— Я не хочу назад! — кричала в припадке истерики Мария.
— Тише, успокойся, — Ника, как обычно говорила умиротворяющим голосом, чтобы не вызвать новый приступ слез. Она и сама временами боялась до одури, но ни разу не пожалела, что ушла. Ботинки с чужих ног давно стерли ноги до кровавых мозолей, неудобные штаны намокли и весили как железные, а за шиворот лилась вода с волос. Спать ночью пришлось в выкопанной под корнями норе, после чего одежда превратилась в грязные лохмотья, ели они за сутки всего раз, но возвращаться в стаю ни одна из них не собиралась.
Из-за дождя и спора сестры не сразу почувствовали Никаноровну. Та вышла из-за поворота тропинки, голова покрыта целлофановой пленкой, в руке узловатая палка и, увидев сестер, сжала губы, а потом решительно пошла прямо на них.
— Это кто тут у нас завелся в лесу?
За все время побега сестры только пару раз сталкивались с людьми — и каждый раз впадали в ступор, стояли столбами, пока люди не уходили, косясь на них с опаской, как на сумасшедших. Всю сознательную жизнь сестер окружали знакомые лица и запахи, а этот лес и эта бабка выглядели и пахли иначе. Неизвестно, что от нее ждать.
Никаноровна окинула их цепким взглядом и поджала губы.
— И откуда же вы сбежали такие?
— Мы не сбежали! Мы взрослые и самостоятельные! — Ника выступила вперед, привычно закрывая сестру. — Где хотим, там и ходим!
Женщина вздохнула глубоко и горько:
— Ясно. Пойдемте ко мне, самостоятельные, горячим супом накормлю.
— Нет. — Вылезла Мария, на секунду выглядывая из-за плеча Ники. Учитывая, что она была на полголовы выше и физически гораздо крепче, смотрелось это нелепо.
— Не бойтесь, девочки. Я вас точно не обижу. Вы ведь сироты, верно? Ушли из детского дома? Я сразу вижу этот загнанный взгляд… тоже в свое время сбежала. Пойдемте, в дождь нужно быть в тепле.
Ника подала сестре знак молчать. Неизвестно, что такое детский дом, но сироты подходящие название. После того как мама умерла, иначе и не скажешь.
— Мы сироты, — подтвердила она.
— Есть куда идти?
Тут Ника замялась. Нет, конечно, ежу понятно, но что лучше сказать? Признаться или соврать? Выдумать родственников каких-нибудь?
— Вижу, что некуда. Идите за мной, я тут недалеко живу, в деревне. Там только старики и остались, так что искать вас никто не будет. Или идите дальше, куда шли. Вам выбирать.
Она развернулась и уверено двинулась по тропинке прочь.
— Пошли отсюда скорей, — шептала Мария, дергая за рукав, но Ника сбросила руку сестры. Теплый дом и горячая еда стоили риска.
— Нет. Мы пойдем с ней.
— Ты свихнулась?
Ника столько раз за последние дни слышала этот вопрос, что теперь только улыбнулась.
— Хватит бегать. Я нутром чувствую, в ней угрозы нет. Пошли. Нам нужен дом. Нормальная еда, крыша над головой. Баня. Пошли.
Вот так, несмотря на страх и причитания Марии, сестры отправились следом за женщиной, о чем ни разу не пожалели.
С тех пор прошло почти пять лет.
Никаноровна приютила девчонок, сначала на ночь, потом на несколько дней… на недельку… в результате они так и не ушли. Хозяйка вначале просто присматривалась, что да как, потом привыкла, потом полюбила сестер, как внучек, которых у нее никогда не было.
Нынче Никаноровна души не чаяла в послушных, неприхотливых и работящих сестрах, и все удивлялась, почему они дома сидят, не гуляют, в соседний хутор на танцы не хотят, в город не ездят, а только на огороде работают с зари до зари, да за скотом ходят и все без единой жалобы.
— Молодежь давно вся по городам разбежалась. Что им тут торчать, в деревне, ни кино, ни магазинов, тут каждый день похож на вчерашний, пыль да жара. Работать много надо, тяжело, вот и бегут. А вы разве не хотите в город? — все чаще спрашивала она. Еще бы — теперь сестры выглядели совсем взрослыми. Мария вообще как длинноногая узколицая модель из телевизора, а Ника, хоть и попроще, но с ребенком уже не спутаешь.
