Вечного шаха не получилось — Сергей продул очередную партию.
Потом стало ясно, что ждать бессмысленно. Кирилл Денисович сказал, что пора собираться. В задней комнате дома он открыл Проход, выпустил пленников и вышел сам.
Было ощущение, что попали из Центрума в Центрум. Волнистые сыпучие пески расстилались до горизонта, и солнце припекало без всякой жалости. А ветер, как ни странно, был холодным и сырым — наверное, дул с близкого океана.
— Пустыня Намиб, — пояснил Кирилл Денисович. — О визе не беспокойтесь, но под ноги смотрите. Змеи могут быть.
Отошел, пользуясь одному ему известными приметами, шагов на сто и вновь открыл Проход.
— А это Лорея. Красивая страна, правда? Вроде горного Крыма…
По красивой стране пришлось топать чуть ли не час, а потом еще ждать, пока Кирилл Денисович откроет обещанный Проход, ведущий в Москву. У него долго не получалось, но в итоге он все же одержал верх, хотя и взмок от натуги. Проход оказался мал — только на четвереньках пролезть, — зато вывел в Капотню. Паршивое место, но все-таки Москва…
До места без проблем добрались городским транспортом.
— Об этой квартире Аркадий и Родион не знают, — сообщил Кирилл Денисович, проворачивая ключ в замке. — Располагайтесь. Будут новости — дам знать.
И ушел, даже не попросив Еву успокоиться и не делать глупостей. Видел прекрасно, что незачем просить.
В квартире, наверное, целый год никто не жил. В углах пауки наплели паутины, но и они сдохли от бескормицы. Тончайшая пыль покрывала мебель. В кухонном шкафу нашлись консервы и окаменевшие сухари. Не страшно: добежать до магазина — три минуты. Свежих продуктов купить… И сигарет для Евы.
Старенький телевизор оказался работоспособным. Шла программа новостей. Где-то разгоняли митинг. Где-то сносили памятник архитектуры. Где-то падал спутник, не вышедший на орбиту. Где-то всем городом ловили маньяка.
Ничего не изменилось. Хотелось ущипнуть себя, чтобы понять: то, что было — оно взаправду было или только привиделось во сне?
Но достаточно было взглянуть на Еву, чтобы пропали сомнения.
Иномирянка обследовала квартиру — неохотно с виду, без того энтузиазма, с которым предалась бы этому занятию любая другая женщина, но все же входила в роль хозяйки.
— Пыль не хочешь стереть? — спросила она, и Сергей понял: Ева понемногу оживает. Кивнув, он выключил телевизор, пошел искать тряпку. Чувствовал: войдя в раж, иномирянка заставит его и пол вымыть.
И пусть. Еву было жаль. Несколько эгоистичная жалость — все равно ведь жалость.
— Он ушел в Гомеостат от жизни такой, от жизни, которая ему надоела, — ровным голосом произнесла Ева. Она все продолжала думать о Максе. — А я, дура, и не поняла, что в понятие «жизнь» он включал также и меня. Нет, я точно дура…
— Что же теперь будет? — спросил Сергей, выжимая мокрую тряпку.
— У нас с Максом? А ничего. Ничего у нас с ним уже не будет… Кончилась песня.
— А… что будет с Максом?
— Послушай, откуда я знаю? Он теперь другой человек, и желания у него другие. Пусть теперь Алена с ним разбирается… если еще жива.
— Ты думаешь…
— Не думаю. Тут бесполезно думать. Знаю только, что опасно прыгать на человека, которого достали. А Макса сильно достали!.. Черт, где же он?..
— Что ты ищешь? — спросил Сергей.
— Шампунь. Помыться хочу. А, вот он где!
После Евы принял душ и Сергей. Тер себя жесткой мочалкой, скоблил тело ногтями, менял горячую воду на ледяную и обратно. Пытался понять: рад он всему случившемуся или не рад?
А выйдя из душевой, был огорошен прямым вопросом:
— Я все еще нравлюсь тебе?
Не было смысла врать, да и сил не нашлось бы. Он видел: Ева рада.
— Я обманула тебя, а ты все равно пошел со мной за Максом. О чем ты думал?
— Убеждал себя в том, что ревновать не нужно.
— А ревновать действительно не нужно, — сказала Ева. — Теперь — не нужно. Ты пойдешь в пограничники?
