— Спокойной ночи, — прошептал Женя и вышел из комнаты.
— Спокойной ночи, — еще раз прошептала я в закрытую дверь.
Утро для меня началось с теплого душа, веселой музыки в наушниках и вкусного горячего бутерброда. Каждая мелочь теперь казалась мне иной. Прекрасной. Приятной. Вроде и дождь лил за окном, но это был особенный дождь. Он словно смывал все старые проблемы и очищал мое сознание. Обычная музыка в плеере, которая мне уже успела надоесть за это время, вдруг заиграла по-новому, услаждая слух.
Все было иным. И даже Женин халат, который я надела после душа, дарил мне ощущение чего-то… моего. Во мне заново начала зарождаться собственница, и я точно знала, что не хочу упускать шанс наладить наши с Женей отношения. Тем более он и сам не против.
Когда я наливала в чашку горячий кофе, в дверь позвонили. Опять Миле не спится? А может, Женька ей вчера звонил, искал меня? Но почему тогда мне не позвонил?
Я подбежала к двери, распахнула ее и замерла. Чувство легкости сменилось чем-то иным. Страхом? То чувство, что подобралось к груди, было очень похоже на страх.
— Здравствуй, Алиночка.
Я судорожно сжала полы халата на груди и сглотнула ком в горле.
— Здравствуйте, теть Кать. А Жени нет.
Черт! Пришла мама хозяина квартиры, а я тонко намекаю, что ей уже пора уходить? Что за идиотка!
— Знаю, дорогая. Я к тебе.
Земля начала медленно уходить из-под ног.
Глава 22
— Я могу войти? — с улыбкой спросила тетя Катя.
— О, Боже! Конечно! — Я практически отпрыгнула в сторону, пропуская ее в прихожую и мечтая при этом провалиться сквозь землю.
Екатерина Александровна разулась и прошла на кухню, а я, наконец, смогла выдохнуть. В голове крутилось множество вопросов. Что случилось? Почему она здесь? Откуда узнала о моем приезде? Видимо, Мила уже успела ей все рассказать.
— Тебя, наверное, удивляет мой приход? — с виду вполне добродушно поинтересовалась тетя Катя.
— Ну, если честно, да. Чай? Кофе?
— Чай.
Я быстро сделала чай, села за стол напротив гостьи и обхватила чашку руками, пытаясь скрыть волнение.
Несколько минут мы сидели, не произнося ни слова. Просто пили чай, иногда поглядывая друг на друга.
— Женя рассказал мне о твоих документах.
Ах! Женя, значит…
— Да, мой первый день в городе начался с неприятного сюрприза, — вымученно улыбнулась я.
— Как дела, Алин? Столько лет прошло. Времена, когда вы с Милой бегали по нашей квартире, уже кажутся такими далекими. — Екатерина Александровна сидела и внимательно всматривалась в мое лицо, временами бросая взгляд на мои пальцы, сцепленные на чашке, на Женин халат, в который я практически завернулась, как в одеяло.
— Все хорошо… — Меня сковала такая жуткая неловкость, что я не могла подобрать слов. А ведь раньше мы с легкостью могли обсудить любую тему. Но сейчас все изменилось. И произошло это именно тогда, когда изменились наши с Женей отношения. Относиться к тете Кате как к маме лучшей подруги я уже не могла. Теперь она всегда будет для меня несостоявшейся свекровью и бабушкой моего сына.
— Хорошо… — медленно повторила Екатерина Александровна, не отрывая от меня глаз. В какой-то момент она задумчиво опустила взгляд в свою чашку. К чему ходить вокруг да около? — А когда твои документы найдутся, что планируешь делать? Вернешься во Францию?
— Ох, не знаю…
Поднявшись из-за стола, я подошла к окну и обхватила плечи руками. О чем они с Женей вчера говорили?
— Я не уверена, что хочу возвращаться.
— А в чем ты больше не уверена? В желании уехать или остаться?
Прикусив губу, я пыталась осмыслить ее слова.
— К чему вы клоните, теть Кать?
— Алиночка, я всегда относилась к тебе как к дочери, ты же знаешь…
Я кивнула головой, продолжая смотреть в окно.
