— Когда-то в этих местах было неплохо… — Тигран успевал и качать рычаг, и зорко смотреть по сторонам, и поучать новичков. — Хороший был край, лесостепной. Скотоводство, а главное, нефть. Ее уже начали добывать, когда грянула «высокомолекулярная чума». Ну, а когда нефти не стало, пошли проседания почвы, карстование, вода под землю ушла… Климат изменился, жить стало невозможно. Людишки частью перемерли, частью ушли на север. Мало кто остался…
— Пограничники остались, — буркнул Григорий.
— Ну, эти-то конечно…
Прошел еще час, и Григорий выдохся. Его сменила проснувшаяся Ева.
— Все тихо? — осведомилась она, обтирая лицо влажной салфеткой.
— Пока тихо, — ответил Тигран.
— Ну и хорошо.
— Слишком хорошо — это совсем не хорошо. Тебе… никуда не надо?
— Пока нет.
— А вот это плохо. Может, водички попьешь?
— На такой жаре — что толку? — ответила Ева. — В пот уйдет. На крайний случай у нас есть Сергей.
— А я? — подала голос Алена.
— Ты что, перед патрулем стриптиз изобразишь? Не глупи. Устала?
— Еще чего!
Сергей в этом разговоре не участвовал. Во-первых, успел отмотать руки. Езда на дрезине напомнила ему переход через Канозеро на катамаране при встречном ветре. Правда, там бил в морду холодный дождь и вокруг было сколько угодно чистейшей пресной воды, а здесь все наоборот — но это уже частности. А во-вторых, он наконец понял, к какому типу проводников относится Ева, и посочувствовал ей. Обретать способности проводника лишь тогда, когда давление в мочевом пузыре превысит определенное значение и заставит переключиться некий триггер в мозгу — это… чересчур физиологично, что ли.
Да и попросту неудобно.
Надзиратель ушел. Возможно, побежал докладывать начальству о легкой победе новенького над «серьезными», а может, просто решил, что в камере не происходит ничего экстраординарного. Макс скоротал немного времени, подвергнув тщательному обыску распростертые тела, соломенные матрацы на железных койках и всевозможные укромные уголки. Что-то подсказало ему, что надо это сделать. Нашелся длиннейший остро заточенный кованый гвоздь из тех, какими сшивают бревна, кусок газеты и полотняный мешочек сушеной конопли. Заточку и наркотик Макс выбросил в крохотное оконце, а газету попробовал читать.
В обширной передовице сообщалось о происках бандитского правительства Аламеи, еще недавно засылавшего в мирную Оннели всего лишь шпионов, а теперь еще и диверсантов, взорвавших где-то паровую молотилку. Сообщалось также о новом витке тарифной войны, о смерче, прошедшем в южных районах, и о нашествии вредителей на посевы ячменя, причем читатель плавно подводился к выводу о том, что за смерчем и вредителями стоит, конечно же, правительство Аламеи. На обратной стороне обнаружилась статья некоего Рудиста Импетиго о новом прогрессивном способе засолки грибов. Была заметка о скотнице Пилипе Фих, родившей на прошлой неделе шестерню, после чего количество ее отпрысков увеличилось до двадцати. Сообщалось, что гласные окружного совета обратились в правительство с просьбой о присвоении Пилипе звания почетного сенатора, а пока предложили всем обращаться к ней не иначе как «ваше высокоплодородие». Шли также объявления о продаже скота и птицы.
Газеты везде одинаковы. Эта, пожалуй, была еще не из худших.
Макс отложил газетный обрывок и стал ждать. По-видимому, надзиратель либо не стал отягощать начальство вопросами порядка в тюрьме, либо не застал его на месте, либо начальство решило ничего не менять. Что делать дальше — вот был вопрос из вопросов.
Теперь Макс почти не сомневался, что сможет улучить удобный момент, чтобы вырваться из тюрьмы. Вопрос был в другом: надо ли это делать?
Рафаэль сказал: его ищут многие. Он нужен каким-то… конкурирующим структурам. Настолько нужен, что эти таинственные структуры запросто жертвуют людьми, чтобы залучить его, Макса, к себе. Что из этого следует?
Вероятно, то, что надо сидеть здесь, а не дергаться, рискуя нарваться на пулю. Сами найдут, сами придут.
Но… хорошо сидеть в одиночке, а не в одной камере с тремя бандитами. Надо же когда-нибудь спать. Никакой гарантии, что не прикончат во сне.
Когда кто-нибудь из распростертых шевелился, Макс вновь отключал его. Он еще не решил, что делать. Было очень жарко. Воздух почти не поступал сквозь маленькое зарешеченное окошко. Вдобавок один из бандитов обмочился, что тоже не улучшило атмосферу.
Макс снял с себя костюм, оставшись в насквозь мокром белье. Стало чуть легче.
Никто не шел.
Одно из возможных решений пришло на ум давно: взять одного из сокамерников и применить к нему один-два болевых приема. Пусть поорет как следует на всю тюрьму — тогда точно прибегут.
И никто не знает, каковы будут последствия. Могут перевести в одиночку, а могут избить палками, причем второе куда вероятнее. Если хочешь драться с псами — не дразни их заранее.
Солнечный зайчик на стене взбирался все выше и выше, пока не исчез. Вечерело. Из коридора донесся скрип расхлябанной тележки — вероятно, развозили ужин, — а Макс еще не пришел ни к какому решению.
В бинокль Сергей мог видеть станцию. Тигран отозвался о ней более пренебрежительно, чем следовало. Станционное здание выглядело довольно солидно для такого захолустья, а вокруг него располагались не «полтора сарая», а с полдюжины вполне пристойных на вид одноэтажных домиков. Сараи тоже были — просторные, наверное, в них держали скот. Вдали действительно паслось небольшое стадо каких-то животных.
Спичками торчали, уходя за горизонт, телеграфные столбы. Но главной архитектурной доминантой станции служила, конечно, водонапорная башня — совсем такая, как в фильмах о Диком Западе, то есть просто большой цилиндрический бак верхом на решетчатых опорах. Был еще ветряк. Черт знает, что он там делал — возможно, служил для накачки воды.
— Это то самое место? — спросил Сергей, возвращая Тиграну бинокль.
— Оно. Нам повезло: не встретились с патрулем.
— А если бы встретились — пришлось бы стрелять?
— Зачем спрашиваешь, если сам понимаешь? — Тигран привстал на дрезине, оглядывая местность. — Ага, вон она, та ложбинка. Слезай, работа есть.
Работы оказалось даже больше, чем предполагал Сергей. Пока Тигран и Ева закладывали взрывчатку под рельсовые стыки, Сергей, Григорий и Алена перетащили в ложбинку все вещи, кроме калебасов. Их было велено разложить вдоль узкоколейки шагах в двадцати друг от друга. Навалившись впятером, сбросили с путей дрезину. А потом наступил самый легкий, зато и самый долгий этап работы: хорошенько заткнуть все отверстия в земле, какие только попадутся на глаза, будь то нора грызуна или круглая дырка, служащая убежищем земляному пауку.
— Жук не должен отвлекаться на всякую ерунду, — сказал Тигран, старательно втаптывая ком сухой глины в мышиную нору.
Возились добрый час. К счастью, в этой местности, похоже, не водились суслики.
Солнце клонилось к закату, когда Ева сочла подготовку оконченной. Все еще было очень жарко. Над степью дрожал воздух. Пахло зноем и сухими травами.
Укрывшись в ложбинке, мелкими глотками пили воду, наслаждались. Ева курила — уже не тонкие дамские сигареты, как на Земле, а крепкий «Честерфилд». Докурив одну, сразу зажгла другую. Григорий подышал, попил еще воды, дотронулся, закрыв глаза, пальцем до кончика носа и заявил, что вот теперь-то он в форме.
— А почему станция называется Волдыри? — спросила Алена.
— Вообще-то она не так называется, — объяснили ей. — «Волдыри» — это перевод. А почему — никто не знает, да и кому надо? От солнца, наверное. Жгучее.
— А бронепоезд — когда появится? — спросил Сергей.
И сам понял, что задал неуместный вопрос.
— Кто ж его знает, — все-таки ответил Тигран. — Может, ночью, может, утром. В худшем случае придется поскучать до завтра. Можно спать по очереди.
— А эти жуки… Они выдержат без пищи?
— Без пищи-то выдержат, и без воды до завтра не передохнут, — сказала Ева. — Чего я боюсь, так это того, что бронепоезд пройдет здесь на рассвете. Хорошо, что ночи здесь обычно довольно теплые…
