Я нервно смеюсь:
– Я не знаю. – Действительно, за что, спрашиваю я себя. – За то, как он поступил с тобой.
– Ты знаешь? – В ее голосе я слышу удивление; Натали продолжает смотреть на меня изучающим взглядом.
– Да, – смущенно отвечаю я, чувствуя, что нужно объясниться. – Хардин, он сейчас другой. Ему очень жаль, – говорю я.
Это не исправит прошлого, но ей необходимо это знать, Хардин не такой, как раньше.
– Недавно я столкнулась с ним на улице. Он был… не знаю… опустошенный, что ли… Я увидела его на улице, случайно… Так он изменился?
Ищу в ее голубых глазах осуждение, но его там нет.
– Да, он изменился, – говорю я, стараясь не смотреть на ее живот.
Она поднимает руку, и я вижу на безымянном пальце золотое обручальное кольцо. Я рада, что она вернулась к жизни и начала все сначала.
– Он совершил много ужасного, я понимаю, что многого не знаю, – сглатываю я, стараясь говорить уверенно. – Но для него было очень важно знать, что ты его простила. Это было действительно важно. Спасибо, что нашла в себе на это силы.
Честно говоря, не думаю, что Хардину так важно ее прощение, но то, что она его простила, сломало стену между ним и остальным миром и, я знаю, облегчило его страдания.
– Ты, должно быть, очень его любишь, – заключает она после долгой паузы.
– Да, очень.
Наши глаза встречаются. Я чувствую связь между нами: она, та, кого Хардин очень сильно обидел, и я, – это странно, но я это чувствую. Мне трудно представить, сколько боли и страдания он причинил, как она пришла в себя после такого унижения. Ее бросил не только Хардин, но тогда и семья отказалась от нее. Вначале я для него была, как она, игрушкой, пока он не влюбился. Вот в этом разница между мной и ею. Он любит меня, но не смог полюбить ее.
Думаю: если бы он был с ней сейчас, то не был бы со мной. Эта мысль меня убивает, и я эгоистично благодарю бога, что Хардин не относился к ней тогда так, как относится ко мне сейчас.
– Он хорошо с тобой обращается? – удивляет меня вопросом Натали.
– Да, в основном… – Я не сдерживаюсь и улыбаюсь; боже, какой ужасный ответ. – Он работает над этим, – уверенно заканчиваю я.
– Надеюсь, – поворачивается она с улыбкой.
– Что ты имеешь в виду?
– Я молилась, чтобы Хардин нашел убежище, отдушину, думаю, в конце концов это и случилось. – Она улыбается и снова трогает живот. – Все заслуживают второй шанс, даже самые заядлые грешники, как ты думаешь?
Преклоняюсь перед ней. Я не могу сказать, если бы Хардин поступил со мной так же, как с ней… что я бы так же думала о нем, как она сейчас… Я бы желала ему неминуемой смерти, а она… да… сочувствующая женщина, желающая ему добра.
– Да, я тоже так думаю, – соглашаюсь я, несмотря на то что до сих пор не могу понять, как она нашла в себе силы его простить.
– Я знаю, ты думаешь, я странная, – смеется она. – Но я просто встретила своего Элайджу. Дело не в Хардине, мы ждем нашего первенца.
По спине пробегают мурашки. Хардин был как огромный булыжник посредине ее жизненного пути, преградой к той жизни, которой она заслуживала. Не хочу, чтобы Хардин стал для меня таким же камнем преткновения, кем-то, кто вызывает болезненные воспоминания и необходимость простить. Я хочу, чтобы он был моим спасением, моим Элайджей.
– Малыш толкается, скорее бы уже родился, – смеется она.
Я, кажется, чувствую рукой, что малыш пинается, и радуюсь вместе с ней. Это так заразительно.
– Когда срок? – спрашиваю я, все еще чувствуя толчки под ладонью.
– Должен был два дня назад. Он упрямый, мальчик, я и пришла на работу подвигаться, в надежде, что он решит к нам присоединиться.
Она так нежно говорит о неродившемся младенце. Почувствую ли я когда-нибудь то же самое? Румянец на щеках и нежность в голосе? Будет ли малыш пинать меня в живот изнутри? Прогоняю жалость. Диагноз пока точно не известен. Без паники. Но внутренний голос насмешливо спрашивает: «А ты уверена, что Хардин захочет стать отцом твоих детей?»
– Все в порядке? – спрашивает меня Натали.
– Да, просто задумалась, – вру я и убираю руку с живота.
– Я рада, что встретила тебя, – говорит она.
На пороге появляются Триш и Сьюзен, в руках Сьюзен – букет цветов и фата. Смотрю на часы, половина второго. Судя по румянцу Триш и ее пустому бокалу, мы с Натали разговоривали долго.
– Дай пять. Может, поведешь машину? – смеется Триш.
Мне не нравится эта мысль, позвонить Хардину было бы лучше.
– Береги себя, и еще раз мои поздравления, – говорю я Натали, выходя из салона.
Платье Триш у меня в руках, она идет сзади.
– И ты, Тесса, – улыбается Натали.
– Я понесу, оно слишком тяжелое, – говорит Триш, пока мы идем по тротуару. – Я могу вести машину, выпила всего бокал.
– Все нормально, – говорю я; на самом деле я жутко боюсь вести машину при здешнем левостороннем движении.
– Не беспокойся, я поведу, – уверяет она и достает ключи из кармана куртки.
Глава 135
Я облазил весь дом, дважды обошел весь этот чертов район и даже позвонил Лэндону. Я на взводе, а Тесса по-прежнему не отвечает на звонки. Да где же они, черт бы их побрал?
Смотрю на экран телефона: уже начало четвертого. Сколько можно торчать в этом проклятом спа?
Наконец доносится звук едущего по гравию автомобиля. Я киплю. Подхожу к окну и вижу, что это моя мама. Тесса выходит из машины первая и достает из багажника большой белый чехол. Что-то в ней изменилось.
– Я достала! – кричит она моей маме, пока я открываю входную дверь.
Я быстро спускаюсь по лестнице и беру у нее из рук это чертово платье.
Ее волосы… что она с ними сделала?
– Я ненадолго, пойду позову Майка! – кричит нам мама.
– Какого черта ты сделала с прической? – вырывается у меня.
Тесса хмурится, и по лицу я вижу, как моментально портится ее настроение.
Черт.
– Да я просто спросил… смотрится неплохо, – говорю я и снова поднимаю глаза на ее новую прическу.
И правда неплохо. Она всегда потрясающе выглядит.
– Я их покрасила… тебе не нравится?
Она идет вслед за мной в дом. Я кидаю чехол на диван.
– Аккуратнее! Это свадебное платье твоей матери! – кричит она, поднимая край чехла с пола.
Ее волосы блестят сильнее обычного, да и брови выглядят иначе. Женщины тратят слишком много времени на попытки впечатлить мужчин своей внешностью, а те едва могут заметить разницу.
– Я совсем не против твоей новой прически, просто удивился, – объясняю я свою реакцию.
Цвет волос не особенно изменился – просто стал немного темнее наверху, но в остальном все по-прежнему.
– Отлично, потому что это мои волосы и я буду делать с ними, что захочу.
Она скрещивает руки на груди, и с моих губ слетает смешок.
– Что? – сердито спрашивает она.
– Ничего. Твой феминистский стиль поведения кажется мне очень забавным, вот и все, – смеюсь я.
– Я очень рада, что тебе нравится, потому что это он и есть, – отвечает она.
– Хорошо.
Хватаю ее за рукав и притягиваю к себе, не глядя на вырез. Думаю, не самое лучшее время обращать на него внимание.
– Я серьезно, завязывай со своим неандертальским поведением, – говорит она.
Она меня обнимает – и недовольная гримаса на лице сменяется легкой улыбкой.
– Ладно, не кипятись. Что мама с тобой сделала?
Я прикасаюсь губами к ее лбу, чувствуя облегчение, потому что она не упомянула Сьюзен или Натали. Лучше уж пусть костерит меня за свою прическу, чем за мои прежние знакомства.
– Ничего. Ты невежливо отреагировал на мою новую прическу, и я решила, что следует предупредить тебя о происходящих переменах.
Она прикусывает щеку, чтобы скрыть улыбку. Она дразнит и испытывает меня, это просто обворожительно.
– Хорошо-хорошо, никакого больше неандертальства. – Я закатываю глаза, и она отталкивает меня, и я притягиваю ее обратно и бормочу: – Я серьезно, я тебя понял.
