— Я знаю… Мне понравились слова. Что это за песня?
— «Черное и Белое» Малу?, сеньор.
Но мои слова ему, кажется, нравятся. Он что, смеется надо мной?
— Теперь, когда ты знаешь, кто я, ты называешь меня сеньор?
— Прошу прощения, сеньор Циммерман, — разъясняю я профессиональным тоном. — Я не узнала вас в лифте. Но теперь, когда уже знаю, кто вы, думаю, что должна обращаться к вам должным образом.
Он делает шаг вперед, а я назад. Что он делает?
Он делает еще один шаг ко мне, а я, пытаясь отойти назад, натыкаюсь на полку. Я в ловушке. Сеньор Циммерман, сексуальный тип, которому несколько дней назад я сунула в рот клубничную жвачку, сейчас почти навис надо мной и наклоняется так, что его лицо оказывается напротив моего.
— Мне больше нравилось, когда ты не знала, кто я, — шепчет он.
— Сеньор, я…
— Эрик. Мое имя — Эрик.
Смущенная и взволнованная тем, что со мной делает этот гигант, глотаю комок эмоций.
— Мне жаль, сеньор. Но я полагаю, что это будет неправильно.
Не спрашивая моего разрешения, он вытягивает ручку, которая удерживала пучок волос, и мои прямые темные волосы падают на плечи. Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Это длится долгое время, и слышно лишь наше прерывистое дыхание.
— Ты проглотила язык? — спрашивает он, прерывая молчание.
— Нет, сеньор, — отвечаю я, чуть ли не падая в обморок.
— Тогда куда подевалась та остроумная девушка из лифта?
Я собираюсь ответить, но слышу голоса начальницы и Мигеля, которые входят в кабинет. Циммерман прижимается ко мне и приказывает молчать. Не понимаю, почему, но я подчиняюсь.
— Где Джудит? — спрашивает начальница.
— Я почти уверен, что она в кафетерии. Наверное, пошла за кока-колой. Она еще не скоро вернется, — отвечает Мигель и закрывает дверь.
— Ты уверен?
— Уверен, — настаивает Мигель. — Ладно, иди ко мне.
О боже! Это не должно произойти.
Сеньор Циммерман не должен видеть то, что, я полагаю, эти двое собираются делать. Думаю, как же остановить это или отвлечь его, но ничего не приходит в голову. Этот мужчина навис надо мной и не отрывает от меня взгляд.
— Тихонько, сеньорита Флорес. Пусть развлекаются, — шепчет он.
Я хочу умереть!
Какой стыд!
Через мгновение голоса стихают, слышны только звуки поцелуев. Испуганная неловкой тишиной, я смотрю в приоткрытую дверь и прикрываю рот рукой. Начальница сидит на столе, Мигель ее ласкает. У меня учащается дыхание, а Циммерман улыбается. Обнимает меня за талию и притягивает к себе.
— Тебя это возбуждает? — спрашивает он.
Я молча смотрю на него. Я не собираюсь отвечать на этот вопрос. Мне стыдно, что мы оба наблюдаем за этой сценой. Но его пристальный взгляд меня пронизывает, и он приближает свои губы к моим.
— Футбол возбуждает тебя больше, чем это?
О боже! Меня возбуждает он! Он, он, он!
Как меня может не возбуждать такой мужчина, как он, и в такой ситуации, как эта? К черту футбол! В конце концов я снова киваю головой, как кукла. Мне не стыдно.
Циммерман видит, что я изнемогаю, поворачивает голову и смотрит в дверную щель. Он увлекает меня за собой, чтобы мы вместе оказались перед приоткрытой дверью. У меня пропадает дар речи от того, что я вижу. Я закрываю глаза. Я не хочу это видеть. Как мне стыдно! Через мгновение немец снова прижимает меня к полке и спрашивает, почти касаясь губами моего уха:
— Тебя пугает то, что ты видишь?
— Нет… — Он улыбается, и я шепотом добавляю: — Мне кажется, не очень хорошо, что мы за ними наблюдаем, сеньор Циммерман. Думаю, что…
— Нам не причинит никакого вреда, если мы на них посмотрим, к тому же это возбуждает.
— Это моя начальница.
Он кивает и, проводя губами по моему уху, шепчет:
— Я отдал бы все, что у меня есть, чтобы на этом столе оказалась ты.
Я открываю рот.
Замираю в оцепенении.
Я ошеломлена.
Что сказал этот мужчина?
Взволнованная и крайне возбужденная, я собираюсь резко ему ответить, когда вдруг мое тело откликается и я чувствую, как мой пах изнемогает. То, что произнес этот мужчина, вывело меня из равновесия, и я не могу это скрыть, хотя это было хамством с его стороны. Его губы останавливаются напротив моего рта. Не отрывая от меня взгляда, он вытягивает влажный язык, проводит им по моей верхней губе, затем по нижней и, наконец, нежно и ласково кусает меня за губу.
Я не шевелюсь. Я даже не могу дышать!
Я бессознательно открываю рот. Я хочу большего. У него расширяются зрачки. Он знает, что делает. От его ласк я почти теряю сознание.
Забыв обо всем, отвечаю на его требования и вскоре понимаю, что теперь сама прижимаюсь к его мощной груди в поисках большего. Я отдаюсь своему желанию. В течение нескольких секунд мы страстно целуемся, а из кабинета доносятся сладостные стоны моей начальницы. Чувствуя его тело, я вся дрожу. Я чувствую, как его руки крепко сжимают мои ягодицы, и мне хочется закричать… но только от наслаждения! Через несколько мгновений он останавливается и, не сводя с меня голубых глаз, спрашивает:
— Поужинаешь со мной?
Я качаю головой. Я не собираюсь с ним ужинать. Он — шеф, хозяин компании. Но мой ответ ему не нравится, и он заявляет:
— Да. Ты поужинаешь со мной.
— Нет.
— Тебе нравится мне противоречить?
— Нет, сеньор.
— И?
— Я не ужинаю с начальством.
— Со мной ужинаешь.
Его близость невыносима, и новая атака на мои губы просто захватывает. Если раньше это были вспышки пламени, то теперь — яркий огонь. Пыл… Жар… И когда он добивается того, что мое тело превращается в желатин, он улыбается.
Взбудораженная, молча смотрю на него. Что, черт побери, я делаю?
Не сдвинувшись ни на миллиметр, он достает свой черный «блэкберри» и начинает нажимать на кнопки. Через пару минут я слышу, как стучат в кабинет начальницы, и он просит меня молчать. Она быстро отходит от Мигеля, и я не могу сдержать удивление при виде ее реакции. Спустя несколько секунд Мигель открывает дверь.
— Прошу прощения, сеньора Санчес, — говорит незнакомец. — Сеньор Циммерман желает выпить с вами чашечку кофе. Он ожидает вас в кафетерии на десятом этаже.
Все еще стоя под нависающим надо мной немцем, через приоткрытую дверь я вижу, как уходит Мигель, а начальница достает из стола несессер. Быстро подкрашивает губы и, поправив прическу и наряд, выходит из кабинета. В этот момент я чувствую, как ослабляется давление мужчины и он освобождает меня.
— Послушайте, сеньор Циммерман…
Но он не дает мне закончить. Прикладывает палец к моим губам. Мне хочется его укусить, но я сдерживаюсь. Открыв двери архива, он смотрит на меня и говорит:
— Ладно. Будем обращаться друг к другу на вы.
Шагает к двери и добавляет с сокрушительной уверенностью:
— Я заеду за вами в девять. Оденьтесь красиво, сеньорита Флорес.
Я стою и смотрю на дверь, как дура.
Да за кого он себя принимает?
Мне хочется кричать, но, если я это сделаю, меня услышит весь офис. В бешенстве я выхожу из архива, и, пока иду к своему столу, звонит мой мобильный. Это сообщение. Прочитав, я выхожу из себя: «Я ваш шеф и знаю, где вы живете. И пусть вам даже в голову не придет не быть готовой ровно в девять».
4
В половине восьмого прихожу домой. Медленно передвигаясь, меня встречает Курро. Бросив сумку на диван, я направляюсь в кухню, беру капли, открываю Курро рот и даю ему лекарство. Он, бедненький, даже не сопротивляется.
Приласкав его, достаю из холодильника кока-колу. И дня не могу прожить без нее… кошмар! Отбросив все мысли, смотрю на гору глажки, которая ждет меня на стуле. Безусловно, хорошо, что я живу одна и независимо. Но если бы я до сих пор жила с отцом, эти вещи уже давно были бы выглажены и развешаны в шкафу.
Выпив баночку колы, отправляюсь в душ.
Но сначала ставлю диск «Guns N’ Roses». Обожаю эту группу. Особенно вокалиста Эксла с его длинными волосами и лицом, как у копа, а эти его движения бедрами… О, я просто схожу от него с ума! Захожу в ванную. Раздеваюсь, напевая «Мою милую малышку»:
