— Привет, Джудит… Слышала о тебе немного, но только хорошее. Кстати, мы должны поговорить с тобой о моем упрямом братишке.
— Марта!
— О… Эрик, помолчи! Я уже сыта по горло твоими выходками.
— Дети… дети… не начинайте, — примиряет их мать.
Я улыбаюсь девушке, и Соня поясняет:
— Марта — это моя дочь от второго брака. Марта, Джудит — невеста Эрика, ты знала об этом?
Эрик закатывает глаза, я смеюсь, а Марта переспрашивает:
— Невеста?
— Да, моя невеста, — говорит Эрик.
— Но как ты можешь выносить этого ворчуна?
— Из чистого мазохизма, — отвечаю я, и все, даже Эрик, хохочут.
Смех немного снимает напряжение, и Марта, не теряя времени, смотрит сначала на мать, затем на брата, и говорит:
— Церемония знакомства закончена. Скажи мне, когда ты вернешься в Германию? Мы с мамой замучились с Флином, а няня вот-вот его задушит. Это создание прибило бы нас с удовольствием. И потом, что насчет твоей операции? Ты же говорил, что это нужно сделать поскорее, что нужно снизить внутриглазное давление. Что случилось? Почему ты не можешь вернуться? Уверена, твоя невеста поймет, что ты должен уезжать, не так ли?
Я киваю, но у меня на лице наверняка написано огромное изумление. Я не знала, что он отложил операцию из-за меня. Я начинаю злиться, и Эрик, увидев мое лицо, бормочет:
— Ну почему ты такая болтливая, сестричка?
— Потому что я хочу, чтобы мой ворчливый братец всегда видел мое лицо, когда я буду его ругать, понятно?
— Боже!.. Когда ты начинаешь говорить со мной как доктор с пациентом, ты меня нервируешь.
— А ты меня еще больше нервируешь, когда ведешь себя как упрямец. И кстати, вчера Флин опять вытворил в школе одну из своих глупостей.
Эрик вздыхает, ему неловко об этом говорить.
— Сынок, — добавляет Соня, — ты по-прежнему не хочешь отдать Флина в школу-интернат? Я люблю этого мальчика, но его поведение…
— Хватит, мама!
— А ты… умник… перестать так разговаривать с мамой, — выпаливает Марта.
Эрик свирепо смотрит на мать и сестру:
— Я достаточно взрослый, чтобы решать за себя и за Флина.
— Отлично, — говорит Марта. — Тогда шевели задницей, езжай в Германию и займись ребенком. Иначе мы с мамой сами будем решать, что с ним делать.
Эрик ругается. Вернулся Айсмен!
Вдруг приятная атмосфера улетучивается. Я ошарашена тем, как эти трое мечут молнии. В конце концов женщины встают и молча уходят. Эрик включает мобильный, и я слышу:
— Томас… сейчас из ресторана выйдут мои мать и сестра. Отвези их в отель. Мы с Джудит вернемся на такси.
Закончив разговор, поворачивается ко мне, но я его опережаю:
— Я сержусь на тебя.
Он долго на меня смотрит и затем цедит сквозь зубы:
— Послушай, Джуд. Я лучше, чем кто-либо, знаю, что делаю. Что касается Флина, то они правы. Мне нужно вернуться в Германию и позаботиться о нем, но я не собираюсь отдавать его в интернат. Ханна не простила бы мне этого, и я себе тоже. Что касается меня, не волнуйся, я первый, кто не хочет остаться слепым, понятно?
От слова «слепой» по мне пробегает дрожь.
Вдруг я опять осознаю, что моя любовь, мой обожаемый мужчина болен страшной болезнью, и ко мне возвращается тревога. Я напрягаюсь, сдерживая слезы. Эрик берет меня за руку:
— Успокойся, малышка… Со мной все в порядке.
Киваю, но не произношу ни слова, потому что если скажу хоть одно, у меня из глаз польется Ниагарский водопад.
Эрик притягивает меня к себе, я сажусь к нему на руки, не заботясь о том, что подумают обо мне окружающие. Мне нужно почувствовать его близость, его аромат, обнять его, и больше всего мне нужно, чтобы он держал меня в своих объятиях.
Когда я немного успокаиваюсь, Эрик расплачивается, и мы выходим из ресторана. Берем такси и едем к нему в отель.
