Спустя двадцать минут они уже покинули салон.
Вика смешалась. Незнакомец вывел её из равновесия, она никак не могла сосредоточиться на деле. Приходилось постоянно себя одергивать, вспоминая, что он не один из её поклонников и у неё не было права притрагиваться к нему и беспрестанно любоваться, забыв о приличии.
Надо собраться. С одной стороны, хорошо: машину обещали вернуть в течение двух недель. С другой: мучило сомнение. Даже она не была столь наивной, дабы верить, что дверь и крыло и какие-то там предполагаемые повреждения внутри (она не запомнила новых слов) можно починить в столь малый срок. Но этот Выгорский выглядел более чем убедительно. Хотя где гарантия, что он не кинет её, когда придется платить? Опять же: он мог вообще не оставлять своих координат. Вика потерла мизинец. Будь что будет! Поездит пару недель на такси, а там решит.
Несмотря на яркое солнце, ветер дул ледяной, Вика вздрогнула и плотнее запахнула пальто. Выгорский даже не поежился: он так и был в одной рубашке. Его грудь вбирала холодный воздух, словно это был всего лишь свежий морской бриз.
– Еще раз прошу прощения за доставленные неудобства, – он выглядел искренним, но червь сомнения грыз Вику: что не так, она не понимала, – сегодня я обязан быть твоим водителем. – Он жестом пригласил её к БМВ, строящей в двух шагах от входа (как раз в том месте, где обычно припаркованы автомобили, предназначенные для тест-драйва).
Черные литые диски в цвет кузова, огромные колеса, чистый блеск, фары, даже ручки – все в автомобиле кричало о принадлежности хозяину. Словно вороной конь, он замер, покорный Выгорскому и готовый слушаться только его.
Вика уже не злилась за тачку: разве можно сердиться на такого заботливого красавца? Но недоумение не отпускало. Мозг точило желание понять причину поступков этого человека. Она давно не верила в бескорыстие и благородство. Зачем Ярославу было возиться с ней? Не думал ли он завезти её в темный лес?
Но она не могла сопротивляться ему, особенно когда в его глазах плясали эти маленькие золотые искорки. Вика склонила голову набок, задумавшись, и, наконец, кивнула. Что таить, её женское тщеславие было польщено: она привлекла к себе внимание рыжего богача.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила она и позволила ему усадить себя. – Я бы радовалась, если б ты не поцарапал мою машину, но признаю – ты сделал больше, чем любой другой на твоем месте, – язык так и поворачивался сказать «Вы» – он казался старше лет на восемь – десять.
Ярослав ответил натянутой улыбкой. Завел мотор и тронулся.
– Куда? – спросил он.
– На место преступления. Помнишь, где это?
– Да, – он назвал её адрес и добавил, – это во дворе моего дома.
Вика метнула любопытный взгляд. Как это она пропустила, что в непосредственной близости обитал этот добрый молодец?
– Я недавно квартиру купил. Раньше жил в пригороде.
Вика спросила номер дома – оказалось, он поселился в ее подъезде. Ярослав въехал в трёшку Элеоноры Степановны – сухонькой дотошной старушки, когда-то работавшей в школе секретарем директора. У Вики был седьмой этаж, а у него – третий. Вот это совпадение! Все подружки будут просить познакомить с таким симпатягой! Состоятельный красивый мужчина! Вау!
– А ты? Давно живешь там? – поинтересовался Ярослав.
– Да.
– С рождения?
– Можно и так сказать.
– А занимаешься чем? – он повернул к ней светящиеся глаза.
– Учусь.
– Студентка?
– Да, – почему на язык шли односложные слова?
– И чему учишься?
– Живописи.
Он изумленно присвистнул.
– То есть будешь художником?
– Типа того.
– Рисуешь хорошо?
– Стараюсь. А ты чем занимаешься?
– Работаю, – после некоторой заминки ответил Ярослав. – Я – финансовый консультант.
С каждой секундой он производил все большее впечатление. Многозначительно подняв брови, Вика кивнула:
– Звучит классно. Если б что-нибудь в этом понимала, задала бы еще вопросы.
Ярослав вежливо улыбнулся.
В глубине души Вика испытывала смутное беспокойство, когда речь заходила о трудоустройстве. Было непонятно, что она будет делать, когда закончит учебу. Как устраиваться на работу? Ведь у неё не было родственников, готовых замолвить за неё словечко. Она обсуждала это с Ольгой. Та, хоть и росла в большой семье, и училась на бухгалтера, имела похожие страхи. И вообще, Вика уважала людей, которые были на «ты» с деньгами. В отличие от неё. Понятно, откуда у него такая симпатичная тачка и дорогая одежда.
– Сколько тебе лет? – спросила она.
– Двадцать восемь. А тебе?
– Девятнадцать, – машинально она прикинула разницу: девять лет.
– Прекрасный возраст.
– Да ну? – с сомнением фыркнула Вика.
– Поверь мне, – он улыбнулся, и она ощутила легкое движение воздуха вокруг себя, словно по-волшебству переместилась в параллельное пространство, и это привело атмосферу в волнение.
– Ты с семьей переехал?
– Нет. Я один живу… Самостоятельный.
– Не женат? – Ой, кажется, это невежливый вопрос.
– Нет.
– Девушка? – она приподняла брови.
– Нет.
– Гомосексуалист?
– Нет!
– Услада для ушей незамужней женщины, – Вика усмехнулась, но подозрение не ушло. – Родители?
– Нет, мама давно умерла – мне было два. Отец – несколько лет назад, – слова звучали стандартно, холодно и заученно. Каждая черточка лица Ярослава застыла. Вика отвела взгляд: как она его понимала.
– Соболезную.
– Спасибо. А ты с родителями живешь?
– Нет, – комок в горле возник из ниоткуда, – Я тоже… самостоятельная.
– А родители где?
– Умерли, – все-таки защипало глаза.
– Прости.
Она кивнула и быстро заморгала, не давая слезинкам скопиться под веками. Это слово – «умерли» – каждый раз было похоже на глухой погребальный звон церковного колокола. Умерли… Бууум!.. Умерли… Бууум!.. Вика ощутила неспешные толчки, ударявшие в самое сердце. Повернулась к окну и сосредоточилась на городском пейзаже. Высотки, деревья, люди, парки, машины, смешной человечек в желтой куртке, прыжок через лужу, белая птица, натужно поднимающая и опускающая крылья. Солнечный день превратился в черно-белый. Бууум!..
Мама ушла, когда Вике только исполнилось двенадцать. Под новый год. Слишком много работала. Все ей было некогда лечиться. Она просто сбивала температуру. Потом оказалось: воспаление легких. Вечером её увезла скорая помощь, а утром, когда они с папой приехали в больницу, её уже не было в живых. Вика до сих пор со стыдом вспоминала ссору накануне приезда неотложки и тупой… безнадежный смех неверия, эхом звенящий в пустом коридоре приемного покоя. До этого она не сталкивалась со смертью так близко. Так близко и так неотвратимо.
Непонимание и отчаяние – отражение своих чувств она видела в глазах отца, когда забирали тело из морга, молчали на засыпанном снегом кладбище. Отцу было, кажется, еще тяжелее, чем ей, выслушивать соболезнования, стоять прямо, прощаться. Маму он любил больше жизни, она составляла смысл его существования.
Папа был по натуре мечтателем: спокойным, рассудительным, нежным. Ценил тихие семейные вечера, живопись, классическую музыку, игры в лото, чтение. Говорил негромким голосом и никогда не сердился. Если он являлся с работы раньше жены, то поминутно спрашивал: «Дочь, ну когда мама придет?» Ничего делать не мог: крутился на месте, пожимал плечами и усаживался в кресло. Тут же поднимался, выглядывал с балкона, вздыхал, поправляя занавески.
Мама приходила, ставила сумки, обнимала отца и, смеясь, называла его «кутек». Вика прекрасно знала, что папа в отсутствие мамы был не просто беспомощным, а маленьким и потерянным, как слепой щенок.
Он умер той же зимой. В тот год Вика почувствовала себя одинокой и бессильной. Бесконечной была тоска. Вика сглотнула слезы. Воспоминания снова и снова причиняли боль, хотя прошло столько лет. «Ты уже научилась жить без них», – грустно напомнила она себе.
Иногда, как будто с размаху, Вику ударяла мысль, что мама и папа уже никогда, совсем никогда не вернутся. Тоска скручивала, и прорывались совершенно безудержные слезы.
