет это тебе, как ежику — ракетное топливо. Если барон решит тебе гадить… нет, королю ты нажаловаться можешь, но здесь глухомань. Пока кто доберется, пока чего решат, интересно — средневековые бюрократы сильно от привычных отличаются?
Лиля вздохнула — и принялась за хозяйственные дела.
Ходила на уроки, присматривала за порядком в замке, проводила инвентаризацию вместе с Эммой, записывала все, что помнит из медицины и все, что могло пригодиться в этом мире и времени, выслушивала доклады по строительству и ремонту, раздавала указания…
Кто сказал, что аристократки просто сидели и вышивали? Да тут пахать приходится, как проклятой! Впору молоко за вредность требовать…
***
Амалия, герцогиня Ивельен, в девичестве леди Иртон, скользнула к мужу в кабинет. Тот сидел, разбирая какие?то бумаги. А увидев жену, отложил их в сторону и заулыбался.
— Проходи, дорогая. Что?то случилось?
— Нет, ничего серьезного, дорогой. Просто я волнуюсь за Миранду.
Питер привлек жену к себе, поцеловал ручку и погладил по округлившемуся животику.
— Леди вы лучше думайте о своем ребенке.
— но Миранда мне тоже не чужая…
— у нее есть отец.
— Но нет матери. А отец… милый, Джес не умеет быть отцом.
— я помню, дорогая, — откликнулся Питер, поглаживая талию жены и потихоньку спускаясь к тому месту, где это уже не талия.
— Мы ведь росли в основном с гувернантками. Отец постоянно был в делах и разъездах, бабушка с дедушкой нас не слишком любили, знаешь, как мы мечтали, что папа проведет с нами хотя бы день? Целый день?
Питер постарался не морщиться вслух.
Да знал он это все! И что дальше? Ты вышла замуж, милая. У тебя другая семья. И переживать ты должна не за соплюшку, у которой капризов больше, чем ума, а за своего нерожденного ребенка.
Но вслух он этого, понятно, не сказал.
— Дорогая, если пожелаешь, я направлю письмо в Иртон. Узнать, доехала ли Миранда и как она себя чувствует.
— О да!
Синие глаза Амалии вспыхнули.
— Прошу тебя дорогой!
— Можешь не просить, любимая.
Питер привлек к себе жену и нежно поцеловал.
Окажись при этой сцене Лиля — точно спросила бы почем литр розовых соплей. Но супругов никто не видел…
Никто не заметил тень неудовольствия, промелькнувшую в глазах Питера, когда Амалия заговорила о брате. Да и заметил бы…
Тени к делу не пришьешь.
***
Пару дней спустя Лиля уверилась, что была права насчет барона.
И просветил ее, как ни странно, Джейми. Хотя что тут странного? Лиля за это время не то, чтобы сдружилась с травником, но общаться им нравилось. В том числе и на профессиональные темы. Хотя до конца Лиля паренька понять так и не могла.
Вроде бы вежлив, приветлив, но иногда… из него прямо?таки прет властность, которая совершенно неуместна у паренька — травника из глухой провинции…
Хотя — Лиля не возмущалась. Она и сама временами ввела себя неадекватно. А подобное притягивает подобное.
— Барон, ваше сиятельство, скотина, сволочь и мерзавец. Весь в свою мамочку. И папочку тоже.
Лиля поощрила паренька кивком. Мол, сама знаю. А подробности можно?
И Джейми принялся рассказывать.
Барон Донтер, начиная с простого, таким не являлся. Вообще.
То есть к баронству он имел примерно такое же отношение, как Лиля — к великой китайской стене.
Баронство это примерно лет тридцать назад принадлежало старому барону Донтер, у которого были сын и дочь. Дочь вышла замуж за любимого мужчину, правда, шевалье, из безземельных, но разве это важно, когда речь идет о любящих сердцах?
А то, что через пару лет после заключения брака (все еще бесплодного) к шевалье переехала сестра, а наследник барона случайно погиб на охоте — это уж и вовсе лирика.
Погиб и погиб, кабан — животное невежливое, особенно если в него острыми железяками тыкать. Не он первый, не он последний. А что юноша был опытным охотником — а что? Погибают одни ротозеи?
Да любой приличный ротозей к кабану не сунется — и жив останется. А вот опытный охотник как раз и рискнет…
Одним словом — парень погиб. И наследником стал супруг дочери. По личному прошению барона. Кое?кто говорит, что барон к тому времени, правда, умом от горя повредился. Но это все вранье, кто же будет прислушиваться к словам крестьян?
А дочь барона?
А говорят, что она сидела под замком. И слова не могла сказать против супруга. Тот ее убить угрожал…. Одним словом ахинея.
Лиля кивнула.
Имел место быть рейдерский захват собственности. Не новость и в двадцатом веке.
Одним словом, поместье наследовать король разрешил. А потом стало еще интереснее. Спустя несколько лет бесследно пропала дочь барона.
Куда?
А никто не знает.
Было несколько версий. По одной — она изменила супругу со стражником и сбежала с ним, прихватив пару горстей золота из кармана супруга.
По другой — умерла в родах от горячки.
По третьей — сошла с ума и утопилась в болоте.
Одним словом — темна вода во облацех.
Так что остался пришлый барон — шевалье. И его сестра. С сыном, прижитым также от какого?то шевалье. Который также сделал ребенка и погиб на охоте. Вот этот сынок… на него и подали прошение о признании его следующим бароном. Ибо что?то там темное с женой барона было, пастер брак заключать отказался. А незаконные дети земли наследовать нее смогут. Есть какая?то хитрушка в законах.
Лиля только вздохнула.
Что тут скажешь? Сосед ее — человек выдающихся душевных качеств. Еще поискать такую гниду.
А еще…
Не многовато ли живности расплодилось в местных лесах? И все с людоедскими наклонностями? Кабаны, волки…
Просто страшно в лес выйти. А бронежилеты тут так и не изобрели.
***
Когда Август прочитал письма от дочери — у него даже руки затряслись.
Он и так ждал прибытия Тариса Брока, как взгляда Альдоная, но прибытие превзошло все ожидания.
Его дочь, его милая девочка, которая росла в тепличных условиях — в полуразваленном замке, практически без охраны, управляющий воровал, граф своим долгом пренебрегал…
А ее письма…
Да что должна была перенести доченька, чтобы ТАК писать?
Она не жаловалась, не ругалась, не плакалась на жизнь. Она просто…
Так могла бы писать женщина, в два раза старше и мудрее. Но что заставило повзрослеть его дочурку?
Август даже думать об этом не хотел.
А вот прибить Джерисона Иртона к Мальдонаиной матери — хотел. Очень.
Сукин сын!
Жена, конечно, собственность мужа. И с этим сложно спорить. Но Август постарался обезопасить дочь, как мог. И включил в брачный договор несколько пунктов. Например, о безопасности жены. А вот проживание супруги в полуразрушенном замке и без охраны сюда явно не вписывалось.
А если расспросить дочь внимательно… Может быть найдутся и другие нарушенные пункты? Любовь — чувство эфемерное, его нее отследишь.
А вот если Джерисон еще и на 'девичью долю' покушался, то есть на те суммы, которыми должна была распоряжаться сама Лилюшка — это уже более весомо…