Войдя в номер, я по-прежнему молчу, у меня нет сил спорить, и, когда мы входим в спальню, Эрик берет меня за руку и говорит:
— Джуд, послушай…
Вдруг во мне просыпается неконтролируемый гнев. Он буквально выплескивается из меня:
— Нет, это ты меня послушай, чертов упрямец! Что касается Флина, я согласна с тобой, тебе лучше знать, что с ним делать. Но что касается твоей болезни, то если ты меня любишь и хочешь, чтобы мы были вместе, будь любезен вернуться со своей семьей в Германию и сделать то, что ты должен сделать. — Слезы катятся градом по моим щекам. — Я не знаю, почему ты отложил операцию, но если это из-за меня, уверяю, что буду ждать тебя, пока ты вернешься, понятно? Ты назвал меня своей невестой, и поэтому я требую, чтобы ты заботился о себе, потому что я люблю тебя и хочу быть с тобой еще долгие годы. Если хочешь, я поеду с тобой и буду с тобой рядом столько, сколько понадобится. Но прошу тебя, мне необходимо знать, что с тобой все в порядке. Потому что если с тобой что-то случится, я… я…
Эрик сжимает меня в объятиях, и я совсем раскисаю.
— Мне очень жаль, малышка… очень жаль.
Отталкиваю его. У него такое серьезное и отчаянное выражение лица, что я кричу:
— Да пошел ты к черту или еще куда-нибудь подальше! Если ты меня любишь, заботься о себе, а я в курсе твоих обязательств. Только так ты покажешь, что действительно меня любишь.
Некоторое время в тишине слышны только мои всхлипывания. В его глазах боль, но я не могу сдержать слезы. В конце концов он протягивает ко мне руку:
— Иди сюда, дорогая.
— Нет.
— Пожалуйста… иди.
— Нет… не хочу.
Он садится на кровать и ждет, пока стихнет мой гнев. Он хорошо меня знает и понимает, что мне нужно дать время. Через десять минут чувствую себя смешной, молча подхожу к нему и сажусь к нему на колени. Обнимаю его, и он очень нежно прижимает меня к себе. Так мы сидим долго, очень долго…
Я хочу его поцеловать, но он уворачивается.
— Ты только что играл со мной в кобру?
Эрик ухмыляется и еще крепче прижимает меня к себе.
— Когда-то такое со мной проделала ты, не так ли?
Он все же заставляет меня улыбнуться… Он нежно меня целует. Его руки все сильнее и сильнее обнимают меня, он встает вместе со мной и опускает меня на кровать. Снимает с меня трусики и, не отводя от меня взгляда, расстегивает брюки.
Наваливается на меня, прижимается к моей влажной киске и, зажав обе мои руки, медленно проникает в меня.
Я вздрагиваю, с удовольствием его принимая, изгибаюсь и закрываю глаза.
— Посмотри на меня, дорогая. Мне это нужно.
Я открываю глаза, понимая, что ему нужно видеть мое лицо, мои глаза, и он снова входит в меня. Из моего приоткрытого рта вырывается стон. Эрик ловит мои губы своими, продолжая входить и выходить из меня, и его ритм нарастает, даря мне все больше и больше наслаждения.
— Сильнее… сильнее… — требую я.
После многочисленных изумительных атак меня охватывает оргазм — как раз в тот момент, когда он тоже достигает пика и, обессиленный, падает на меня. Некоторое время мы лежим, переводя дыхание.
— Хорошо, Джуд, — говорит наконец Эрик, приподнявшись на локте. — Послезавтра я вернусь домой, чтобы меня прооперировали. Но ты должна серьезно обдумать мое предложение о том, чтобы жить со мной и с Флином. Хорошо?
Киваю и крепко сжимаю его в объятиях.
57
Жить без Эрика просто невозможно. Это трудно, невыносимо.
Я так привыкла, что он мельтешит по офису и по дому, что, оставшись одна, я совсем растеряна.
Перед отъездом он захотел рассказать Монике о нас, но я ему запретила. Ненавижу сплетни, а они наверняка будут, но чем позже, тем лучше.
В день, когда он уехал, он позвонил мне раз двадцать. Ему нужно со мной говорить, слышать меня, а также напоминать о просьбе уехать с ним в Германию. Мы так скучаем друг по другу…
В день операции мне звонит Соня и сообщает, что все прошло хорошо, но настроение у Эрика отвратительное. Он — тяжелый пациент. Проходят дни, и я прошу Соню спросить у Эрика, можно ли мне приехать его навестить. Его ответ — нет.
