Невысокая будочка-парапет, наполовину пустой стакан с водой, пить которую отчего-то не хотелось. Казалось, затхлость тогда заполнит тело, и оно станет частью общей скрипучей декорации зала суда, куда Лайзу привели почти сутки спустя.
Сутки сидения в небольшой пустой комнатке с кроватью, стулом и постоянно закрытой дверью. Сутки тишины и времени на раздумья.
Она сумела восстановить в памяти многое, но не все: собственную квартиру и слезы, что хлынули водопадом, стоило Чейзеру шагнуть за дверь, отчаяние, страх, беспросветность. То глупое решение — желание ощутить на щеках ветер, — что в итоге привело к катастрофе. Вспомнила, как насиловала железного коня, отчаянно вращая ручку газа, как юлило под колесами мокрое шоссе, как вдруг вылетела на встречку машина…
А вот дальше терялось.
Наверное, была травма, наверное, она ударилась, упав с мотоцикла, но откуда-то взявшийся доктор прямо там, у дороги, за тот короткий отрезок времени, что у него был (она долго пыталась состыковать временные промежутки по внутренним ощущениям и часам), сумел залатать ушибы (ссадины, переломы? Ведь кровью были залиты не только штаны, но и воротник) так ладно, что не осталось ни одного синяка.
Как?
И где были те синяки?
Почему кровью пропиталась вся одежда, но Лайза не смогла отыскать на себе ни единой шишки?
А на обочине точно стояло два автомобиля — она могла в этом поклясться: один синий фургон, докторский, а второй Чейзера — его бы она узнала где угодно. Значит, Мак тоже был там. Приехал, пытался помочь ей, а затем вызвал доктора.
При мыслях об этом сердце исходило горечью, болью и нежностью. Он пытался. Наверное, пытался что есть сил и даже сделал что-то, из-за чего они теперь здесь, в Комиссионном зале суда.
Создатель, какая же она была дура, что допустила все это: этот кошмар, этот горб на ровном полотне жизни, этот судный день, что не сулит в итоге ничего хорошего.
Ровные голоса, отрешенные лица и взгляд, который она все это время пыталась поймать — тщетно; Аллертон напоминал сидящую в огороженном низкими деревянными перилами углу статую. Застывшее лицо, непроницаемое выражение и боль, застывшая в глубине глаз. Она не видела их — он смотрел в окно, — но чувствовала. Ни слова, ни поворота головы, ни единой эмоции, пока один из представителей Комиссии, тот, что сидел посередине, ровно зачитывал строки.
— …имя пострадавшей — Лайза Дайкин. Применительно к ней было произведено формирование энергоструктуры, именуемой Печатью Воина. — Голова поднялась от бумаг; немигающий взгляд уставился прямо на нее. — Мисс Дайкин, просьба отвечать на вопросы честно, иначе детектор засечет колебания графика, и мы будем вынуждены применить меры, чтобы произвести дополнительное дознание. Это понятно?
— Да, — она едва сумела выдавить из пересохшего горла это хриплое слово и закашлялась. Все-таки отпила воды. Поморщилась от неприятного вкуса.
— Говорите только правду. Четко, коротко, по существу. Вопрос первый. Вы знали о том, что обвиняемый в нарушении пункта 2.2D.4 Мак Аллертон применил по отношению к вам запрещенный метод воздействия?
Справа, оттуда, где стояли пустые лавочки, раздался раздраженный голос:
— Он сделал это для того, чтобы спасти ей жизнь. Нет другого метода перелить энергию в человека…
— Мистер Лагерфельд! — жестко прервал один из обвинителей. — Вам вопросы будут заданы, когда придет время. Если вы еще раз позволите себе…
Окончание предложения Лайза не услышала, потому что на нее обрушился шквал эмоций — значит, вот что произошло! Мак привел в действие какое-то заклятие, чтобы спасти ее до приезда доктора. Значит, она действительно пострадала и пострадала так сильно, что… умирала? Неужели умирала? Создатель помоги ей… и ему! Тому, кто теперь сознательно избегал кинуть в ее сторону даже короткий взгляд.
— Мисс Дайкин?
Лайза вздрогнула и с трудом сместила взгляд с лица Чейзера на говорившего.
— Да?
— Это ответ на вопрос?
— Простите…
— Должен ли я повторить вопрос?
— Нет-нет… — Чтобы вспомнить четкую формулировку звучавших слов, пришлось напрячься. — Знала ли я? Нет, я не знала, потому что была без сознания… Я пыталась уйти от…
— Это не важно, — ее грубо оборвали. — Повторяю, ответы должны быть короткими и по существу.
Но ведь они и есть по существу!
Лайза тут же вынырнула из того сонного состояния, что преследовало ее в последние часы, и вскипела: если ей не позволят объяснить причины действий Мака, тот может серьезно пострадать! Как они смеют обрывать?!
— Но ведь это по существу…
— Нет.
Короткий, как удар хлыста, ответ. Лайза сжала зубы и умолкла. Покосилась туда, где сидел доктор, почувствовала его немую поддержку.
— Значит, о применении запрещенного метода вы не знали. Перед тем, как метод был применен, был ли вам задан вопрос о согласии стать женщиной обвиняемого?
— Что вы имеете в виду?
Самый правый из трех, тот, что задавал вопросы, укоризненно нахмурил брови и недовольно пояснил:
— До сегодняшнего момента звучала ли по отношению к вам фраза «Стань моей Женщиной»?
Она едва не поперхнулась.
— Зачем вам это? Какое это имеет отношение к де…
— Отвечайте!
— Да, звучала. — Лайза сконфузилась. Ведь это личное дело двоих, причем здесь Комиссия?
— Было ли вами дано согласие?
Ее ступни приросли к полу, а сердце бросилось в предательский галоп. Здесь бы ответить «да». Наверное, это очень важно, раз они спрашивают, тем более, сейчас бы она с удовольствием ответила «да», но тогда… Тогда не ответила, не смогла… А теперь жалела. Но что важнее — прошлое или настоящее? Сейчас бы она отдала все на свете, чтобы повернуть время вспять и проговорить две заветные буквы вместе трех ошибочных. Сейчас бы она выпрыгнула из-за парапета и бросилась прямо туда, в огороженную зону, где, не поворачивая головы, сидел Мак.
— Мисс Дайкин, у вас зафиксировано ускорение пульса выше предельной нормы. Если вы обдумываете вариант ложного ответа, Комиссия назначит за него наказание.
Она выпила воды — поганой затхлой воды, лишь бы не открывать рот. Почему тогда не произнесла «да»? Почему? Дура!!!
А теперь правда. И ничего кроме правды.
— Нет. — Выпало наружу скользкое и вялое, как кусок обляпанного пылью желе, слово.
— Фиксируем. Согласие дано не было.
В этот момент Мак повернулся: то же самое разочарование она видела в его глазах в прихожей. Ту же боль, ту же грусть, тот же немой вздох. На этот раз, чтобы скрыть подступающие слезы, отвернулась она.
— Мисс Дайкин, знаете ли вы, что такое Древняя Печать Воина?
— Нет.
Ей плевать, что это. Если это то, что требовалось, чтобы спасти жизнь, она могла бы согласиться на ковш вонючей жижи, влитый прямо в рот. А уж что бы там ни выбрал Мак, не ей судить.
Представитель Комиссии постучал подушечками пальцев по столу и пояснил:
— Печать Воина — это, если можно использовать это слово, — заклятие, которому обучены лишь те, кто в настоящее время достойны называться воинами. Этот метод применяется мужчиной по отношению к своей, повторяю, СВОЕЙ женщине, чтобы создать плотные энергетические узы между партнерами. И эти узы являются обещанием любить, уважать и почитать, а так же ожидать того же самого в ответ от той, кто дала согласие быть ими заклейменной. Так же они налагают ограничение в виде неспособности иметь сексуальный контакт с другими партнерами, поскольку если подобный контакт состоится, у человека, носящего печать, наступит смерть.
— Смерть?
— Да, смерть. Поэтому печать в свое время и была запрещена.
Внутри Лайзы все притихло.
Вот, значит, что использовал Мак, чтобы не дать жизни покинуть ее. Запрещенную Печать, которую мужчина дарил своей женщине, печать вечных уз, обещание любить, клятву верности. Через такую, по словам доктора, партнеры могли обмениваться жизненной энергией…
Лайза неосознанно коснулась пальцами места под ключицей, инстинктивно почувствовала, что рисунок проявился именно там. Жаль, что в той комнате не было зеркал…
