Перед глазами вставала сцена, как будто со стороны: я стою на четвереньках, а он вколачивается в мой зад. И я при этом не могу сдержать стонов… Унизительная поза, унизительная ситуация, но я не могу сдержать стонов. А потом я испытываю оргазм — ровно тогда, когда он мне разрешает. И после всено получаю «Уходи». А как еще стоит обращаться с вещью, когда ее уже использовали? Почему даже сейчас, представляя произошедшее, испытываю возбуждение? Возможно, я тоже извращенка? Может быть, даже хуже него самого. Потому что он-то берет — такое желание хотя бы можно вообразить, а я что? Как коврик для ног… Интересно, если завтра он начнет вытирать об меня ноги, я тоже буду этим наслаждаться? Тоже буду кончать по его приказу?
Я откинулась спиной на кровать, закрыла глаза. Зажала ладонь между ног и напрягла бедра. По сути, мне не с чем сравнивать. Егор, мой бывший парень, во мне не вызывал и грамма этих эмоций. В первый раз мы прилично напились… и он лишил меня девственности. А я его. Было больно, но так бывает у всех. Потом мы еще занимались сексом, но сейчас я не могла вспомнить даже, было ли мне приятно — возможно, я просто уступала его просьбам. И терпела, пока он отпыхтит положенное и слезет с меня. Однако в его действиях не было ни капли принуждения! А засыпая в его объятиях, я не чувствовала себя использованной. Дело было в нашей общей неумелости, а может, и в отсутствии страстной влюбленности. Был ли он плохим любовником? Безусловно. Как и я была плохой любовницей для него. Ни о какой разбуженной сексуальности тогда и речи не шло. Моя теперешняя реакция на то, что не должно вызывать такой реакции, — именно то, что дремало внутри давно и ждало своего часа под целой грудой комплексов. Максим Александрович просто не обращает на них внимания, и потому они будто и для меня перестали иметь значение. Но, возможно, я сейчас чувствовала бы то же возбуждение, если бы со мной был любой другой опытный мужчина. Только без насилия, без давления — чувствовала бы сама!
Я сжала ладонь, потом раскрыла ее и провела по лобку. Погрузила средний палец между складками. Горячо. Но мгновенной реакции тела нет. Скользнула туда и обратно — приятно, но не больше. Надо ускорить движения? Надавить сильнее? Вспомнив о камере, я тут же убрала руку и испуганно открыла глаза. Это уже паранойя! Он не может следить за мной, не отходя от монитора! Улеглась на кровать, завернулась в одеяло с головой. Даже свет не выключила, но вставать снова не хотелось.
Утром после душа я не стала одеваться. И озябла, хотя в квартире обычно было тепло. Максим Александрович вышел из своей комнаты почти одновременно со мной.
Я тут же опустилась на колени.
— Доброе утро, господин.
— Доброе.
Он подошел вплотную, я потянулась к резинке спортивных штанов. Он не останавливал и ничего не говорил, только немного подавался бедрами вперед, поймав мой ритм. На этот раз я справилась тоже хорошо, уже зная, что и как делать. Теперь я даже реакции его изучила: как вызвать каменный стояк, когда именно надо ускориться. После того, как он кончил, послушно облизала головку и посмотрела вверх:
— Спасибо, господин.
— С каждым разом все лучше. Встань.
Я поднялась на ноги. Максим провел руками по моей груди, сжал. Потом еще раз — немного сильнее, почти до боли, но соски напряглись. Он потер их ладонями. Я задышала глубже, чтобы не выдать сбившееся дыхание. Потом положил руки на плечи, прошелся большими пальцами по ключицам, перебрался на шею. Я подняла подбородок вверх — массирующие движения были приятны.
— Послушная девочка. Хочешь чего-нибудь особенного?
Мне достаточно его поцелуя. И свободы. В любом порядке.
— Я хочу того, что хотите вы, господин.
Он улыбнулся широко, игриво.
— А как ты относишься к ошейникам?
Максим посмотрел в мои округлившиеся глаза, рассмеялся и направился на кухню. Сказал походя:
— Можешь надеть платье перед завтраком. Если хочешь, конечно.
Я, безусловно, хотела.
