Слова Лэндона задевают меня сильнее, чем должны бы. Тестем? Звучит так странно… Мысленно повторяю это слово, глядя на отвратительную человеческую массу на диване.
– Я хочу с ней увидеться, – с мольбой говорю я.
– С кем… с Тесс?
– Да, с Тес-сой, – поправляю его я. – С кем же еще?
Лэндон начинает крутить пальцами, словно нервный ребенок.
– Ну а почему она не может приехать сюда? Думаю, оставлять меня с ним – не лучшая идея.
– Не будь таким трусом, он не опасен, ничего такого, – говорю я. – Просто проследи, чтобы он никуда не ушел из квартиры. Тут много еды и воды.
– Ты как будто говоришь о собаке… – замечает Лэндон.
Раздраженно потираю виски.
– Разум у старика вполне мог деградировать до этого уровня. Так ты поможешь мне или нет?
Он сердито смотрит на меня, и я добавляю:
– Ради Тессы.
Это нечестно, но знаю, что ход сработает.
Через секунду Лэндон сдается и кивает.
– Только на одну ночь, – соглашается он, и я отворачиваюсь, чтобы скрыть улыбку.
Не знаю, какова будет реакция Тессы на нарушение нашего уговора о «свободе», но это всего на одну ночь. Одна короткая ночь с ней – вот что мне сейчас нужно. Мне нужна она. На неделе мне хватает звонков и сообщений, но после последнего кошмара мне, как никогда, нужно ее увидеть. Убедиться, что на ее теле нет никаких отметин, кроме тех, которые оставил я.
– Она знает, что ты приедешь? – спрашивает меня Лэндон по дороге в спальню.
Пытаюсь найти на полу футболку – я по-прежнему голый по пояс.
– Узнает, как только я приеду.
– Она рассказала, как вы болтали по телефону.
Рассказала? Это на нее совсем не похоже.
– Зачем ей рассказывать про то, как мы занимались сексом по телефону? – удивляюсь я.
У Лэндона округляются глаза от изумления.
– Ого! Что? Что?! Я не… О боже! – недовольно бормочет он, пытаясь заткнуть уши, но слишком поздно.
Он густо краснеет, и комната наполняется моим смехом.
– Выражайся точнее, когда речь идет обо мне и Тессе, разве ты этого еще не понял? – усмехаюсь я, вспоминая ее стоны по телефону.
– Видимо, понял. – Он хмурится и возвращается к теме: – Я имел в виду, что вы с ней много говорили по телефону.
– И?..
– Тебе она кажется счастливой?
Моя улыбка исчезает.
– Почему ты спрашиваешь?
На его лице проступает тревога.
– Просто интересуюсь. Я за нее как-то переживаю. Похоже, она не так уж радуется Сиэтлу, как я ожидал.
– Не знаю. – Я потираю затылок. – Да, по голосу она не кажется счастливой, но не знаю, почему именно – то ли потому, что я придурок, то ли потому, что Сиэтл нравится ей не настолько, как она думала, – честно отвечаю я.
– Надеюсь, первое. Я хочу, чтобы она там была счастлива, – замечает Лэндон.
– И я тоже, вроде того.
Лэндон пинает ногой грязные черные джинсы.
– Эй, я собирался их надеть, – сержусь я и наклоняюсь, чтобы поднять.
– У тебя нет чистой одежды?
– В данный момент нет.
– Ты вообще стирал после ее отъезда?
– Да… – вру я.
– Ага. – Он показывает на пятно на моей черной футболке. Может, горчица?
– Черт. – Снимаю футболку и бросаю ее на пол. – Мне нечего надеть, черт возьми.
Открываю нижний ящик комода и облегченно вздыхаю: в дальнем углу лежит стопка чистых черных футболок.
– Как насчет этих? – Лэндон показывает на темно-синие джинсы, висящие в шкафу.
– Нет.
– Почему нет? Ты все время носишь только черные.
– Именно, – отвечаю я.
– Ну, похоже, единственная пара, которая у тебя есть, сейчас грязная, так что…
– У меня их пять пар, – поправляю я его. – Просто они одинакового фасона.
Тяжело вздохнув, я тянусь через него к шкафу и снимаю с вешалки чертовы синие джинсы. Ненавижу их. Мама купила их мне на Рождество, и я поклялся никогда не надевать их, но вот, приехали. Ради настоящей любви и все такое. Она, наверное, в обморок бы упала.
– Они чересчур… облегающие. – Лэндон прикусывает губу, чтобы не рассмеяться.
– Отвали, – говорю я и показываю ему средний палец и продолжаю собирать всякую хрень в дорогу.
Двадцать минут спустя мы снова в гостиной: Ричард по-прежнему спит, Лэндон достает меня шутками про узкие джинсы. Я готов ехать в Сиэтл и увидеться с Тессой.
– Что мне сказать ему, когда он проснется? – спрашивает он.
– Что хочешь. Будет забавно, если ты его немного подурачишь. Можешь притвориться, будто ты – это я или будто ты не знаешь, почему он здесь, – смеюсь я. – Он жутко растеряется.
Лэндон не понимает, что в этом смешного, и практически выталкивает меня за дверь.
– Осторожнее за рулем, на дороге скользко, – предупреждает он.
– Понял.
Перекидываю сумку через плечо и ухожу, пока он не успел выдать еще какую-нибудь банальщину.
В дороге я не могу отделаться от мыслей о своем кошмаре. Он был таким реалистичным, таким чертовски ярким. Я слышал, как Тесса стонала имя того засранца, я даже слышал, как она ногтями царапает его кожу.
Включаю радио, чтобы отвлечься от размышлений, но это не помогает. Тогда я решаю подумать о ней, вспомнить, как мы были вместе, чтобы кошмарные образы перестали меня преследовать. Иначе эта поездка станет самой долгой в моей жизни.
– Смотри, какие милые детки! – вопит Тесса, показывая на стаю маленьких копошащихся существ.
Ну, на самом деле их было всего двое. Но все равно.
– Да, да. Очень милые. – Я закатываю глаза и тащу ее дальше по магазину.
– У них даже одинаковые бантики в волосах.
Она широко улыбается, а голос становится пронзительным, как обычно у женщин, когда они видят маленьких детей: у них начинает вырабатываться какой-то гормон или вроде того.
– Ага, – бормочу я и тащусь вслед за ней по узким рядам «Коннерс».
Она ищет какой-то особенный сыр, нужный для блюда на сегодняшний вечер. Но ее разумом завладели дети.
– Не отрицай, что они милые. – Она смотрит на меня с сияющей улыбкой, но я упрямо мотаю головой. – Да ладно, Хардин, ты ведь знаешь, что они очень милые. Просто скажи это.
– Они. Очень. Милые… – равнодушно отвечаю я.
Ее губы сжимаются в тонкую полоску, и она скрещивает руки на груди, будто обиженный ребенок.
– Может, ты окажешься одним из тех, кто считает милыми только своих детей, – говорит она, и я вдруг замечаю, что ее улыбка быстро исчезает, будто она что-то осознала. – Если ты вообще когда-нибудь захочешь иметь детей, – мрачно добавляет она. Мне хочется поцелуем стереть с ее лица мрачность.
– Конечно, может быть. Жаль только, что я их не хочу. – Я стараюсь, чтобы она раз и навсегда поняла это.
– Я знаю… – тихо говорит она.
Вскоре она находит то, что так усердно искала, и бросает в корзину – сыр падает с глухим стуком.
Мы стоим в очереди у кассы, но она по-прежнему не улыбается. Я гляжу на нее и осторожно толкаю локтем.
– Эй?
Она поднимает на меня глаза. Взгляд такой тусклый, она явно ждала, что я заговорю первым.
– Я знаю, что мы договорились больше не говорить о детях… – начинаю я, и она смотрит в пол. – Эй? – повторяю я и ставлю корзину на пол у ног. – Посмотри на меня. – Беру ее лицо в ладони и прижимаюсь лбом к ее лбу.
– Все в порядке. Я сказала, не подумав, – признается она, пожав плечами.
Я наблюдаю, как она осматривает маленький магазин, оценивает окружающую обстановку; замечаю ее явное удивление тем, что я прикасаюсь к ней у всех на виду.
– Что ж, тогда давай снова договоримся больше не упоминать детей. От этого у нас только проблемы, – говорю я и быстро целую ее в губы, потом еще раз.
Я не перестаю целовать ее, а она засовывает ладони в карманы моей куртки.
– Я люблю тебя, Хардин, – говорит она, но тут кашляет Ворчливая Глория, кассирша, над которой мы часто смеялись.
– Я люблю тебя, Тесс. Я дам тебе столько любви, что дети тебе не понадобятся, – обещаю я.
Она отворачивается, чтобы я не видел, как она хмурится, – это точно. Но в тот момент меня это не волновало, потому что я считал, что вопрос решен и я получил что хотел.
