– Мне понравилось, очень понравилось, – хвалит он и кладет тетрадь обратно на стол, а потом снова берет и открывает на первой странице. – «Кто я такая», – зачитывает он заголовок.
– Не надо, прошу тебя!
Он с удивлением ухмыляется:
– С каких пор ты стесняешься показывать свою домашнюю работу?
– Я не стесняюсь. Просто… это очень личное. Я даже не уверена, что решусь сдать его.
– Я читал твои записи по религиоведению, – говорит он, и у меня замирает сердце.
– Что? – Я отчаянно надеюсь, что неправильно его расслышала. Он не стал бы. Он не мог его прочитать…
– Я читал. Ты оставила дневник в квартире, а я его нашел.
Это унизительно. Я стою молча, а Хардин смотрит на меня с другого конца комнаты. Это были личные заметки, которые никто не должен был прочитать, – разве что кроме преподавателя. Я в ужасе от того, что Хардин копался в моих самых сокровенных мыслях.
– Ты не должен был читать. Зачем ты это сделал? – спрашиваю я, стараясь не смотреть на него.
– Все записи были про меня, – отвечает он, будто защищаясь.
– Дело не в этом, Хардин. – У меня в горле стоит ком, трудно дышать. – Это был нелегкий для меня период, и записи предназначались только для моего личного дневника. Ты не должен был…
– Они замечательные, Тесс. Замечательные. Мне было больно читать о том, как ты себя чувствовала, но твои слова, то, что ты хотела выразить, – это было прекрасно.
Я понимаю, что он пытается меня похвалить, но это лишь еще больше меня смущает.
– Каково было бы тебе, прочитай я твои записи, в которых ты выразил что-то сугубо личное?
Я не обращаю внимания на его комплименты по поводу моего творчества. В его взгляде вдруг появляется тревога, и я озадаченно спрашиваю, наклонив голову:
– Что?
– Ничего, – коротко отвечает он и качает головой.
Глава 89
Поймав ее взгляд, думаю, что лучше замолчать, но я должен быть честным с ней и хочу, чтобы она знала, насколько интересными мне показались ее записи.
– Я прочитал их минимум десять раз, – признаюсь я.
Ее глаза округляются, но она не поднимает взгляд, а рот приоткрывается. Она спрашивает:
– Правда?
– Тебе нечего стыдиться. Это же я, не забывай.
Я улыбаюсь ей, и она подходит ко мне.
– Знаю, но мои слова, наверное, показались тебе такими жалкими. Когда я писала этот дневник, я плохо соображала.
Я прикладываю пальцы к ее губам, чтобы она замолчала.
– Вовсе не жалкими. Они прекрасны.
– Я… – Она пытается заговорить, но я прижимаю пальцы еще сильнее.
– Ты все сказала? – улыбаюсь я, и она кивает.
Я медленно убираю руку от ее губ, и она их облизывает. Я не могу отвести взгляд.
– Я должен тебя поцеловать, – шепчу я.
Нас разделяют всего несколько сантиметров. Она смотрит мне в глаза и шумно сглатывает, а потом снова проводит языком по губам.
– Хорошо, – тихо отвечает Тесса.
Она с жадностью хватает меня за футболку и, тяжело дыша, тянет к себе. Я почти касаюсь ее губ, и тут раздается стук в дверь.
– Тесса? – визгливо зовет Кимберли сквозь приоткрытую дверь.
– Избавься от нее, – шепотом говорю я, и Тесса отходит от меня.
Сначала ребенок, теперь его мамаша. Давайте позовем и самого Вэнса.
– Мы уходим через пару минут, – говорит Кимберли, не заходя в комнату.
Вот и хорошо. А теперь убирайся отсюда к черту…
– Ладно, я сейчас буду, – отвечает Тесса, и это раздражает меня еще больше.
– Спасибо, милая, – благодарит ее Кимберли и уходит, напевая какую-то попсовую песенку.
– Черт, лучше бы я даже не… – начинаю я.
Тесса бросает на меня взгляд, и я решаю опустить продолжение. Это все равно не так… Ничто не изменит мое желание быть сейчас здесь.
– Мне надо идти присматривать за Смитом. Если хочешь, можешь остаться тут.
– Нет, я хочу быть там, где ты, – заявляю я, и она улыбается.
Черт, я хочу поцеловать ее! Я так скучал по ней, и она говорит, что тоже скучала… Почему же она не… Она хватает меня за ворот моей черной футболки и прижимается ко мне губами. Все мое тело загорается, будто меня подключили к розетке. Она проникает языком внутрь, нежно водит им, и я подхватываю ее за бедра.
Я несу ее через комнату, пока не упираюсь в основание кровати. Я ложусь, и она осторожно опускается на меня. Прижимая к себе, я переворачиваюсь, и она оказывается подо мной. Провожу губами над ее грудью, затем снова возвращаюсь к приятной точке под ухом, чувствуя, как учащается ее пульс. В награду получаю ее стоны и вздохи. Я начинаю медленно – мучительно медленно – прижиматься своими бедрами к ее, придавливая к кровати. Тесса касается моей разгоряченной кожи под футболкой и проводит ногтями по моей спине. Я обхватываю губами мочку ее уха и…
Перед глазами у меня вдруг появляется образ из сна – Зед толчками входит в Тессу, – и я тут же вскакиваю.
– В чем дело? – спрашивает она.
От моей нежной атаки ее губы стали ярко-розовыми и припухлыми.
– Ни… ни в чем. Нам надо… ну… идти туда. Присматривать за этим мелким засранцем, – нервно отвечаю я.
– Хардин, – настаивает она.
– Тесса, забудь. Все в порядке.
Ну, знаешь, мне просто снилось, что Зед практически затрахал тебя на нашей кровати, и теперь я не могу выкинуть это из головы.
– Ладно.
Она поднимается и вытирает руки о свою мягкую пижаму.
На мгновение я закрываю глаза, стараясь избавиться от своих отвратительных мыслей. Если этот чертов выпендрежник отнимет у меня еще хоть секунду времени с Тессой, я переломаю ему на хрен все кости.
Глава 90
Расцеловав Смита, по его мнению слишком усердно, Кимберли и Вэнс в конце концов уходят. Они трижды напомнили, чтобы в случае чего мы звонили им, и каждый раз Хардин и Смит театрально закатывали глаза. Когда Кимберли показала на список номеров экстренных служб, лежащий на кухонном столе, они мило переглянулись, будто оба не могли поверить в происходящее.
– Что хочешь посмотреть? – спрашиваю я Смита, как только их машина скрывается из вида.
Сидя на диване, он пожимает плечами и смотрит на Хардина, который глядит на малыша сверху вниз так, словно он маленький забавный хорек или кто-то вроде этого.
– Ладно… А как насчет игры, хочешь поиграть во что-нибудь? – предлагаю я, не дождавшись от них ответа.
– Нет, – говорит Смит.
– Думаю, он просто хочет пойти в свою комнату и заняться той фигней, которой был занят до того, как Ким его оттуда вытащила, – говорит Хардин, и Смит согласно кивает.
– Ну… что ж, хорошо. Можешь пойти в свою комнату, Смит. Мы с Хардином будем здесь, если тебе что-то понадобится. Я скоро закажу нам ужин.
– Ты можешь пойти со мной, Хардин? – как можно осторожнее спрашивает Смит.
– К тебе в комнату? Нет, я побуду здесь.
Смит молча слезает с дивана и идет к лестнице. Я бросаю на Хардина сердитый взгляд, а он пожимает плечами.
– Что?
– Иди с ним в его комнату, – шепчу я.
– Я не хочу к нему в комнату. Я хочу быть здесь с тобой, – как ни в чем не бывало говорит он.
Я, конечно, хочу, чтобы Хардин остался, но мне все равно жалко Смита.
– Ну, давай же! – Я киваю на светловолосого мальчика, который медленно поднимается по ступенькам. – Ему одиноко.
– Ладно, черт возьми, – бормочет Хардин и, надувшись, идет через гостиную к лестнице за Смитом.
Меня все еще тревожит, что он так странно отреагировал на наш поцелуй в спальне. Я думала, что все идет замечательно, – даже лучше, чем замечательно, – но он так резко вскочил, будто от удара. Может, после такой долгой разлуки его чувства изменились? Может, я уже не привлекаю его так, как раньше… в сексуальном плане? Да, на мне мешковатая пижама, но раньше его это не волновало.
Не найдя никакого разумного объяснения, не позволяю воображению разыграться, а вместо этого беру стопку брошюр, которую нам оставила Кимберли, – надо выбрать, что заказать на ужин. Останавливаюсь на пицце и беру телефон, а потом иду в прачечную. Перекладываю вещи Хардина в сушилку и сажусь на скамейку посреди комнаты. Затем звоню в пиццерию и жду, глядя, как безостановочно крутится сушильная машинка.
