Вика равнодушно перевела взгляд на улицу. Поезд неторопливо сбавлял скорость, притормаживая у полупустой платформы. Наконец, качнулся и встал. Напротив окна располагался садовый магазин, и Вика обратила внимание на яблони, выставленные на продажу. Стройные и хрупкие они были бы похожи на небольшую фруктовую рощу. Только корни их были заключены в сетчатые мешки, вмещавшие не больше ведра почвы каждый. «Роща» походила на невольничий рынок.
От мешка к мешку тянулись шланги. По ним подавали, видимо, воду. Вика не могла отвести тоскующего взгляда. Гибкие трубы напоминали цепи на ногах заключенных. Деревья, похожие на рабов, но сохранившие гордость, любящие солнце, питающие листья, ждали своего часа. Ждали, когда благодарный хозяин привезет их в любовный сад и позволит расправить мышцы, вытянуть корни, как просыпающийся человек тянет руки. Доживет ли хоть половина до счастливого момента? Нет, большая часть погибнет и будет выброшена на свалку. А пустое место займет новый заключенный. Вика отвернулась. Она застыла и ничего не чувствовала: ни рук, ни ног, ни шеи. Зажмурила глаза и постаралась уснуть, чтобы набраться сил. Ничего не вышло.
Спустя полчаса вылезла на нужной станции. Все здесь изменилось. Магазины стояли ровными рядами и имели аккуратный вид, небольшая площадь перед станцией сверкала старательно выложенной плиткой. Несметное число машин толпилось на дороге, у платформы, под мостом, у палаток. Вика осторожно осмотрелась: там ли вышла? Там. Знакомая тропинка повела мимо обветшалого санатория, высоких сосен, стареньких домов, новых коттеджей-замков и густой травы. Воспоминания детства, неизгладимые, оставившие отпечатки на коре головного мозга, возникали на каждом углу, у каждого куста.
С трудом передвигая ноги, она шла. Несмотря на середину дня – не согрелась. Сердце стучало бешено, но внутри оставался могильный холод. Разве так бывает? Вика отчаянно пыталась взять себя в руки и подумать здраво. Некоторое время, она нарочно разжигала в себе чувство злости на Ярослава, и это поддерживало ее. Она говорила себе, что он отвратительный трус, если решил выместить обиду на ней, убеждала себя, что разумная вселенная вернет ему все сторицей, что он просто негодяй, что еще надо разобраться, кто на самом деле виноват во всей этой истории, и с чего все началось. Она не должна из-за него расстраиваться и тем более плакать! Он не достоин ее слез. В ее жизни обязательно будет человек, который полюбит ее искренне и навсегда, который будет носить ее на руках!
«Самое время начать жизнь с чистого листа – подумала Вика. Вот бы проснуться лет через семь и посмотреть, какая я там». Воображение нарисовало успех: Вика в элегантной одежде, в открытой машине катит навстречу морю. Шарф развивается зеленым пламенем. Ею восхищаются все мужчины. А один любит беззаветно. Дети. Дом. Собака.
Натужные мечты вернули призрачную картину всего того, что она утратила, и горе прорвалось рыданиями и детскими всхлипами. «Ярослав», - простонала Вика, и звук его имени высвободил боль, которая холодом засела внутри. Она была похожа на пронизывающий до костей северный ветер. Он проникал сквозь кожу, как сквозь легкую трикотажную кофту, намораживал снег прямо на сердце и кровеносных сосудах так, что их разрывало от холода.
Вика остановилась. Крепкий придорожный колодец подсказал, что жажда мучила ее уже не первый час. Она опасливо достала воды и напилась прямо из тяжелого ведра. Студеная влага сводила зубы и нагоняла еще большую дрожь на тело. Солнце стояло высоко, жаль – у нее не было телефона, узнать сколько времени. И может быть, Ярослав позвонил бы ей.
Нет, он не позвонил бы. Она это знала. Он не станет больше беспокоиться о ней. Слезы снова полились из глаз. Не было смысла тешить себя пустыми иллюзиями. Правда, которой она не хотела взглянуть в лицо, пронзала ее словно беспощадный мощный удар тока. Он никогда больше не поинтересуется ей. Он никогда больше не улыбнется ей. Никогда не протянет руку. Она будет полной дурой, если станет ждать этого. Вика всхлипнула. Теперь они возненавидели друг друга.
К тому времени, как она дошла до своего двора, боль в груди стала нестерпимой. Когда она увидела дом, внутри нее словно что-то оборвалось. Он еще больше, чем она помнила, припал к земле. Покосившееся крыльцо походило на щеку человека, пораженного инсультом. Слезы ручьем хлынули из глаз, и она была вынуждена прислониться к забору, чтобы не упасть. «О, Ярослав, - прошептала она, - теперь ты получил удовлетворение! Будь счастлив в своем блаженстве!»
Она плакала весь день. Пока открывала старую деревянную калитку, до такой степени заросшую травой, что штакетника почти не было видно. Пока шарила под шифером в поисках ключа, пока пыталась открыть тяжелый замок, пока боязливо озиралась в знакомом незнакомом дворе.
Плакала, когда воспоминания о детских беззаботных днях нахлынули на нее, делая теперешнюю боль непереносимой. Плакала, уткнувшись в пахнущие плесенью одеяла и пытаясь унять нестерпимую боль. Плакала от холода и горя.
«Я должна успокоиться, - говорила Вика вслух, - должна». Но как ни упрашивала себя, сделать этого не получалось.
Она напоминала себе, что теперь она в безопасности, у нее над головой крыша. Только от осознания, что это за крыша и что за безопасность, слезы становились еще горше.
Но, в конце концов, и их бесконечные потоки иссякли. Она долго лежала ослабев, прижавшись лицом к затхлым подушкам. Мысли блуждали вразброд. Все это происходило с ней, с которой всегда было интересно, все нянчились, старались ублажить и стремились дружить. Это она, Виктория Белова, изнемогала на убогой постели в древнем полуразоренном доме. Ни одна душа не знала об этом. Никому не было до нее дела. А если бы и знал кто, то всем было бы наплевать. У каждого слишком много своих забот, чтобы печься еще и о ней.
Она не имела духа отогнать от себя воспоминания о страшном изобличительном разговоре. Думать о нем было выше ее возможностей, но Вика не могла заставить себя не думать. Мысли обступили ее со всех сторон, словно стая грифов, учуявших смерть. Против воли, они кружились в мозгу, вонзали в него свои клювы. «Я не должна принимать это близко к сердцу, - повторяла она себе, - я должна быть крепче».
Казалось, протекла вечность, пока она недвижно застыла, зарывшись лицом в кровать. Она не хотела заглядывать в темную бездну завтрашнего дня. Там было слишком страшно, слишком непонятно. Все что она могла – это только отчаянно дышать через «не хочу». Вдох. Выдох. Вдох. Надо набраться сил и попытаться вырваться из ада прошлого.
Она смутно осознавала, что она в старом бабушкином доме, на скрипучей железной кровати. Она вдруг порывалась встать, порывалась бежать, но силы ей изменяли. Какое-то оцепенение нашло на нее и сковало члены, не коснувшись, однако, сознания. Оно постепенно меркло, истерзанное населявшими его страшными образами, нереальными, фантастическими, погружавшими в кошмарный сон. Она не думала, что и вправду заснула, только впала в сонное оцепенение, защищаясь от боли и непонимания происходящего.
На рассвете следующего дня Вика очнулась, изумленно огляделась и вспомнила, где находится и почему здесь оказалась. Боль была как зудящая кожа. Она раздражала и бередила, она вызывала желание содрать ее с себя и освободиться. Но она намертво прилипла к ней, она была частью Вики, она была самой Викой. Неуверенно она опустила ноги на пол. За окнами завывал ветер, он свистел где-то под потолком и пытался прорваться в дом. Нельзя было сказать, что это ему не удалось: в комнате стояла холодрыга. Вика не плакала уже, но горло было охвачено железным ошейником.
В доме бабушки не было водопровода, газа. Только электричество. Сейчас она не хотела проверять – работало ли оно. Она хотела только пить. И выть. Она собрала силы и встала, дошла до колодца. Деревья шумели, клонимые ураганом, трава стелилась по земле. Ветер, казалось, пробовал вырвать волосы из ее головы. Под стать ее настроению. Вика вытащила немного ледяной жидкости. Она казалось темной в глубине колодца, но на вкус была подобна божественной росе. Вика попила, прислонившись губами к ведру и обжигая и без того замерзшие внутренности. Потом перелила воду в собственное проржавевшее ведро и, изможденная, потащилась обратно. Мураши покрывали кожу, когда она задвинула засов и зарылась в одеяло.
