Засыпала спокойно, без нервов, впервые за все это время ощущая, что все идет правильно.
(Paul Cardall — Gracie's Theme)
Как давно он не был дома.
В тихой кухне, где давно пересохла в раковине последняя капелька воды, в коридоре, где под ногами щекотал ступни мягкий ковер, в гостиной, где, укутавшись тишиной, спал покрывшийся пылью телевизор. В той самой спальне, где на стене висела "полюбившаяся" Лайзе картина неизвестного художника-абстракциониста.
Мак постоял в дверях, затем шагнул в комнату и поправил сбившийся на бок уголок персикового покрывала. Открыл окно, еще раз взглянул на полотно. Улыбнулся, понял, что впервые за все это время не тяготится пребыванием в собственном особняке… без нее.
Она вернется. Лайза скоро вернется.
Возьмет или не возьмет кольцо — не важно, лишь бы только отражался от стен ее смех, лишь бы ступали по лестницам босые ступни, лишь бы было для кого готовить по утрам завтрак.
Он спустился вниз и долго созерцал убого-пустые полки холодильника — нужно срочно их наполнить. Купить дополнительные приборы: тарелки, вилки, ножи… С рисунком или без? Какие ей понравятся больше?
Нестерпимо хотелось поехать и забрать к себе все ее вещи, перевезти все до единой безделушки, но Мак знал, что никогда не сделает этого. Пусть выберет сама, что взять, а что оставить. Не возьмет старые, они наживут новые, делов-то…
Один или нет, а он зачем-то повесил в ванной второе полотенце — нежно-зеленое — рядом со своим — синим. Сделал мысленную пометку купить новые зубные щетки и долго ходил по пустым комнатам, о чем-то думал, смотрел на все новым взглядом — взглядом не одинокого человека, а мужчины, в дом которого скоро вновь впорхнет счастье. К чему-то прикасался, что-то просто подолгу рассматривал. Потом сидел в кабинете наверху и слушал тишину — спокойный, расслабленный, согревшийся изнутри.
Казалось, та уродливая цементная кладка, что сформировалась изнутри в день суда, размякла и просела. Покрылась вдруг травой и стебельками с бутонами; еще чуть-чуть, и распустятся цветы.
Вспомнил, что слишком широко поставил в гараже автомобиль, но осадил себя, не пошел перепарковываться — рано. Мираж еще не приехал на постоянное соседство.
Перед сном Мак долго лежал с открытыми глазами.
Все-таки молодец Стив, он ему должен…
Да, ход был рисковым, но Лайза не растерялась, сумела-таки выбить свое — отстоять их обоих, выбить право на счастье. Конечно, не все препятствия еще позади, но главная преграда рухнула — запрет отменили. И Дрейк… ведь ни слова не сказал о звонке, хоть и знал о нем. Не мог не знать, хитрец. Он, наверное, о многом знал наперед…
Аллертон закрыл веки и медленно выдохнул. В груди скопилось и теперь удерживалось тепло.
Еще несколько дней, и Лайза будет с ним. Греться в его руках, в ласке — нежная, защищенная, любимая. Уже недолго, он подождет. Был готов ждать всю жизнь…
За неимением под боком любимой женщины, Мак повернулся на бок и накрыл рукой вторую подушку.
Ее учили почти двое суток без перерыва: водили из одного кабинета в другой, пичкали новой информацией, просили все выучить, проверяли зазубренное. Показали принципы создания сложных голограмм — если спросят, должна суметь рассказать, — объяснили, как работать в специальной программе по созданию световых трехмерных моделей.
Выдали лист с ее «новой» слегка подкорректированной биографией, просили почитать в свободные часы, повели к специалисту-психологу — сухощавому мужчине в белом халате, — который несколько часов подряд объяснял поведение в сложных стрессовых ситуациях, учил, как вести себя под давлением, как избавляться от сковывающего при панике страха, как возродить угасшую мотивацию, как быстро сориентироваться при изменяющихся обстоятельствах.