Красивые же девки, качала головой Никаноровна, удивляясь их желанию сидеть дома, но она просто не знала, кто каждый день в деревне для них совершенно счастливый, потому что их никто и ни к чему не принуждает. Потому что они работают на огороде для себя, готовят для себя и не оглядываются каждую секунду, даже во сне, по сторонам в ожидании, что какому-то самцу захочется на них залезть.
Их никто не бьет, не насилует и не заставляет рожать детей. Они работают много, но не так много, как прежде, и работают для себя. Выращивают на огороде овощи для себя, курей кормят для себя и даже ловят для себя рыбу в реке.
И для Никаноровны, конечно. Сестры решили, что был всего один шанс, что им попалась бы нормальная женщина, добрая, верная, способная заменить мать — и она попалась. Разве от такого счастья уходят добровольно?
— Ника! Что ты там застряла на пороге? — донесся голос из дома.
— Просто смотрю. Красиво тут, — крикнула Ника.
Раздались шаги и Никаноровна вышла проверить, что там такого красивого на дворе.
— Небо красивое, — пояснила, сияя, Ника.
— Эх, а я-то, старая, думала, может парень какой обаяшка мимо проходил да окаменел, тебя заприметив.
— Нет, не парень, — улыбалась Ника. Намеки на сильный пол сыпались из Никаноровны, как из рваного мешка, да все мимо. Больше всего на свете сестры хотели, чтобы мужчин в их жизни не было никогда. Однако хозяйка прожила в счастливом браке почти тридцать лет, хотя детей не нажила, а когда овдовела, осталась одна-одинешенька. В деревне кроме бабушек, было несколько стариков, самому младшему за пятьдесят, так что искать лучшего места сестры не собирались. Однако Никаноровны любила напомнить, что они, мужчины, существуют, и если Мария краснела и бубнила что-то неразборчивое, то Ника согласно улыбалась, потому что ей не жалко — пусть мечтает.
— Вы такие красивые, — качала головой Никаноровна. — Молодые, работящие. Мужей бы вам хороших — и будет счастье.
Мария от таких слов моментально пряталась в угол, опуская глаза и молчала, как убитая.
— Обязательно, как-нибудь потом! — отвечала за двоих Ника. Зачем спорить? Пусть Никаноровна верит, что надоедает не зря.
— Сначала старшую замуж надо отдать, а тебе, непоседа, и еще погулять можно, осмотреться, повременить, пока выберешь такого, чтобы егозу вроде тебя терпел без раздражения, — качала головой Никаноровна. В самом начале, услышав, что девчонки сестры она, естественно, решила, что Мария старшая, а Ника младше на пару лет, потому что у людей так бы и было. Сестры, конечно, не стали объяснять, что они из одного помета, просто одна нормальная, а одна последыш.
— Хорошо, матушка! — кротко соглашалась Ника. Чего спорить? Она никогда не чувствовала себя более счастливой, чем тут, у доброй и открытой Никаноровны.
Та, казалось, понимала, что, несмотря на внешнее согласие, ее брачным предложениям дают от ворот поворот, потому качала головой:
— Ну ладно, ладно, однажды сами замуж захотите, попомните мое слово. А пока может книжку почитаем? Или в картишки перекинемся? А может, вареников налепим?
— Да! Давайте Марыська почитает, пока мы лепить будем? Сразу после завтрака.
Ника обожала эти занятия — чтение книг или просмотр телевизора, когда Никаноровна объясняла, что происходит на экране. Что значат непривычные сестрам выражения, предметы, понятия. Оказалось, в людском мире существует много нового и странного и обо всем хочется узнать. Шли дни, а интересные слова и предметы не заканчивались. Например, прически. В стае самое большое расчесывались и плели косу, но когда Никаноровна впервые сделала прическу по-своему, с использованием сахарной воды и старых заколок, Ника не узнала себя в зеркале. Она была прекрасна. Мария вообще сама на себя не похожа оказалась. И вместо восторга, который от нее ожидали, снова испугалась, да так, что ночью обкорнала свои волосы под корень.
— Не хочу быть красивой! — кричала Мария, когда утром с нее стянули глухую косынку и увидели, что под ней.
