— Зря радуешься, это совсем не здорово. Самке нельзя оставаться одной, самец может за себя постоять, а что можете вы, кроме как убегать? Бронислава больше не имеет защиты, любой озлобленный оборотень может ее преследовать и обратиться за помощью она сможет только в человеческую полицию, сама понимаешь, этого она не сделает, побоится. А у нас, как и в человеческом мире, существуют придурки, которые хотят мести и наказать оступившуюся самку. Куда лучше сидеть запертой в доме, в безопасности. Посмотри на Брониславу, думаю, по ней это видно.
Ника вынуждено согласилась.
— Тогда почему она не может вернуться к матери?
— Потому что Ларим — часть моей стаи. Вернувшись сюда, она попадает под мою защиту, а это спорный вопрос, хочу ли я ее защищать от самца, который в своем праве. Я его понимаю. Тут у нас домострой, никакого феминизма.
Ника не знала, что такое феминизм, но имела представление о помете, беременности, родах. Она зажала руки между коленок и ей вдруг захотелось одеться и оказаться как можно дальше отсюда. Значит, для него нет разницы между первым пометом и третьим? Значит, он против аборта? Он даже не пикнул, что третий это опасно и аборт допустим. Нет, тут все как в их стае. Правда, в их стае женщины просто не знали, что можно делать аборт, о нем сестры узнали потом, уже у Никаноровны. А если бы знали… сколько жизней бы спасли?
Альфа мгновенно почувствовал перемену.
— Что произошло? — Рука легла ей на бедро, но вместо тепла Ника вздрогнула. — Что случилось, волчонок?
— Всегда боялась умереть от родов, — на ходу придумала она. Но и не соврала.
— Ты ни в коем случае не умрешь от родов. Но я хочу большую семью, много здоровых крепких детей и ты мне их дашь.
Вот теперь и вовсе стало дурно. Альфа что, просто планирует разводить ее на потомство? А если она посмеет ослушаться и сделать аборт, то что, запрет и заставит рожать? Ника специально спросила про третий помет, намекнула именно на третий, смертельный, но для него не важно, первый или тот, что несет смерть. Ему нужны здоровые, крепкие дети.
Ника ни разу не думала про детей.
— Если хочешь помолчать, волчонок, то молчи, — в его голосе прозвучало что-то угрожающее. — Но тогда будь готова говорить по-другому.
Он неожиданно сунул руку ей между ног и одновременно прикусил ушко, водя языком по краю ушной раковины. Пульсирующий жар словно только того и ждал, против воли возвращая нетерпеливый зуд. Его нападение было грубым, но тело это только приветствовало.
— Видишь, как быстро ты отзываешься? — прошептал Матай. Хотя Ника крепко свела бедра, его рука легла на лобок, и гладила, и мяла, не проникая внутрь, но все равно дразнила все сильней. — Может, действительно хватит ждать? Может, разложить тебя прямо сейчас и позволить увидеть рай? Пометить, в конце, концов, чтобы ты не бесила моего зверя тем, что все еще не до конца принадлежишь ему. Ведь пока ты девственница, мой внутренний зверь места себе не находит, потому что остается призрачный шанс, что найдется более ловкий… менее чуткий и просто возьмет твою невинность, и тогда волк навсегда потеряет шанс отпечататься в твоей жизни как первый, кто в тебя вошел. Как первый, кто проник в твой узкий проход, как первооткрыватель. Других не будет, Ника, но зверь хочет быть первым немедленно и это очень… сложно тормозить. Может, не будем ждать и просто сделаем так, как он хочет? Мы ведь с тобой тоже этого хотим.
Ника не думала, что он действительно ее спрашивает, скорее, просто думает вслух. Но… если через несколько дней все равно этот момент наступит, имеет ли смысл оттягивать?
Она облизала губы. Если будет, как он обещал, значит, снова наступит секунда, когда то ли умираешь, то ли рождаешься заново. Бесконечный, полный ярких красок момент, когда власть тела становится главней всего.
Ника прикрыла глаза.
Вдруг за окном загудела сирена, очень громко.
Матай чертыхнулся и подскочил, схватился за телефон, лежащий на тумбочке у кровати. Тот зазвонил как раз в момент, когда пальцы альфы к нему прикоснулись.