Лайза сильно уставала уже к обеду, но все исправно мотала на ус. Собственная голова напоминала простоявший много лет пустым склад, теперь до отказа забитый ящиками и коробками. Не протолкнуться, чтобы не сломать ногу, а времени на сортировку и перестановку нет.
Она спала по пять часов в сутки — больше не давали, — мерила в лаборатории какие-то датчики, позволяла опутывать себя проводками, снимать показания.
Под вечер второго дня познакомилась и с командой; не столько с удивлением, сколько с растерянностью кивнула Рену Декстеру, поздоровалась со светловолосым стратегом Канном и приятным на вид мужчиной — Конрадом, радостно, словно старому знакомому, кивнула доктору. С замирающим сердцем посмотрела на Мака.
Красив же он все-таки в тесной черной одежде и при оружии. Красив…
Вечером ее еще раз перепроверили, взяли подписку о неразглашении изученного, сообщили, что домой отпустят утром, а тем же вечером стоит ждать звонка от людей некого Кей Ларвина. Что говорить и делать дальше, она знает.
Лайза кивнула.
В эту ночь она спала без задних ног и совершенно без сновидений.
День прошел обычно и нет.
Добравшись домой к обеду, Лайза разложила на кухонном столе картонные коробки с готовой едой, которую купила в ближайшем кафе, помылась и переоделась. Пока жевала жареную курицу, прокручивала в голове заученные фразы, вживалась в роль «преступницы» и мысленно настраивалась на предстоящую встречу.
Она сможет. Это недолго и нетрудно. На ум почему-то все время шли концовки из некогда прочитанных любовных романов: вот героиня, вся такая храбрая, решается на последнее безрассудство — конечно же, во имя благой цели и справедливости, — а герой несется за ней по пятам спасать. Все кончается чьим-нибудь ранением — иногда легким, иногда тяжелым, — а дальше наступает неизменное «жили долго и счастливо».
Ранений не хотелось.
Хотелось чаю.
И чтобы на смену солнечному дню поскорее пришел вечер.
Закат еще не наступил, а она уже успела прибраться в квартире, сложить в красивую коробку из-под конфет (этот подарок соседа она съела) рисунки, убрать на полку карандаши и протереть пыль. Вымела и вычистила паласы, полила цветы и, присев на диван, впервые позволила себе полистать «300 позиций для гурманов любви». На этот раз рассматривала картинки долго и с удовольствием.
Через полчаса книга захлопнулась, и потекли долгие минуты ожидания.
Скорее бы.
«Ничегонеделание» измотало, и около девяти вечера Лайза уснула прямо в кресле. Когда запищал сотовый, вздрогнула и не сразу смогла сообразить, который час и откуда доносятся странные звуки. Через секунду схватилась за телефон, сделала три медленных вдоха и как можно спокойнее ответила «Алло».
— Это вы связались с нашим человеком насчет исполнения заказа?
Начали без приветствия и долгих вступлений. Голос мужской, низкий, почему-то раздраженный.
— Я.
— В чем вы работаете? Сколько вы хотите за выполнение?
— Не хочу озвучивать это по телефону.
— Хорошо. Диктуйте адрес, подъеду, поговорим.
Она продиктовала.
В машине густо пахло освежителем воздуха — подвешенной на зеркале пластиковой улиткой, заполненной, судя по запаху, испортившейся кислотой.
За окном полностью стемнело; шумели вокруг зажженных фонарей темные кроны.
— В чем вы работаете?
— В ФоррандеПро 3.
Их было двое: один бородатый и узколицый, с круглыми выпуклыми глазами, второй расплывшийся боров, изборожденный складками. Возможно, вонял именно он, а не освежитель.
— Так сколько хотите за исполнение?
— Я не хочу один проект, я хочу постоянную работу. С постоянной месячной зарплатой.
Выдавая заученные фразы едким насмешливым тоном, Лайза чувствовала себя прожженной торгашкой.
Гости переглянулись. Водитель тихо спросил, будет ли у них работы хотя бы на полгода, бородатый пожал плечами и ответил, что придется спрашивать шефа. Повернулся к Лайзе.
— Примеры работ?
— Есть с собой. На флэшке.
— Редактор свой?
— У меня нет последней версии — дорого.
