— Сопротивлялся?
— Денег обещал, если отпустим, — лицо Ивара было откровенно насмешливым. Лиля тоже фыркнула.
— Денег обещал? Ну что, дружок, кто тебя послал? Колись, сука!
Рядом рявкнул медвежьим басом — иначе и не скажешь, Гэл, обещая убийце что?то веселое. Типа посадки на кол.
Рявк не произвел впечатления — и Лиля тут же успокоилась. Нечего орать, если не поможет.
— что с ним делать?
Вообще?то она знала, что такое допрос в полевых условиях. Но самой… Не та специализация. И рука болит.
Вирмане глядели с сочувствием. И высказался Ивар.
— Ваше сиятельство, может, вы бы за дверью подождали? А мы уж тут?
Лиля покачала головой.
— нет. Он хотел меня убить. Я должна знать…
Ивар глянул с уважением. И кивнул на большую скамью.
— может, посидите там? А мы уж пока тут?
Лиля кивнула. Отошла к стенке и уселась. Сделала безразличное выражение лица и принялась разглядывать ногти. А нам все равно, а нам все равно, станем мы храбрей и отважней льва… Ивар склонился над пленным.
— рот ему завяжите.
Приказание было тотчас же исполнено.
Ивар ласково глядел в выпученные глаза.
— Не страшно? Понимаешь, что мы сейчас с тобой сделаем — и пощады не просишь? Это хорошо. Я таких люблю…. Очень люблю. С тобой можно будет долго играть, прежде чем ты попросишь пощады. А то игрушки так быстро ломаются, это просто ужасно…
Голос его был искренне огорченным.
— Я с тобой буду играть. А ребята мне помогут. Ребята, у кого есть нож?
— вы его не убьете? — уточнила из угла Лиля.
— Зачем? Сначала мы что?нибудь попроще сделаем. Иголки под ногти, например. Потом ногти обдерем. А потом и шкурку драть начнем. Солью посыпая. Ради хорошего дела ведь не жалко…
— За солью сходить? — уточнил один из вирман.
Ивар пожал плечами.
— Погоди пока. Эмму среди ночи будить неохота. Мы пока по — простому…
Нащипать ножом лучинку на тоненькие острые щепки?
Пара секунд.
И вирманин цепко ухватил убийцу за руку.
— ты со мной можешь даже не разговаривать. Я люблю людей резать…
И ловко вогнал первую щепку под ноготь.
Убийца взвыл даже через кляп и выгнулся на столе. Но кольца и веревки держали крепко.
А Ивар продолжал. Медленно, с чувством, комментируя каждое действие…. Вгонял щепки, расшатывал, объяснял, что потом просто будет отдирать ногти — и опять вгонять щепки уже в живое мясо… Лилю тошнило. Но она старалась не показывать вида.
Так прошло минут двадцать. И только потом вытащили кляп. Лиле это время показалось годами. Но она молчала. Не надо. Не лезь, девочка… Терпи.
Мерзко. Но необходимо. Здесь еще не придумали 'сыворотку правды'.
— Ты ведь не будешь говорить, кто тебя послал? Правда?
Убийца выдохнул пару ругательств. И вирмане опять взялись за кляп. Кажется, он хотел остановить процесс? Лиля не решилась ничего сказать. Она только наблюдала. Есть вещи, в которые лучше не вмешиваться. Присутствовать она обязана, как графиня Иртон. А вот пытать самой — еще не хватало. Но… пальцев всего двадцать. Они обработали руки, сняли сапоги… эта скотина ноги моет? Или только носки на водку меняет?
Когда закончились пальцы на ногах, убийца уже потерял всякое самообладание. Он дергался, мычал, скулил что?то сквозь кляп…. Лиле было мерзко до предела. Но простите — это ее жизнь. И жить еще охота.
А если она не узнает, кто ее заказал — где гарантия, что за одним убийцей не придет следующий?
— пощадите!!! — завопил сломленный мерзавец, как только ему вынули кляп. — Я все скажу!!!
— кто тебя нанял?
— Он не назвал себя.
Ивар взялся за кляп.
— я знаю, зачем он это сделал!!!
— Вот как?
— У его телки шашни с графом Иртон.
Лиля вскинула брови. Вот как? Жена помирает в глуши, а супруг себе кого?то нашел?
Очень, очень мило…
— А телку как зовут?
— Аделаида Вельс…
Главное Лиля узнала. Остальное было деталями. Женщина посмотрела на Ивара.
— Продолжайте расспросы. Я выйду. Здесь душновато. Да и товарищ обгадился… мне это не нравится.
— Как скажете, ваше сиятельство.
— И не убивайте без моего разрешения. Вдруг еще пригодится?
— Слушаюсь, госпожа графиня.
— Утром расскажете мне, что он еще скажет. Когда я вернусь с богослужения. И работайте.
— проводи, — кивнул Ивар Олафу — и наклонился над убийцей.
Последнее, что слышала Лиля:
— Если почую, что соврал — шкурку драть не буду. Вместо этого сделаю лучинку поострее, засуну тебе в… и подожгу. Только так запоешь, …. и …
Лиля едва прошла пять шагов. А потом упала на колени — и ее вырвало.
Не от ужаса, нет. Тут все наложилось.
Страх за свою жизнь.
Адреналин от схватки.
Боль от раны.
И пытка тоже….
Резать человека на операционном столе было не страшно. Тоже мне, трагедия…
А вот наблюдать за пыткой, всем видом показывая, что тебе скучно и вообще — лучше бы ты 'Дурдом-2' смотрела…. Это было гадко и мерзко.
И Лилю рвало.
Жестоко и мучительно, одной желчью…
Олаф поддержал ее за плечи, протянул что?то вроде тряпки…
Лиля вытерла лицо и сплюнула.
— Вы его дожмете?
— Да. Не бойтесь, госпожа…
— я не боюсь, — Лиля всхлипнула. — Не за себя. Там же Миранда была… а если бы эта мразь на нее руку подняла? Я взрослая, а она?то ребенок! Беззащитный!
Вирманин помрачнел.
— Мы будем вас защищать….
— Лучше научите нас с Мирандой защищаться самостоятельно….
Лиля кое?как доползла до комнаты — и упала на кровать прямо в одежде.
Надо бы зайти к Мири, проверить, как она там, но сил не было ни на что. Даже плащ снять.
Тошно… как же тошно… пытать живого человека… а там, за линией горизонта, кто?то хочет тебя убить…. За что?
Просто так. Потому что ты — графиня и твой муж не держит штаны завязанными…
Просто так…
Лиля тихонько плакала.
Тихо — тихо, чтобы никто не слышал. Ей было очень плохо.
Болела рука.
На душе было гадко.
Завтра она опять будет сильной. Она будет улыбаться, будет шутить и смеяться, она постарается найти подход к пастеру Воплеру, но сейчас — сейчас она просто слабая женщина.
Которой не на кого рассчитывать, не на кого опереться, которую предал муж…
Лиля и сама не знала, сколько там от Али, а сколько от Лилиан…
Ей просто было больно.
Глава 2. Свят — свят — свят…
Лиля так и не уснула. И даже не пыталась.
Болела рука, спина, колени… короче — все. А после истерики — еще и горло.
Поэтому лицо в порядок она приводить даже не стала. Козе понятно — если его в три слоя штукатуркой не покроешь — ничего не скроешь. Ни красных глаз, ни отеков, ни… эх, не надо было бы плакать… а что она — не человек?
Не всегда же получается себя контролировать! Хватит и того, что никто не видел. А думать — что хотите, то и думайте. Мне на молитву надо…
Лиля напялила розовый балахон из тех, которые не продала и не перешила. Так лучше. С пастером надо искать общий язык. Так что вид должен быть традиционным. Это пока ей удавалось изворачиваться. Сначала разыграть истерику, а потом уехать. Вот пастер с ней и не пересекался. А ведь должен. Должен, потому как она самая крутая прихожанка в окрестностях. И денег с нее получить, и пример она должна подавать людям… короче, никак им не разминуться. И это не поверенный мужа. Пастера травануть не выйдет. Да и удалось бы — следующий лучше не будет. Еще и патер Лейдер… жиголо, мля!
Других выражений у женщины не находилось. Но лучше уж это учесть. И не давать повода для приезда. А то, что священники между собой связаны — это и к гадалке не ходи.
Кстати, какое горе, какая беда — сильно заболел Ширви Линдт. Беднягу рвало, плющило и колбасило по полной. Всю ночь. Ему даже не до графини было — его наизнанку выворачивало. Он страдал.
Так что он на службу не ехал. Зато ехали все остальные.
