Так мне стало ясно, что это соц. работник. Я почувствовал себя последним мерзавцем – был нужен брату, но снова облажался.
Я стоял между Джексом и женщиной, или, может, он прятался от нее за мной. Не знаю.
Мне было известно лишь одно – Джекс не хотел идти с ней. Гортань сдавило, застрявший в горле ком достиг таких размеров, что мне захотелось кому-нибудь сделать больно.
Тэйт.
Она всегда была моей излюбленной жертвой, но также присутствовала в каждом положительном воспоминании. В памяти всплыло единственное место, не затронутое ненавистью и безысходностью.
Наше дерево. Мое и Тэйт.
У меня мелькнула мысль, а есть ли у Джекса место, где он чувствовал себя в безопасности, тепле, чувствовал себя невинным? Сомневаюсь. Было ли? Будет ли когда-нибудь?
Я понятия не имел, каково жилось моему брату. Конечно, кое-что мне удалось испытать на собственной шкуре тем летом, когда приехал к отцу, однако Джекс всю свою жизнь провел в этом дерьме. Не говоря уже о приемных семьях, в которые он попадал за последние два года. Брат смотрел на меня, словно я для него – центр вселенной, только мне нечего было ему ответить. Я был бессилен. Не в состоянии его защитить.
– Это мистер Донован тебя ударил? – спросила соц. работник у Джексона о его нынешнем приемном отце, Винсе.
Прежде чем ответить, Джекс посмотрел на меня, зная, что я пойму, если он соврет.
– Нет.
Мышцы в руках и ногах запылали.
Он соврал.
Джекс лгал не для того, чтобы защитить Винса. Ему известно, что я мог распознать его неискренность. Он всегда колебался, пристально глядя на меня, когда пытался обмануть. Я всегда знал.
Нет, брат вводил в заблуждение не меня. Он вводил в заблуждение ее. Мы с Джексом сводили счеты самостоятельно.
– Хорошо, – отрезала леди с планшетной папкой, когда я развернулся, чтобы наконец-то посмотреть ей в глаза, – облегчу вам задачу. Мы предположим, что это его рук дело, и поместим тебя в приют до тех пор, пока не найдем новую семью.
Нет. Я закрыл глаза.
– Уроды хреновы, – выдавил, задыхаясь. Внутри стало пусто. Я пытался совладать с эмоциями ради Джекса.
Все свою жизнь мой брат спал в чужих постелях, жил с людьми, которым был не нужен. Наш отец таскал его из одной дыры в другую, бросал одного в сомнительных местах, пока Джекс рос.
Достаточно. Джекс и я – мы одна команда. Вместе мы сильнее. Еще немного, и последние крупицы его наивности увянут, сердце очерствеет, в нем не останется места ничему хорошему.
Тогда он станет таким, как я. Мне хотелось проорать этим людям, что никто не любил брата сильнее меня. Детям нужны не только еда и ночлег. Им нужно чувствовать себя в безопасности, чувствовать себя желанными. Чувствовать доверие.
Сегодня Винс не лишил моего брата этих вещей, потому что Джексон изначально на него не рассчитывал. Однако он постарался, чтобы Джекса вернули в приют, вновь поставив меня в положение, напомнившее, что я не мог помочь брату. Не мог его защитить.
Черт возьми, как же мне было ненавистно подобное чувство.
Выхватив пачку наличных из кармана, обнял брата, сунув деньги ему в руку. Не оглядываясь, развернулся и быстро вышел из смотровой.
Я недостоин смотреть ему в лицо.
Но одно знал точно. Я знал, как давать отпор.
– Мы направляемся туда, куда я думаю? – Мэдок поравнялся со мной. Меня даже не удивило, что он до сих пор находился здесь.
Мэдок хороший друг, а я обращался с ним не так, как он того заслуживал.
– Тебе не обязательно идти со мной, – предупредил его.
– Ты бы пошел ради меня? – поинтересовался Мэдок. Я глянул на него, дав понять, что вопрос идиотский.
– Да. – Он кивнул. – Я так и думал.
Полчаса спустя Мэдок подъехал к дому Донованов. Я выскочил из машины еще до того, как он затормозил. Было поздно, в доме не горел свет, улица казалась безжизненной. Единственным источником звука был гул мотора GTO.
Я обернулся, глядя на своего друга поверх крыши машины.
– Тебе надо сматываться.