На работе все проходило тихо. Потом позвонила мама и позвала на ужин. Денис, дескать, снова ведет себя странно: с работы приходит поздно, а вчера опять явился с дружеской вечеринки пьяным. Может, хоть меня послушает, пока не впутался? Странное дело, но за эти несколько дней я почему-то по ним соскучилась. И не то чтобы мы привыкли встречаться часто, но я будто из изоляции почувствовала дыхание свежего воздуха.
После обеда все были по уши заняты новым рекламным проектом, и я решила использовать момент. Взяла какую-то папку для вида и направилась в кабинет директора, секретарь даже головы от бумаг не поднял.
— Максим Александрович, можно?
— Можно. Давай только быстрее. Завтра надо им хотя бы общий план представить, иначе заказ сорвется.
— Я… по личному вопросу.
Он оторвал взгляд от монитора:
— Что случилось?
— Ничего. Я просто хотела отпроситься… вечером. Всего на пару часов! Семья меня потеряет, если я вообще не буду с ними общаться.
Он встал, заправил руки в карманы брюк. Прищурился.
— Нет. У меня планы на вечер.
Придется сказать маме, что завалена работой… И завтра. И послезавтра. На следующей неделе Максим Александрович смягчится, или отец начнет звонить в МЧС.
— Как скажете, Максим Александрович, — и развернулась, чтобы уйти.
— Или мы можем перенести вечер на прямо сейчас.
Я замерла, медленно повернулась. Что он имеет в виду?
— Подойди.
Теперь я уже не была уверена в том, что так сильно хочу попасть на родительский ужин. Но распоряжение выполнила.
— Сюда, — он указал на край стола. — Ложись грудью на стол.
Выдохнула судорожно, но выполнила. Он встал сзади и собрал руками юбку, подтянул всю до талии. Погладил обнаженную кожу.
— Ноги шире. Ты должна всегда помнить, что я могу взять тебя в любой момент.
— Я помню, господин.
Я прижалась щекой к холодному столу и не сводила взгляда с двери. Сейчас кто- нибудь зайдет. Непременно. По всем законам подлости. Как я вошла всего несколько минут назад.
— Если чего-то хочешь — попроси.
Чтобы он сейчас меня отпустил? Он может это сделать вечером, когда я вернусь в его квартиру! В какой угодно унизительной позе.
— Пожалуйста, заприте дверь.
— Стой так.
Он мучительно медленно пошел туда, потом все-таки щелкнул ключом в замке. Секретарь мог услышать, обратить внимание… Максим Александрович повернулся ко мне, снял пиджак, откинул на один из стульев у стены, зацепил пальцем узел галстука и потянул вниз. Расстегнул ремень на брюках, пуговицу. Я наблюдала за ним, не шевелясь. Если уж все определено, то почему он не спешит? Наслаждается моим видом — вот так, с задранной юбкой, с раздвинутыми ногами, прижатой к холодной поверхности? Вытащил из кармана бумажник, открыл, оттуда так же спокойно достал блестящий квадратик — презерватив. Поднес ко рту и разорвал зубами пачку. Потом только подошел и встал сзади.
— Руки подложи под лоб и не поднимайся.
Он не спешил, а я уже дрожала не только от стыда. Максим взял меня за бедра и немного потянул на себя. Ввел член во влагалище медленно. Остановился, положил мне руку на спину, прижимая к столешнице сильнее. Первые движения были тягучими, но позволившими мне хоть немного расслабиться. Но очень быстро он начал наращивать темп, заставляя скользить грудью вперед и назад по гладкой поверхности. Теперь он обе руки положил мне на талию, насаживая все резче и глубже. Я застонала. Еще, еще. Слишком сильно.
Но он не останавливался. При этом все отчетливее слышались звуки, когда он выходит почти до конца, а потом всаживает на полную длину и ударяется бедрами о мои ягодицы. И все это в таком бешеном темпе, что я непроизвольно начала сжиматься внутри и постанывать. И от этого распалялась еще сильнее. От оргазма меня отделяло только смущение, никак не могла отвлечься от мысли, что прямо сейчас весь офис уже знает, что со мной делают. Как это делают. Тут еще и Максим Александрович приказал холодно, не останавливая движений ни на секунду:
