Царь Федор. Трилогия

— Знаешь, Тимофей, — с легкой усмешкой спросил он, — как добиться того, чтобы некое дело было сделано наилучшим образом?

Тимофей многое знал об этом и многое мог бы порассказать, но… в тот раз отрицательно мотнул головой.

— Надобно отыскать человека, который способен сделать его самым наилучшим образом и… дать ему все для того, чтобы он смог его сделать. И все.

Тогда Тимофей не понял. Ну не то чтобы совсем. В общем, в теории, он даже был с этим согласен, но… Вот именно, рядышком существовало множество «но» — контроль, поощрение, наказание, управление и исправление ошибок и оплошностей и так далее. Как же без этого? Но вот сейчас, сегодня, он внезапно понял, насколько государь был прав. Если ты найдешь человека, который способен сделать какое-то дело самым наилучшим образом, — ничего этого не надо. Ни контроля, ни поощрения. Ибо человек устроен таким образом, что лучше всего делает то, что нравится, о чем он и сам мечтает. И возможность делать это и будет для него самым лучшим поощрением. Да вообще за возможность заниматься тем, о чем он сам мечтает, человек готов еще и доплачивать… Тимофей усмехнулся. Государь оказался прав — вот ведь, блин, открытие сделал!

Он откинулся на подушки тронувшейся кареты и смежил веки. Государь получит свой университет, причем именно такой, который хочет. Потому что в мире есть только один человек, который способен создать для него такой университет. И имя его — сэр Фрэнсис Бэкон, барон Веруламский, виконт Сент-Олбанский, бывший лорд-канцлер, великий философ и ученый. И… этот человек сегодня получил возможность сделать это.

6

«…А правят там нонича охолощенные мужи, кои в слугах у императора пребывали, о сем я тебе, Государь, уже писал. Но с того разу они еще более сил набрали и совсем под свое нэйгэ[74] все подгребли. И я с главным их охолощенным мужем именем Вэй Чжунсянь вельми добрые короты завел, хоть и каюсь в том кажин день, и у отца Исидория епитимьи испрашиваю. Муж сей спесив дюже, но мзду вельми любит. И потому со всеми твоими поручениями я, Бог даст, справляюсь добро. Благо меховая рухлядь из сибирских городков поступает исправно, и потому казны пока хватает. Те мастера, что поначалу сманили из-под Цзиндэчжэня, оказались не шибко добры. Мастерские, что твоими людишками, Ивашкой Подгребельным и Петром Горелым, царевой школы выучениками, были с их помочью на пробу устроены под Калганом, фарфор дают плохой. Мастера бают, что печи у них не шибко славные, а как оные исправить — того никто из них не ведает. Оттого Ивашка Подгребельный со товарищи мною внове в Цзиндэчжэнь отправлены, дабы приискали на сей раз мастеров добрых и дело ведающих. Но как оно повернется — не ведаю. Ибо на нас тута уже косо поглядывают. И Вэй Чжунсянь шибко бранится и грозится перестать нам благоволение оказывать. А повинны в том более всего езуиты римския, кои здесь аки змеи всем иным христианам козни ацкие строють. И ежели не было бы у меня сколько есть стрельцов да детей боярских, так давно бы нас тут всех в узы поимали, а то и посекли бы насмерть. А покамест опасаются. Но более оставаться здесь опасно вельми. Так что я, Государь, думаю, как Ивашка Подгребельный со товарищи из Цзиндэчжэня возвернется, так и трогать в обратну сторону. Более не дожидаясь, покамест людишки, ушедши в тот ихний монастырь, о котором ты, Государь, баял, возвернутся. А то и сами сгинем, и тех мастеров — и по фарфоровому делу, и лекарей знатных, и тех, что бумагу не токмо из тряпок, но и из камыша и травы делать умеют, и иного всякого мастерового и ученого люда, что мы добро набрали, не уведем…»

Я дочитал письмо Мстиславского и отложил его в сторону. Князь сидел в Китае уже пятый год и вполне там обжился. Прежние его письма были полны оптимизма, поскольку ему удалось взять на содержание множество китайских чиновников, сначала мелкого, потом среднего, а теперь уже, как выяснилось из только что прочитанного письма, даже и самого высшего уровня. Но, похоже, он где-то перешел дорожку иезуитам, сейчас чувствующим себя в Китае довольно вольготно, и те приложили максимум усилий, чтобы убрать внезапно объявившегося конкурента. Что ж, жаль, я надеялся, что тот удержится в Китае подольше. Ну да, как говорится, — человек предполагает, а Бог располагает. Надо радоваться тому, что удалось сделать, а не горевать по поводу того, что не получилось. Самым большим напрягом были почти две сотни человек, которым за прошедшие годы удалось поступить в обучение в монастырь Шаолинь. Поначалу монахи брали людей чужой веры неохотно. Но затем моим ребятам, похоже, удалось заинтересовать настоятеля. Плюс у Мстиславского получилось организовать письмо из дворцового секретариата о благорасположении императора к «белым длинноносым варварам с севера», а монахи, как выяснилось, оказались ярыми имперцами. И к желанию императора отнеслись крайне серьезно. Если изначально монахи согласились принять на обучение всего трех человек, после письма эта цифра возросла до пятидесяти, а затем каждый год они принимали еще по столько же.