— Сядь, пожалуйста, мне трудно разговаривать с твоей спиной. — Она по-доброму усмехнулась. И правда, мои манеры сегодня оставляют желать лучшего. Я развернулась и облокотилась о подоконник. — Судя по тому, что ты так нервничаешь в моем присутствии, чего раньше за тобой не наблюдалось, мои догадки верны.
Догадки?!
— Я не понимаю вас, — прошептала я. Разве могла она о чем-то догадаться?
— Знаешь, мы с Женей всегда были эмоционально близки. И я всегда очень тонко чувствовала его внутреннее состояние. Возможно, это обычная материнская интуиция. Я, конечно, никогда не давила на него, не лезла в душу. Хотя иногда даже жалела об этом. Но отлично понимала, что кого-кого, а меня он уж точно не станет обременять своими проблемами, привычка у него такая с детства — ограждать меня от любых неприятностей.
Я слушала и все еще не понимала, что Женина мама пытается до меня донести.
— Тогда… В ночь перед твоей свадьбой… — Я рефлекторно вздрогнула при упоминании свадьбы. Для Екатерины Александровны это не осталось незамеченным. Она поспешила продолжить: — Я тебя не осуждаю. Не имею права. Когда я заметила в прихожей знакомое пальто, то не сразу поняла, кому оно принадлежит. Но когда ты уехала из ЗАГСа… А затем подавленное состояние моего сына… И разбитая рамка с твоей фотографией в кабинете… У меня будто пелена с глаз упала.
Боже! Убейте меня кто-нибудь, а? Она знала, что я тогда всю ночь провела в спальне Жени. Какой позор! А если она нас слышала? Господи! Как же хочется провалиться сквозь землю. Я нерешительно приблизилась к барной стойке и уперлась локтями в столешницу, пряча лицо в ладонях.
— Екатерина Але…
— Алиночка, детка, на то мы и люди, чтобы совершать ошибки. Главное не то, что стало их причиной, гораздо важнее — сумели ли мы осознать их, чтобы не повторить в будущем. Пойми, любая мать мечтает о том, чтобы ее дети были счастливы. Я понимаю, что ты еще не знаешь всей прелести материнства, тебе только предстоит это узнать, но ты должна понять меня, как будущая мать.
Продолжая прятать лицо в ладонях, я услышала, как Екатерина Александровна поднимается с места и подходит ко мне. Вернее, встает напротив. Мысли в моей голове путались, тело пробирала дрожь. Страх. Если она поняла, что у нас с Женей что-то было или есть, она наверняка сейчас попросит оставить ее сына в покое. Кому нужна такая чокнутая невестка?
— Я не могу задать этот вопрос Жене, но отлично вижу ответ в его глазах. И прости меня за прямоту, но иначе я не могу. Что тебя связывает с ним? Меня не интересует, что между вами происходит, мне куда важнее знать, что ты к нему чувствуешь.
Я стояла и молчала. Боялась поднять голову. Боялась посмотреть ей в глаза. Боялась прочитать в них разочарование.
— Алиночка, ну я ведь тебе не враг. — Екатерина Александровна обхватила мои запястья ладонями, но не стала отрывать моих рук от лица. Позволила утопать в стыде.
— Я вас очень люблю и уважаю, теть Кать.
— Знаю, дорогая. Потому и пришла к тебе. Просто скажи, готова ли ты ради моего сына остаться здесь, когда найдутся твои документы?
— Теть Кать, я готова ради него на все, — прошептала я себе в ладони, с ужасом ожидая ее реакции.
Повисла оглушающая тишина. Я медленно убрала руки и взглянула на Екатерину Александровну. Она смотрела на меня с еле заметной ласковой улыбкой. Означает ли ее молчание, что она не против наших возможных отношений с Женей? И что скажет, когда узнает о внуке? Какой кошмар!
— Мне очень приятно это слышать, дорогая. Спасибо, что не стала юлить.
— Наюлилась уже, — невесело усмехнулась я. — Только не уверена, что это поможет нам с Женей.
— Почему же?
— Между нами целая пропасть недосказанности. И я не знаю, как ее преодолеть.
— Словами, моя хорошая, словами. Даже глухонемые могут друг друга понять, а вы, в совершенстве владея языком, боитесь оказаться за чертой непонимания. Все проблемы в семьях из-за нежелания говорить друг с другом. Не уподобляйтесь большинству.
— Мы не семья.
— И не глухонемые. Какой из этого можно сделать вывод?
