— Да. И доставил новые колодки. Открывай.
Охранник Пит суетливо бросился к большому железному замку, висевшему на сделанной из толстого дубового бруса задвижке, и загремел ключами. Спустя минуту ворота медленно, со скрипом, распахнулись.
Внутри загона оказалось не слишком людно. Под навесом, устроенным в центре огороженной площадки, угрюмо сидело трое — одна толстая женщина и двое не менее упитанных мужчин. Похоже, все они тоже были глыхныгцы. А у самых ворот играла маленькая, лет четырех, девочка. Трой поначалу даже не понял, что она здесь делает. Причем не только не понял, но у него и вопроса такого не возникло. Просто улыбнулся и вошел внутрь, повинуясь повелительному жесту господина Сэма. Уж больно умильно-благостная была картина — маленькая девочка, сидящая на коленях и лепящая куличики из песка…
— Скидывайте здесь, — приказал господин Сэм.
Трой скинул со спины тяжелый тюк, повел плечами, разминая натруженные мышцы, а затем, повернувшись, подошел к девочке и опустился на корточки рядом с ней.
— Как тебя зовут?
Девочка подняла к нему личико и доверчиво улыбнулась:
— Иния. А тебя?
— Меня… — Трой запнулся. Называть свое истинное имя было опасно, а врать не хотелось. — Зови меня Странник.
— Странник? — Девочка удивленно расширила глазки. — Какое у тебя интересное имя.
Трой, улыбаясь, кивнул:
— Сам иногда удивляюсь…
Девочка старательно слепила очередной куличик и протянула его ему на своей испачканной в мокром песке ладошке.
— Угощайся.
— Спасибо, ты очень добрая… — серьезно ответил Трой, принимая куличик.
— И тебе спасибо, — вновь улыбнулась девочка, а потом как-то мгновенно погрустнела и тихо произнесла: — А то никто больше не хочет есть мои куличики.
И Троя будто током пробило. Он внезапно осознал, что девочка находится ВНУТРИ забора.
— Ты… — Трой почувствовал, как у него внезапно пересохло в горле. — Там, — он повел головой в сторону навеса, — это твоя мама?
— У меня нет мамы, — грустно ответила девочка.
— А… папа? — с отчаянием спросил Трой, все еще отказываясь верить в какую-либо иную причину ее нахождения здесь. Ну не могут же они…
— И папы тоже нет.
— А… где они?
— Не знаю. Мне не говорят. Сказали только, что их больше нет. И наш дом — больше не наш. И я никому не нужна. Только добрый господин Сэм позволил мне жить здесь, у себя, а дядюшка Пит приносит мне поесть…
Трой почувствовал, как на него накатывает жаркая волна, смывающая остатки его способности не просто ясно мыслить, а мыслить вообще… И в следующее мгновение ноги сами подняли его и понесли к господину Сэму.
— Вы что, отдадите оркам ребенка? — едва сдерживая ярость, прорычал он, нависая над глыхныгцем.
— А тебе какое дело, чужеземец? — высокомерно начал было господин Сэм, но, заметив, как видно, в каком состоянии находится этот тупой, необузданный и ужасно неполиткорректный чужеземец, испугался и несколько сбавил тон: — Э-э-э, то есть нет, конечно… Как вы могли такое подумать? Орки только молочных детей… ну, которым не исполнилось еще шести месяцев, считают за полную подать. Говорят, что у них очень нежное м-м-мя… А те, что постарше, идут по весу. Так что мне нет никакого резона… — Тут он запнулся и втянул голову в плечи, не понимая, но чувствуя, что все его объяснения не отдаляют, а, наоборот, приближают момент, когда чудовищный кулачище этого варвара-арбайтера обрушится на его темечко. Этих варваров вообще было очень сложно понимать. Они как-то патологически были привязаны к детям, даже к чужим. Не понимая, что в цивилизованном обществе каждый должен нести свою, часть социального бремени. У них же, в земле Глыхныг, очень продуманные и справедливые законы. Вот, например, когда башмачник Диегес овдовел, а его единственному ребенку исполнилось два годика, так совет округа даже перенес ему срок подушной подати. На два года. До момента, пока его сыну не исполнится четыре года и он не подрастет достаточно, чтобы мальчишку устроили в окружной сиротский приют (ну, или продали в рабский загон, в конце концов). Диегес, правда, оказался неблагодарной свиньей и попытался сбежать. А когда его поймали — выл, будто его резали, и все прижимал к себе сына. Ну а когда их попытались разнять — своими руками сломал ему шею, крича, что не отдаст своего ребенка в котел оркам. Крайне безответственный поступок! Большие люди предпочитают свежее мясо, так что труп ребенка пришлось просто закопать на задах. Впрочем, чего еще можно было ожидать от бывшего чужеземца. От чужеземцев не приходится ждать ничего хорошего, какими бы искусными башмачниками они ни были…
— Трой, Трой… Трой!
Трой с трудом вынырнул из клокочущей внутри него ярости и повернул голову. Рядом стоял Арил и цепко держал его за рукав.
— Успокойся. У нас есть дело. Ты не забыл? Нам надо попасть в храм Шыг-Хаоры.
— Д-да, — проскрипел Трой, лихорадочно прикидывая, сколько у них осталось денег и хватит ли их на то, чтобы выкупить Инию.
— В храм Шыг-Хаоры, ты помнишь? По очень важному делу. ОЧЕНЬ важному…
Трой на мгновение замер, вспоминая все, что смыла из его памяти волна неконтролируемой ярости, потом сделал глубокий вдох, еще один и сказал уже спокойнее:
— Да, помню…
— Вот и хорошо, — кивнул Арил, не отпуская, однако, его рукав, и, повернувшись к господину Сэму, растянул губы в слащавой улыбке, которая заменяла здесь, в земле Глыхныг, стандартное приветствие:
— Господин Сэм, мы не могли бы получить плату?
Господин Сэм опасливо покосился на Троя и, решив, что чем быстрее он избавится от этих буйных чужеземцев, тем будет лучше, потянулся за кошелем.
— Вот, возьмите, — буркнул он, протягивая серебро, — и вообще этой маленькой соплячке еще три года ничего не угрожает. Всем же известно, что Больших людей интересуют дети только в грудном возрасте и еще девочки в семь лет, которых они используют для ритуала посвяще…
Трой шумно выдохнул и, вырвав рукав из пальцев Арила, на мгновение замер над испуганно съежившимся господином Сэмом, а затем… резко развернулся и двинулся к воротам. ТЕПЕРЬ он ТОЧНО не мог провалить свою миссию, потому что иначе судьба маленькой Инии будет грозить ВСЕМ маленьким девочкам этого мира…
Арил торопливо кивнул господину Сэму и устремился вслед за ним. В воротах они едва не столкнулись с Питом, но Трой полоснул по нему таким бешеным взглядом, что эта гора мяса и сала испуганно шарахнулась в сторону, больно приложившись спиной о створку. Господин Сэм проводил их облегченным взглядом, а затем озабоченно покачал головой. Да уж… странные чужестранцы. И опасные. А все их разговоры о том, что они якобы робкие, — откровенная ложь. Да еще этот… Ишах отчего-то звал другого совершенно иным именем. Не тем, какое было записано в подорожной. Надо бы сообщить обо всем надзорщику… Посмотрев, однако, на маячившую в проеме ворот могучую спину удалявшегося от него чужеземца, он решил, что сделает это потом, когда орки снимут этот дурацкий запрет и чужеземцы уберутся из Нью-Ашхога. А пока надо тщательно проверить запоры на дверях и окнах и… пореже выходить из дома. А то мало ли чего…
Когда они вошли в местную таверну, Трой уже немного подуспокоился. Хотя в душе его продолжала клокотать ненависть.
Они выбрали самый дальний стол. Арил быстро сделал заказ и отослал служку, велев принести все сразу, а до того не беспокоить, а затем положил свою руку на стиснутый кулак Троя.
— Ну… успокаивайся. Ты же не можешь спасти всех!
— Всех — нет, — глухо прорычал Трой, — но тех, до кого может дотянуться моя рука, — обязан!
— Нет, не обя…
— Обязан! Как ты не понимаешь? В этом и есть суть благородства. Спасать и защищать! И как я смогу смотреть в глаза своему будущему собственному ребенку, если когда-то не сумел спасти другого? Как я смогу учить его самому важному? Не владению мечом, не вольтижировке, не умению разбираться в винах и пряностях или управлять доменом, а самому важному!
Арил скрипнул зубами. Временами его господин, друг и побратим становился просто невменяемым… Но, с другой стороны, Арил твердо знал, что он признал Троя своим господином и теперь готов не задумываясь обменять свою жизнь не просто на жизнь Троя, а даже всего лишь на год, месяц, да что там, даже день его жизни именно потому, что он такой. Вздохнув, Арил тихо проговорил:
