– Из рая в ад? Никогда! Что мне там делать? – удивился Перье. – Ты в курсе, что вся рыба, которой торгуют в Европе, отравлена ртутью? И овощи химические, а одежда сплошная синтетика. А здесь продукты натуральные. У меня на огороде…
Я не поверила своим ушам:
– Ты завел грядки?
– Конечно, я выращиваю амбронию, – похвастался Жорж. – Она у меня самая крупная на острове. Позавчера на выставке фермеров я медаль за нее получил.
– Извини, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Твоя амброния фрукт или овощ? – призналась я.
– Птица, – растолковал Жорж, – выращивается для почты, она с острова на остров письма доставляет. Ее не едят! Слопать амбронию – это все равно что сделать котлеты из Хуча!
– Птичья почта, – восхитилась я, – прямо как в романах Жюля Верна. А электричество у вас есть?
– Не в первобытном мире живем, у нас цивилизация, – обиделся Жорж, – и мобильная связь работает, ты сейчас со мной по телефону разговариваешь. Правда, с Интернетом проблемы, он иногда рушится. Но мне это нравится, не желаю новости знать и почту в Сети не проверяю. У нас очень хорошо, и птицы письма носят, потому что островитяне ратуют за естественность. Приезжай в гости, увидишь рай и захочешь в нем остаться.
Я усмехнулась. Учитывая нестабильный Интернет и нежелание Жоржа проверять электронную почту, ответ на свое послание Дегтяреву придется ждать пару лет.
– Зачем я тебе понадобился? – спросил Жорж.
– Помнишь кражу драгоценностей герцогини Шевальер?
– Не каждый день исчезают исторические побрякушки, – хмыкнул Перье. – Их украли в начале девяностых. Этим занимался Роже Барбье, очень опытный следователь, но он так и не выяснил, кто украл ювелирные изделия, заработал инфаркт и умер. Сначала меня к Барбье прикрепили, но потом перебросили на другие дела, на подхвате у Роже остался Николя Васкос. Ты его знаешь, он после кончины Роже со мной работал. Я пошел на повышение, обзавелся подчиненными.
Я напрягла память:
– Смешной, тощий рыжий парень, весь в веснушках? Носил круглые очки, отчего здорово смахивал на сову?
– Ну, теперь он толстый и лысый, – рассмеялся Жорж, – занимает мою должность.
– Можешь попросить его завтра встретиться со мной? – обрадовалась я. – В кафе «У Андре». Очень надо, попробуй уговорить Николя.
– Думаю, он не будет сопротивляться, ты ему нравилась, он все спрашивал, какие у нас отношения и не буду ли я против, если он за тобой приударит, – насплетничал Жорж.
– С ума сойти! Я же старше Николя! – пробормотала я.
– О! Моя дорогая! Курага всегда слаще зеленого абрикоса, – проворковал Перье. – Так ты в Париже! Ну и как он там без меня поживает? По утрам все прохожие по-прежнему в собачье дерьмо наступают?
– Прилечу завтра первым рейсом, – уточнила я. – Собачки, как всегда, везде гадят, а парижане за ними убирать не собираются, с пакетами не ходят.
– Приятно знать, что в безумной Европе существуют стабильные вещи. Во сколько Николя надо прийти в кафе?
– В обед, – предложила я.
– Супер! Ровно в час дня он тебя встретит, – пообещал Жорж.
Мы поболтали еще пару минут, потом Перье вдруг воскликнул:
– Вроде в деле о драгоценностях Шевальер прослеживался русский след.
– Какой? – тут же встрепенулась я.
– Не помню, – вздохнул Жорж, – но Николя тебе точно о нем расскажет.
Я положила телефон на тумбочку, открыла айпад и начала рыться в Интернете в поисках владельца медцентра по имени Андрей, у которого год назад умерла дочь-наркоманка по имени Яна.
Глава 28
Париж встретил меня дождем, поэтому расстояние от такси до дверей кафе я преодолела одним прыжком.
– Бонжур, мадам, – прочирикала официантка, – все занято, могу предложить сесть у стойки, там как раз осталось местечко.
– Меня ждут, – объяснила я, – такой рыжий, в веснушках и смешных очках.
Официантка принялась озираться.
– Бонжур, Даша, – произнес за спиной хриплый баритон. Я резко обернулась.
Около меня стоял полный лысый мужчина, на его шее болтался темно-синий шарф.
