Я сразу киваю.
И когда он начинает натягивать свою футболку, вырываю ее у него и сама в нее переодеваюсь. Он наблюдает за моими действиями, но молчит. Наши отношения всегда были и остаются запутанными, но в этой ситуации – особенно. Я не знаю, кто именно сейчас имеет превосходство. Еще недавно я была расстроена из-за того, что он так подвел меня в свой день рождения, но сейчас вполне уверена, что он ничего такого не делал, – поэтому стараюсь забыть обо всем, что случилось после того, как он повел меня на каток.
Он был так расстроен из-за меня и Зеда, но теперь от его ярости почти не осталось и следа – он не переставая мне улыбается и язвительно шутит. Может, его гнев был вызван тем, как он скучал по мне, и сейчас он рад, что я больше на него не злюсь? Не знаю, в чем причина, но лучше об этом и не спрашивать. Но я бы очень хотела, чтобы мы смогли обсудить с ним вопрос о Сиэтле. Как он на это отреагирует? Знаю, лучше бы вообще ему не рассказывать, но я должна это сделать. Будет ли он рад за меня? Вряд ли. Наоборот, это точно ему не понравится, я уверена.
– Иди сюда, – говорит он, ложась на спину и прижимая меня к груди.
Он нащупывает пульт от телевизора и щелкает каналами, пока не останавливается на каком-то историческом документальном фильме.
– Как провел время с мамой? – спрашиваю я через несколько минут.
Он не отвечает. Я поднимаю голову – он уже крепко спит.
Просыпаюсь от того, что мне жарко. Безумно жарко. Хардин лежит сверху, придавливая меня к кровати практически всем своим телом. Я лежу на спине, а Хардин – на животе, положив голову мне на грудь и обняв меня одной рукой, а другую вытянув вдоль тела. Мне этого не хватало: как приятно спать рядом с ним и даже просыпаться в поту от того, что он накрывает меня почти всем телом. Я бросаю взгляд на часы – уже двадцать минут восьмого, будильник прозвенит через десять минут. Я не хочу будить Хардина: он кажется таким спокойным, а на его губах играет легкая улыбка. Хотя он всегда хмурится, даже во сне.
Пытаясь выбраться из постели, не разбудив его, я начинаю убирать его руку, которой он меня обнимает.
– М-м-хм, – ворчит он и открывает глаза, а затем прижимает меня к себе еще сильнее.
Я смотрю в потолок и думаю, не стоит ли просто взять и перекатить его на спину.
– Который час? – спрашивает он сонным голосом.
– Почти половина восьмого, – тихо отвечаю я.
– Вот черт. Нельзя нам сегодня прогулять?
– Нам нет, но тебе – можно. – Я улыбаюсь и провожу рукой по его волосам, слегка массируя ему голову.
– Может, позавтракаем вместо занятий? – предлагает он, поворачиваясь лицом ко мне.
– Ты умеешь торговаться, но я правда не могу. – Хотя я действительно хотела бы пойти.
Он соскальзывает вниз так, что его подбородок оказывается прямо у меня под грудью.
– Хорошо спалось? – спрашиваю я.
– Да, отлично. Я не спал так с тех пор, как… – Он не договаривает.
Я вдруг чувствую, что меня это очень радует, и широко улыбаюсь.
– Я рада, что ты выспался.
– Можно я кое-что расскажу тебе?
Кажется, он еще не до конца проснулся: его глаза блестят, а голос звучит еще более хрипло, чем обычно.
– Конечно. – Я снова начинаю гладить его по голове.
– Когда я был в Англии, у мамы, мне снился сон… ну, кошмар.
Только не это. Внутри у меня все обрывается. Я знала, что ему снова снятся кошмары, но мне все равно больно слышать об этом.
– Мне так жаль, что эти сны опять вернулись.
– Нет, Тесс, они не просто вернулись. Они стали хуже.
