— Мне нужен развод.
Вот так. Вместо приветствия.
— М-м-м, вот так сразу? В такой светлый праздник? — протянул Дрю лениво. — Ты помнишь, что у нас с тобой сегодня годовщина?
— Ты-то как про это вспомнил? — не верю, что у товарища Коржаненко на четвертом десятке вдруг память на даты и числа работать начала. Вообще непонятно, как он на экономическом доучиться смог. Разве что с финансовой помощью.
— Родители звонили. Спрашивали, что я тебе подарю.
— И что ты мне подаришь? Пожалуйста, скажи, что новый штамп в паспорте.
Потом можно будет и поменять удостоверение личности. От небольшого штрафа не обеднею. А Сергею, если доведется, расскажу историю, как только закончится срок действия моего обязательного молчания.
— Вообще, я надеялся отделаться платьем. Думал о «Диор». Какой тебе размер заказать? «Элечка» подойдет? Или…
Да-а-а. Не знает Дрю, что я уже давно избавилась от своих прежних габаритов. Да и откуда он может знать? Коржаненко меня уже почти три года не видел, одежду сам не покупал — только деньги переводил с пожеланием «приличненькое для родаков». А на все вздохи своей матушки, что я стала выглядеть замечательно и схуднула, наверняка отмахивался и говорил свое коронное «она у меня красавица».
Думаете дикость?
Дикость — это то, что Коржаненко умудрялся каждый месяц врать родителям, почему не может приехать на мою с ними встречу. Так и строили нашу семейную жизнь. Раз в месяц я идеальная невестка, а Дрю — страдалец-работяга в очередной командировке. Остальное время муженек справлялся со своими родственниками самостоятельно.
— Не надо платья. Я хочу в загс.
Какая неоднозначная фраза. Даже осмотрелась по сторонам. Очень боялась, что Сергей может появиться в самый неподходящий момент и услышать не то, что надо. Но на горизонте было чисто. Я заняла столик почти в углу зала, соседние еще пустовали — нормальные люди еще спят.
— Вот что ты ко мне прицепилась со своим загсом? — огрызнулся Дрю. — Я тебе уже сколько раз говорил — дойдем. Тебе сильно надо что ли?
— Да. Сильно. И срочно.
— Что, моя женушка себе кого-то нашла? — замурлыкал мужчина на том конце звонка. Очередная издевка, чтобы не сказать грубее.
— А тебя это вообще касается? Слушай, я устала говорить с тобой об одном и том же. И от твоих завтраков устала. Не хочешь по-хорошему, значит, закончим наше общение судом. Я в понедельник подам документы.
Долго, сложно… А что делать? Сколько можно? В суде процесс займет месяца два… Что я скажу Сергею? Если у нас все будет хорошо, то кто-нибудь из кадров да проговориться про штамп в паспорте. Удивительно, что до сих пор эта тема в офисе не поднималась, учитывая любовь коллектива посплетничать.
Но два месяца… Слишком. Надо добивать Дрю аргументами.
— Я перестану встречаться с твоими родителями.
— Ты не можешь!
Точно, у меня же договор… В цифрах Коржаненко не разбирается, зато в бумажках — отлично.
— Замечательно. Буду встречаться. Но перестану врать о том, что ты в командировках. Или что ты работаешь. Или что я работаю.
— Ты работаешь.
— А ты мне изменяешь. И пьешь. И о намерении развестись я тоже твоим родителям расскажу. Они меня, конечно, будут отговаривать. Но в конечном счёте я не только добьюсь развода, но тебя наверняка отправят в какую-нибудь клинику в Европе, лечиться от зависимостей.
Я не злая, я не злая, я не злая… Просто нервничаю.
— Ладно! — гаркнул Дрю в трубку. — Я тебя услышал. В понедельник мы пойдем с тобой в загс и оформим документы.
— Аллилуйя!
— Но. В субботу родители хотят нас видеть, чтобы поздравить с годовщиной. И… без штампа, ты сможешь еще пару месяцев поделать вид, что у нас все в порядке? Как обычно — встретишься с моими пару раз, поговоришь. Скажем, что разъехались, что у нас есть проблемы. Чтобы для них это не было ударом. И не в субботу. Я тебя по-человечески прошу, Ромыч.