— Наверное, — сказал Сергей. — Куда же мне еще идти? Со способностями проводника, да опять в офис? Лучше включить этот… как его… реверс. Правильно по-паровозному?
— По-паровозному-то правильно…
— А ты?
— Пойду. Если ты пойдешь служить в погранохрану, то пойду и я. Ты еще не знаешь, что я могу для тебя сделать.
— А что? — насторожился Сергей.
— Нос выправлю.
От неожиданности он рассмеялся. Глядя на него, начала хохотать и Ева. Они смеялись и толкали друг друга. А четверть часа спустя, уже в постели, Сергей с удивлением обнаружил, что он не так уж вымотан морально и физически, как ему представлялось.
Что уж говорить о женщине, которая не просто отдается, а отдается, оживая?
В самом сердце оннельских лесов тарахтел мотор. Снятый после долгих трудов с затонувшего самолета газогенераторный двигатель, вычищенный и смазанный, крутил небольшую динамо-машину, только вчера доставленную и установленную. Пришлось заплатить втридорога, как всегда бывает, когда имеешь дело с посредниками, но половину суммы обещал возместить «железный Мартин» из секретных сумм Особого отдела Главного штаба Корпуса пограничной стражи. Жаль, что только половину… Зато питание радиостанции, скрытой в «блокгаузе», не зависело теперь от нерегулярной доставки громоздких батарей, благо в лесу предостаточно дров, чтобы пихать их в газогенераторную бочку.
Мотор и магнето разместили в землянке, чтобы тарахтенье не мешало Старцу-дедуле вершить суд. Сегодня дело было пустяковое, о краже коровы, вор был изобличен, и настоящий Старец-юноша знал: дедуля справится и без него. И уж конечно, приговор не будет чересчур суровым. Отрежут вору руку, и будет с него. Вполне достаточно казнить смертью тех, с кем уж никак нельзя поступить иначе.
Пойманного и приведенного издалека злодея, что не щадил ни бабы глупой, ни старика ветхого, ни дитя малого, не грех и на кол посадить — не в тюрьму же его сажать, чтобы он там жил! Обрядить в пограничное камуфло — и на кол. Пускай хоть на весь мир ревет, что он не пограничник, а просто душегуб, — никто ему не поверит.
Так утверждается легенда, что ярче и надежнее правды. Хуторяне поголовно за Старца, горожане побаиваются его, а власти ненавидят и боятся. Знали бы они, что весь этот цирк с изгнанием пограничников из Оннели некогда был срежиссирован и осуществлен самим Мартином Сведенборгом! В таком захолустье, как Оннели, пограничникам и делать-то было в общем нечего, чужаков оннельцы всегда недолюбливали, и пограничники были для них такими же чужаками, как контрабандисты, только вели себя наглее… Решение было гениальным: не дожидаясь взрыва «снизу», провести его «сверху», под контролем, но так, чтобы никто ничего не понял. Светлому уму и острому глазу «железного Мартина» можно было только позавидовать. Кто иной мог бы поставить на Старца, который не старец, а мальчишка?
А ведь пойманные месяц назад те двое контрабандистов — белобрысый парень и черноволосая женщина, — кажется, догадались о многом… Если бы не прямое указание Сведенборга отпустить их, участь неудачливых летунов могла стать куда печальнее. Теперь, по дошедшим сведениям, оба бывших контрабандиста осваивают премудрости пограничной службы где-то в Клондале, и можно не сомневаться — со временем будут взяты в Особый отдел. Абы за кого «железный Мартин» хлопотать не стал бы, да и без него видно: кадры подходящие.
Теперь насчет карамельных жуков и автоматического оружия надо давить на Мартина, торговаться. А доставить качественный театральный грим и кое-какое оружие по сходной цене он уже обещал. Как правило, Сведенборг ничего не обещает зря.
Вот и ладно.
Если уроженцу Центрума нельзя высоко подняться в иерархии погранслужбы, то можно — если умеючи — стать полезным союзником к обоюдной выгоде. Бессмысленно жалеть о несбыточном, нужно уметь извлекать пользу из реальности.
Подходил условленный час радиосвязи. Надев эбонитовые наушники, юный Старец некоторое время слушал шипение и треск на обычной волне, затем принялся разбирать клондальский вариант морзянки. Записывать ничего не стал — на память пока не жаловался. Подумал — и начал выстукивать ответ.