– Николя? – неуверенно осведомилась я.
– Он самый, – кивнул толстяк. – Изменился, да? Совсем не узнать?
– Это из-за того, что вы без очков, – вывернулась я.
– Сделал лазерную коррекцию зрения, – пояснил Николя, – а вы стали еще красивее.
– Окончательно превратилась в курагу, – пробормотала я.
– Давайте сядем, – засуетился Васкос, – здесь отличный салат с курицей.
Некоторое время мы выбирали еду, потом замолчали, я первой приступила к основной теме беседы:
– Помните дело о драгоценностях герцогини Шевальер?
– О да! – усмехнулся Николя. – Именно тогда я горячо возненавидел прессу и не изменил этому чувству до сих пор. Журналисты раздули такое! Архитектурное управление рыдало! Его завалили просьбами о сносе старых каминов. В особенности преуспел шестой округ, там даже кое-какие гостиницы пали жертвой этого безумия и тоже решили очаги порушить. Народ надеялся в дымоходах сундуки с сокровищами обнаружить. До анекдотических ситуаций доходило! Жена моего старшего брата Клодин потребовала: «Николя, добудь нам с Винсентом разрешение на разбор камина». Я ей разумно ответил: «Дорогая, я полицейский, а не инспектор архитектурного надзора. И ваша квартира находится в доме, построенном в конце двадцатого века». Но это не сработало. Клодин возмутилась: «Ну и что? Вдруг у нас тоже что-то в трубе спрятано? Нам с Винсентом нужна жилплощадь побольше, клад бы пригодился. Неужели ты не можешь достать родственнику нужный документ?» Год Клодин со мной не разговаривала. А все газеты! Сначала они про русскую мафию писали, ну да, на заре девяностых было модно о ваших уголовниках рассказывать. И кто только желтой прессе информацию о строителях слил? Нехорошо, конечно, но я до сих пор уверен, что секретарша Роже язык распустила. Глупая была женщина, но Барбье ее любил. М-да.
– Откуда в деле взялся русский след? – удивилась я. – И почему жители шестого округа оказались самыми активными кладоискателями?
– О! Вы не в курсе! – воскликнул Николя. – Анри Гриньон, потомок Франсины, обитал на rue Suger[18].
– Она в паре минут ходьбы от Андре дез Ар, – протянула я.
– Верно, – согласился Николя и вытащил из сумки планшет, – я взял для вас материалы. Думаю, лучше рассказывать последовательно.
– Отличная идея, – согласилась я и, забыв про вкусный салат, начала слушать Николя.
Когда Анри Гриньон увидел на складе пустой ящик, ему стало плохо, и он понял, что сокровища украли. Его доставили в больницу, туда приехал местный полицейский, которому Гриньон не смог ничего сказать. О драгоценностях сообщил представитель аукционного дома. Дело моментально передали Барбье, и он приехал в клинику, чтобы допросить жертву воров. Анри был без сознания, ему стало хуже, у постели сидела вызванная врачами из деревни его жена Валери.
– Мужа сгубила жадность, – рыдала она, – он всегда трясется над каждой копейкой, от его скупости все беды. Жалел денег на ремонт труб в доме, и что? В результате их прорвало, вода залила первый этаж, пришлось намного больше потратить, устраняя последствия аварии. Скаредность заставила мужа отнести несметное богатство к старику Алану Жан-Жаку. Да весь округ в курсе, что тот еще жаднее моего мужа, бизнес у него умирает, клиентов совсем нет. Надо было додуматься! А почему Анри туда поперся? Алан Жан-Жак ему скидку тридцатипроцентную сделал, сказал: «Эксклюзивные условия для соседа». И теперь уплыло богатство. Проверьте русских! Это они затеяли! Мафия! Грабители!
– Что за русские? – напрягся Роже.
Валерия затараторила сорокой, и полицейские услышали запутанную историю. У Алана Жан-Жака есть сын Поль, он влюбился в одноклассницу, русскую девушку по имени Лоретта.
– Минуточку, – подскочила я, – как фамилия этого Алана Жан-Жака?
– Проще будет называть его просто Алан, – улыбнулся Николя, – Алан Эвиар.
18
Rue Suger, названа в честь Сюжера, или, по-латински, Сугерия, аббата Сен-Дени, министра Людовика VI и Людовика VII, годы жизни – 1082–1152.