— Хорошо, — вздохнула. Растерла висок большим пальцем. — Но клянусь, если в понедельник тебя не будет у загса в восемь утра…
— Какая же ты стерва, Ромыч.
Ну да. Видимо. Сергею вру, Андрея шантажирую. Самой от себя противно. Неприятно как-то все получается.
Рассказать бы все Сергею.
С одной стороны.
С другой — потерять квартиру из-за одного поцелуя? Еще же неизвестно, что и как у нас с ним сложится.
А что может сложиться, если отношения начинаются со лжи?
Как ни крути — ситуация неприятная.
Хоть с Сергеем подписывай договор о неразглашении, а потом выкладывай всю правду. Интересно, а так вообще можно?
— Так как? Какого размера платье брать? Эльку или иксэльку.
И после этого я стерва.
— Ты козел. А платье у меня есть, не переживай. Я скину тебе адрес загса.
Повесила трубку, не собираясь и дальше продолжать беседу в Дрю. Пока еще чего в свой адрес не услышала.
Видимо, день у меня сегодня такой. Выслушивать всякое. Ведь точно знаю, что от Сергея мне точно прилетит.
Я же не просто так в такую рань поднялась и сбежала из номера. У меня план!
Мой дорогой начальник уже высказывал опасения, что отношения между руководством и подчиненными неизбежно ведут к поблажкам для последних. И Сергея этот момент если не пугает, то определенно напрягает.
Так что я намерена решить проблему номер два в своем списке. Нежелание Никифорова отпускать меня смотреть отели в одиночестве явно вызвано его романтическим настроем, а не логикой. Желание уберечь сработало против производственной необходимости. Это мило. Но отношения не должны мешать работе.
Оставшиеся отели я разбила на поровну, телефон зарядила. Если потребуется — буду каждые пятнадцать минут звонить боссу и отчитываться, что я в порядке. Вечером при встрече мне по-любому прилетит выговор. Сначала от начальника, потом от… моего мужчины?
Блин, звучит-то как здорово!
Нет. Не то что мне прилетит. А вот это вот «мой мужчина»? Может чуть поспешно, но формулировку я менять точно не намерена.
Посмотрела на время. Точно пора бежать. Пока мой начальник не обнаружил пропажу помощницы.
Глава 20. Русалочка
«Ушла поплавать. Буду в 19.00»
Это точно последняя капля за сегодня. Маша решила меня добить.
Сначала утро. Сбежала работать. Без меня.
Двойной удар по моим не самым крепким нервам. Во-первых, моя дорогая помощница ослушалась прямого запрета. Во-вторых, Маша одна на весь день в чужой стране. В-третьих, весь день я один, без Маши. И к черту доводы, что так будет быстрее. В-четвертых — ну кто лишает трудоголика возможности поработать чуть дольше? Нас это не успокаивает, а добавляет душевных переживаний.
— Вы мне не доверяете? — поиздевалась надо мной Ромашкина в утреннем разговоре
— А мы теперь снова на вы? — говорю же, не утро, а сплошной негатив.
— На работе — конечно!
— Раз мы на работе, то как ваш начальник требую, чтобы мы поехали осматривать гостиницы вместе. Где вы сейчас?
— Сергей Викторович…
От этого обращения так и захотелось скрутить строптивицу и отшлепать по одному месту. Раз с поцелуями не понимает.
Но это я так, мысленно балуюсь.
Может, целуюсь невнятно?
Да не, бред какой-то. Маша таяла в моих руках, как сливочная ириска на солнце. Я, правда, реагировал на свою помощницу еще сильнее — у меня плавился мозг. И от ее присутствия, и от ее выходок.
— … Сергей Викторович, я справлюсь. И часов в пять уже буду в отеле. Подготовлю для вас отчет.
Ага, для Сергея Викторовича она постарается. А для Сережи?
— А чтобы ты не переживал, я буду звонить. Каждые полчаса.
— Пятнадцать минут, — буркнул в ответ.
— Хорошо. Каждые пятнадцать минут. Зато вечером я буду полностью в твоем распоряжении.
Лиса хитрая. Наобещала, успокоила.
И что в итоге?
Записка под дверью.
«Ушла поплавать. Буду в 19.00»
Нет, я понимаю — сам задержался, и сидеть в номере и скучать Маша не обязана.