Он удивленно моргнул, вероятно, сомневаясь, что расслышал правильно.
За последний месяц я доставил ему больше проблем, чем следовало. Конечно, драться было весело. Терять себя в одной девчонке за другой – тоже в меру занимательно, только Мэдок никогда бы не прыгнул с обрыва, не возглавь я путь.
Подойдет ли он к краю? Обязательно.
Глянет вниз? Непременно.
Но никогда не сделает последний шаг. Это я постоянно подталкивал его, позволял ему упасть. Однажды Мэдок не сможет подняться, и виноват буду я.
– Нет, – ответил он решительно. – Я не уйду.
Я едва заметно улыбнулся, прекрасно зная, что будет практически нереально его переубедить.
– Ты хороший друг, но я не потяну тебя на дно вместе с собой.
Достав телефон из кармана джинсов, набрал 911.
– Здравствуйте. – Мой взгляд был прикован к Мэдоку во время разговора с департаментом полиции. – Я на улице Мунстоун Лэйн, номер 1248, в Уэстоне. Кто-то проник в наш дом, нам нужна полиция. И скорая.
Я сбросил вызов, наблюдая за шокированным Мэдоком.
– Они будут здесь минут через восемь. Поезжай, разбуди мою маму. Этим ты мне поможешь.
Кому-то, скорее всего законному опекуну, придется внести за меня залог.
Подходя к двухуровневому дому из красного и коричневого кирпича, я слышал работавший внутри телевизор. Перед ступеньками остановился, раздраженный тем, что Мэдок до сих пор не тронулся с места, в то же время гадая, почему мое сердце билось столь спокойно.
Почему я не нервничал? Не ощущал будоражащего кровь предвкушения?
Все равно, что в кафе за молочным коктейлем шел.
С Тэйт я упивался даже малейшим нервным трепетом в ожидании нашего столкновения. Этого мне было достаточно для удовлетворения день ото дня. Сам не хотел признавать, но она неизменно присутствовала в моих мыслях. Я жил ради первого взгляда на нее утром и любого контакта с ней в течение дня.
От яркого отсвета экрана телевизора я прищурился и вздохнул.
Значит, сукин сын не спал.
Отлично.
Мы с Винсом Донованом общались редко, но каждый раз с взаимной неприязнью. Он говорил со мной словно с никчемным сопляком, и с Джексом обращался точно так же.
Поднявшись на крыльцо, услышал отъехавшую машину Мэдока. Я открыл входную дверь, прошел в гостиную и остановился, загородив дверной проем.
Винс глазом не моргнул, заорав:
– Какого черта ты тут делаешь?
Схватив стоявшую неподалеку напольную лампу на длинной деревянной подножке, выдернул шнур из розетки.
– Ты ударил моего брата, – ответил спокойно. – Я пришел рассчитаться.
4
– Вы не обязаны были вносить за меня залог. – Я провел языком по приятно саднившему порезу в углу рта.
– Я не вносил, – ответил Джеймс, отец Тэйт. – Твоя мать внесла.
Он вел машину по тихим улочкам, держа путь к нашему кварталу. Солнце уже выглядывало из-за деревьев, отчего красно-золотистая листва светилась, словно охваченная пламенем.
Моя мать? Она там была?
Мэдок и Джеймс всю ночь провели в полицейском участке, ожидая, когда меня отпустят. Я был арестован, внесен в базу данных, и в итоге проспал несколько часов в камере.
Мудрый совет тем, кто дожидается освобождения под залог: ничего не происходит до утра.
Но если мать вытащила меня из тюрьмы, где она сейчас?
– Она дома? – спросил я.
– Нет, ее там нет. – Джеймс свернул на перекрестке, понижая передачу на Бронко. – Твоя мама не в той форме, чтобы тебе помочь, Джаред. Думаю, ты сам это понимаешь. Мы с ней поговорили прошлой ночью в участке. Она решила, что ей пора на некоторое время отправиться в Центр Хэйвуд.
В его голубых глазах, устремленных в лобовое стекло, плескался океан слов, которые он никогда не произнесет. В этом аспекте они с Тэйт были похожи. Если Джеймс начинал орать, значит, тебе пора заткнуться и слушать. Он редко говорил не по делу, ненавидел пустую болтовню. Становилось предельно очевидно, когда Джеймс и Тэйт доходили до последней грани терпения.