Стандартного срока обучения боевым искусствам и буддистскому учению и философии у наставников монастыря не существовало, но, по косвенным оценкам, то, что монахи именовали первой ступенью, большинство наших должны были преодолеть года за три-пять. Поскольку на фоне совершенно необразованных и крайне худосочных выходцев из китайских крестьян, каковыми являлось большинство монахов, они смотрелись куда как солиднее. Впрочем, большинство наставников в Шаолине, судя по докладам, попадали в монастырь еще пяти-семилетними мальчиками, а ранг наставника они получали лишь годам к сорока, перед этим изрядно постранствовав по стране. В общем, за качество обучения можно было не волноваться… На вторую же ступень обычно переходило не более десятой части обучаемых, так что я надеялся, что первая инъекция буддистского мышления и ценностей нашему обществу и церкви состоится через год-полтора.

Теперь же, похоже, все откладывалось. Если посольство уедет из Китая, для остающихся в монастыре дорога домой, после того как они его покинут, резко осложнится. И надо было как-то придумать, как их оттуда вытаскивать. Ибо маршрут через Монголию, которым проследовало посольство, для одиночек и небольших групп людей, к тому же передвигавшихся без дозволения местных ханов, был чрезвычайно опасен. Другим вариантом был маршрут через португальскую факторию в Макао, а затем морем до Европы и уже оттуда домой через Архангельск. Но в этом случае моим людям надо было как-то изыскать средства на оплату плавания до Европы, да еще и доплыть до нее, не будучи проданными португальцами где-нибудь на Филиппинах, в Индии и на Мадагаскаре, чем португальцы промышляли очень даже запросто. Да и даже если бы они сумели как-нибудь без особых приключений (на вообще без приключений можно было даже не рассчитывать) доплыть до Лиссабона, им еще нужно было добраться до Лондона или Амстердама, где их наконец встретили бы мои люди. Очень кружной путь — оставим резервным. Лучше хорошенько заинтересовать того самого монгольского царька именем Алтын-царь[75], с помощью людей которого посольство и добралось до Китая, чтобы он держал где-нибудь вблизи от Калгана своих людей, и прикормить кого из китайских офицеров (или торговцев), у них, судя по письмам Мстиславского, с этим сейчас там все просто, дабы тот при появлении в Калгане кого из «белых длинноносых варваров с севера» помог бы им выбраться за Великую стену и указал, куда дальше идти… Ладно, об этом позже. Все равно, пока шло письмо, Мстиславский уже, скорее всего, тронулся в дорогу. Так что организовывать все придется уже через других людей… Если он сам там уже что-то не организовал. На что в принципе можно было надеяться.

Я свернул письмо, встал и, подойдя к железному шкапу, открыл ключом дверцу и, выдвинув массивный ящик с надписью «Китай», достал оттуда папку и аккуратно вложил в нее письмо. Да-а… бумаг-то накопилось. Похоже, придется отводить какую из комнат моих палат под архив. Да и вообще, судя по всему, назрела необходимость полностью перестроить царевы палаты. А то и построить что-то типа дворца… Я пока противился этому, ожидая, пока стеклодувы научатся делать оконное стекло, а также когда накопится хоть какой-то опыт у специалистов по новому ремеслу, получившему наименование «водоводово умение», а если использовать более привычные для меня термины — у сантехников. Виновником их появления был именно я. Сейчас у ребят все пока выходило по большей части криво и косо, например, душ и туалет для меня в этих палатах им пришлось переделывать раз восемь. Да и то время от времени вылезали всякие огрехи — то вода не регулируется, то из унитаза вдруг начинает так нести дерьмом, что явственно ощущаешь острое сожаление от отсутствия в этом времени противогаза. Впрочем, опыт они сейчас приобретали большими темпами, ибо вслед за мной эдакую удобную справу тут же восхотело заиметь множество народу — от бояр до купцов и зажиточных посадских. Так что еще годик-другой, и можно будет рискнуть. Авось к тому моменту и оконное стекло подоспеет…