— Да, — несмотря на паническую сирену, голос альфы звучал совершено спокойно. — Сколько их? С чего ты решил, что есть опасность, даже если они в форме охранной фирмы? Ну и что, что с оружием и морды наглые? Наглая морда еще не признак преступления. Короче, к чему красный код?
Некоторое время он молча слушал и все больше мрачнел.
— Сейчас буду.
Отключившись, Матай повернулся к кровати, навис над Никой и замер. Его глаза блестели, дыхание ровно текло, обдувая кожу.
— Скажи Ларим, что ее дочь может остаться.
— Правда? — сглотнула Ника, не шевелясь и не прикрываясь. Дельфины на груди поднимались от дыхания, а на голом животе будто отпечатались его пальцы.
— Они будут тебе должны.
— А я тебе? — тут же предположила Ника. Просто так ведь ничего не бывает?
Альфа усмехнулся и снова медленно поцеловал ей руку. Потом лизнул ее вызывающе откровенным жестом и улыбнулся.
— Какие могут быть долги? Между нами все общее, волчонок. Все наше. Отдыхай. Скучай по мне.
Как только оделся и исчез из комнаты, Ника моментально пожалела, что альфа ушел. Ей нравилось лежать на кровати, замирая, и ждать, что он с ней сделает в следующую минуту, и удивляться его умению делать приятно, пальцами, языком, всем своим телом. И его твердый жезл в руке совсем не пугал, наоборот, походил на символ власти, который по большому везению попал ей в руки. От этой власти кружилась голова и горело внутри. Конечно, самцы бывают опасными, когда хотят навредить самкам, могут сделать больно, но недавно в ее руках член Матая вел себя послушно. А сколько всего он умел…
Наверное, она сумела бы научиться с ним управляться. Точно научилась бы. Потому что это не так уж чтобы сложно, подозревала Ника.
Она вскочила, нашла белье и шорты, натянула на себя.
Ого, времени уже почти пять часов, а она сестре так и не позвонила. Телефон в комнате. Нике прибежала туда, схватила трубку — три пропущенных от Ларим. Быстро перезвонила.
— Ты почему не отвечала? — тут же ответил недовольный голос.
— Телефон забыла… в ванной, не слышала. Крепко спала.
— Мы уже подходим к твоему дому. Мария замучила нас своим нытьем.
— Иду навстречу.
Ника причесалась и выбежала на улицу. И правда, сразу за воротами она встретила Ларим и Марию. Брониславы с ними не было.
— Где твоя дочь? — спросила Ника, вытерпев недовольные бурчания сестры и несколько раз извинившись.
— Дома. — Ларим поджала губы.
— Матай разрешил ей остаться.
Женщина остановилась и покачнулась.
— Что ты сказала?
— Альфа разрешил твоей дочери остаться.
— Боже…
Ларим шагнула к Нике, обхватила ее руками за плечи и зарыдала, запричитала:
— Спасибо, спасибо тебе, девочка. Ты даже не представляешь, что ты сделала. Спасибо!
— Не за что. Я тут ни при чем.
— Он это сделал из-за тебя.
— Я ни о чем его не просила.
— Неважно. Ну что это я, — она резво отскочила. — Нужно быстрее вернуться домой, сказать Брониславе, что она теперь в безопасности. Догоните сами?
— Конечно, идите.
Ларим почти понеслась по дороге.
— Прогуляемся? Не хочется дома сидеть, — предложила Ника. На самом деле, в доме альфы слишком сильно пахло тем, чем там занимались, у Ларим будут слезы в три ручья, а хочется тишины и покоя. Конечно, куда больше хочется не прогулки, а… чего-то другого, но пока Матай не вернется, другого не будет.
— От тебя пахнет самцом, — скривила нос Мария и пошла в сторону парка.
— И что?
— Ты говорила, что спала! Но откуда тогда запах? От тебя им просто несет, будто ты в нем купалась!
Ника занервничала. Рассказать Марии, откуда запах? Сестра не поймет, не поверит, что все эти чудесные ощущения бывают на самом деле, потому что Ника тоже ни за что бы ни поверила, не случись этого с ней лично.
— Ты мне врешь, — Мария сощурилась, отпрянула.
— Подожди. Ладно. Да, от меня пахнет. Мы с ним просто…
