— Атаковать бронепоезд будем не мы…
Глава 9. Побег
Почему в Центруме сплошь и рядом встречаются те же растения и животные, что и на Земле? Как неразумная живность вообще перебирается из мира в мир?
Так же, как и люди.
Они проникают через Проходы, Врата, Порталы, Червоточины и так далее, называйте как хотите. Некоторых зверушек в незапамятные времена провел сквозь Врата человек. Он же пронес семена полезных растений.
Иные виды перебрались сами — по недосмотру или небрежению проводников. В Проход всегда может залететь воробей или комар, и уж нечего говорить о разносимых ветром семенах. Так из мира в мир попадает не только полезное, но и нейтральное или даже нежелательное. Попадает все, что может попасть. Без москитов и шершней человек уж точно обошелся бы, однако в Центруме они есть. В одном из общедоступных музеев Лореи хранится чучело странного копытного, шея которого крепится не к передней части крупа и уж тем более не к задней, а торчит посередине, как рубка подводной лодки. Из какого мира и, главное, каким образом проникла в Центрум эта зоологическая несуразица — загадка. До иссушения климата в южных водоемах Аламеи водились самые обыкновенные индийские гавиалы с узкими челюстями и глупыми шишками на носу.
Однако многие виды по тем или иным причинам так и остались исключительно в своих мирах-лепестках. Например, никто и никогда не видел в Центруме слона. Крылатых червей видели, саблезубых собак встречали, волосатых рыб вылавливали, обезьяноподобные мартыши просто-напросто сумели вписаться в некоторые местные биоценозы, но слонов как не было, так и нет. Возбудители «высокомолекулярной чумы», которых никто не видел, попав в Центрум, так и не проникли оттуда ни в один из смежных миров. А муха цеце, размножившаяся было в степях Сургана полвека назад, в одночасье вымерла по неизвестной причине.
Легко догадаться, что никто о том не пожалел.
Карамельный жук невелик — всего-то с ноготок младенца. Строго говоря, он даже и не жук, поскольку от земных жесткокрылых его отличает ряд важных анатомических особенностей. Но все, кто в курсе, называют его жуком, чтобы не держать в памяти лишнего. Да он и похож на жука.
В «ромашке» он обитает лишь в одном из миров-лепестков, если только шастающие туда-сюда контрабандисты не занесли его куда-нибудь еще. Впрочем, для этого они должны были занести не любого жука, а оплодотворенную матку да еще с необходимым ей количеством рабочих особей, что заметно труднее. Да-да, карамельный жук — общественное насекомое вроде земных пчел или муравьев. И кусается, кстати, не хуже самого злющего тропического муравья.
Летать он умеет, но не любит. Лишь когда нарождается лишняя матка, происходит роение, и часть колонии улетает искать новое место. В остальное время жуки-разведчики и жуки-фуражиры проворно снуют туда-сюда по земле, ветвям и травам, и пчелам не стоило бы хвастаться размерами своих угодий. У карамельных жуков угодья не меньше. Жук невероятно проворен. Идущего человека на ровной утоптанной земле он догонит в два счета, от бегущего отстанет не сразу.
Как следует из названия, в пищу личинкам жук вырабатывает тягучую сладкую массу, вполне достойную замену сахару. Нет ничего удивительного в том, что в его родном мире-лепестке существуют и процветают жучиные пасеки.
Жала, как у пчелы, у жука нет, да ему и не надо. Есть острые жвалы, и есть хоботок-шприц. Это орудия обороны, а если жуку приходится нападать, то это не орудия убийства противника, а средства для его изгнания. Карамельный жук питается пыльцой и нектаром, согласен и на соки растений, но плоть он не ест. Убивать своих противников ему просто незачем.
Есть другой способ.
Жвалы причиняют изрядную боль, но и только. Весь секрет в хоботке, способном и всосать нектар цветка, и впрыснуть в тело противника некий гормон. Сам по себе гормон не вредит здоровью врага — ну разве что враг сам нечаянно сломает себе шею, пустившись в паническое бегство. Укушенный, кем бы он ни был, очень скоро теряет мужество и боевую ярость, под действием гормона его охватывает непереносимый ужас, и все его мысли, если можно их так назвать, начинают крутиться вокруг лишь одного предмета — бегства. И поскорее, и подальше!
«Антихрабрин» — одно из местных названий этого гормона в переводе на русский язык. Для существа размером с крысу более чем достаточно одного укуса, а человек растеряет последние остатки доблести после пяти-шести — вот и вся разница. В своем мире дикий карамельный жук не строит муравейников и не роет подземных камер — он просто изгоняет грызунов и птиц из нор и дупел, чтобы устроить там колонию. После нескольких укусов любой зверь рад убраться восвояси — еще и счастлив будет, что так легко отделался.
Жук привередлив — с его способностями это и неудивительно. Жуку страшно нравится проникать в любые отверстия и щели — не найдется ли внутри полости, удобной для устройства колонии? И если таковая обнаружена, очень скоро народится новая матка. Было время, когда дикие колонии карамельных жуков являли собой истинное бедствие для селян и даже горожан. Ведь что такое сельский дом или городская квартира, как не очень большая и очень удобная полость? Никого не удивляло почтенное семейство, бегущее с воплями прочь от своего жилища. Исстари был известен лишь один способ отбить у жука помещение: хорошенько опрыскать его скипидаром. Проблема была в том, что скипидар — совсем не парфюм.
Потом в том мире изобрели дуст.
Введя жука в рамки, люди по-прежнему с удовольствием пользовались его «карамелью». А как же иначе? Человек склонен не убивать лишь тех, кого грабит.
В качестве временных ульев, удобных для переноски колонии с места на место, издавна применялись калебасы из сушеных тыкв.
— Еве памятник ставить надо, — говорил Сергею Тигран под стук колес дрезины. — Открою тебе один секрет Полишинеля: у каждого порядочного контрабандиста, работающего в «фирме», есть свои заначки: мелкие локализации, связи в Центруме и вне его, схроны и тому подобное. Просто на всякий случай. Однажды может пригодиться. Вдруг понадобится спешно уйти или срочно достать что-нибудь. Начальству об этом знать не нужно. Оно и делает вид, что не знает. Аракчеевские методы в работе с проводниками вообще не проходят — люди просто разбегутся. Короче, ты уже понял: Ева задействовала свои заначки. Но как она умудрилась получить из какого-то мира-лепестка эти ульи и доставить их на Землю за одну ночь — не понимаю. Это просто диво дивное.
— Амазонка! — понимающе кивнул Сергей.
— Низко ты ее ценишь. Куда до нее какой-то амазонке. Фурия!
— А я, между прочим, все слышу, — донесся из грузового отделения сонный голос Евы.
— Вот так всегда, — пожаловался Тигран. — Уже и комплимент даме нельзя сказать.
— Так это был комплимент?
— Он самый. Ты спи, спи. Не нравится фурия — пусть будет титан. Ничего, что он мужик, так даже лучше. Ты, Ева, отличный парень.
— В том-то и проблема. — Сергею почудилось, что из грузового отделения послышался вздох.
— Все равно снимаю шляпу.
Впрочем, шляпы у Тиграна не было. Чтобы лысина не обгорела, он обвязал голову платком и время от времени скупо поливал его из фляжки.
Само собой, все это было сказано в первый час движения дрезины, когда Ева прикорнула в грузовом отделении, а Григорий работал как заведенный, пытаясь изгнать из крови алкоголь. Дрезина бежала ходко, давая, на глаз, километров до тридцати в час. Верстовые столбы возле узкоколейки отсутствовали как класс. Как ориентировались паровозные машинисты, понять было невозможно.
Наверное, знали наизусть все особенности ландшафта, не очень-то богатого на эти особенности…
И все же они попадались даже в ровной, на первый взгляд, степи. Надо было лишь присмотреться: там ложбинка, тут купы сухих кустов, вдали не то холм, не то курган, а еще дальше вроде бы даже развалины каких-то строений, давным-давно покинутых людьми… Один раз дрезина прогрохотала по стальному мосту, переброшенному через русло высохшей реки, и был еще карстовый провал — большая дыра посреди неглубокого грабена. Узкоколейка здесь делала крюк, обходя стороной опасное место.