Клянусь, в этот момент я почувствовала, как по его телу проходит дрожь, хотя его лицо не выражает никаких эмоций.
– Хуже?
Куда хуже?
– Там была ты, они… делали это с тобой, – говорит он, и от его слов у меня стынет кровь.
– Боже! – Мой голос звучит слабо, даже жалко.
– Да. Это было… это было так хреново. Этот сон был намного хуже, потому что к кошмарам с мамой я привык, понимаешь?
Я киваю и осторожно глажу его по руке, все так же массируя голову.
– После этого я даже не пытался заснуть. Я не давал себе закрыть глаза, потому что не смог бы выдержать это снова. Когда я думаю о том, что кто-то может причинить тебе боль, я просто схожу с ума.
– Мне так жаль.
Его взгляд кажется встревоженным, а мои глаза уже полны слез.
– Не надо жалеть меня.
Он вытирает мне слезы прежде, чем они успевают скатиться по щекам.
– Я и не жалею. Просто это меня расстраивает, потому что я не хочу, чтобы ты так мучился. Но это не жалость.
Это правда, я не жалею его. Я ужасно чувствую себя из-за того, что Хардину, сломленному жизнью Хардину, снятся кошмары, в которых насилуют его мать, и мысль о том, что вместо Триш он видел меня, кажется убийственной. Я не хочу, чтобы ко всем его переживаниям добавились еще и эти мучения.
– Ты же знаешь, что я никому не позволю обидеть тебя? – говорит он, глядя мне в глаза.
– Конечно, знаю, Хардин.
– Даже сейчас, даже если мы никогда не сумеем вернуться к прежнему. Я убью любого, кто только попытается это сделать, понимаешь? – Его слова звучат резко, но тихо.
– Да, – уверяю я его, слегка улыбаясь.
Я не хочу показаться встревоженной его внезапными угрозами, потому что знаю, что так он проявляет свою любовь.
– Хорошо выспаться. – Его настроение немного улучшается, и я киваю в ответ.
– Куда хочешь пойти позавтракать? – спрашиваю я.
– Ты же отказалась, потому что…
– Я передумала. Хочу поесть.
После того как он открылся мне и рассказал о своих кошмарах, я хочу провести это утро с ним – может, он продолжит откровенный разговор. Обычно из него и лишнего слова не вытянешь, но тут он сам захотел поговорить, и это очень много для меня значит.
– Так быстро передумала из-за моей жалкой истории? – говорит он, подняв бровь.
– Не говори так, – хмурюсь я.
– Почему? – Он поднимается и слезает с кровати.
– Потому что это не так. Я передумала не из-за того, что ты сказал, а потому что ты поделился этим со мной. И не смей называть себя жалким. Это неправда.
Он начинает натягивать джинсы, и я тоже встаю.
– Хар-дин, – говорю я, когда он ничего не отвечает.
– Тес-са… – передразнивает он меня, изображая высокий голос.
– Я серьезно, не думай так о себе.
– Знаю, – быстро отвечает он, резко заканчивая этот разговор.
Да, Хардин далек от совершенства, и у него есть свои изъяны, но они есть у всех – и особенно у меня. Как бы мне хотелось, чтобы он сумел забыть о своих недостатках: тогда будущее перестало бы так тревожить его.
– Так что, ты моя на весь день или только на завтрак? – Он наклоняется, чтобы обуться.
– Очень классные, давно хотела тебе сказать. – Я показываю на его черные кроссовки на плотной подошве.
– Э-э… спасибо. – Он завязывает шнурки и встает. Для человека с таким раздутым самомнением он невероятно скромен, когда дело касается комплиментов. – Ты мне так и не ответила.
– Только на завтрак. Все занятия я пропустить не могу. – Я снимаю его футболку и переодеваюсь в свою.
– Хорошо.
– Я только почищу зубы и причешусь, – говорю я, уже одевшись.
Когда я начинаю чистить язык, Хардин стучит в дверь.
– Заходи, – бормочу я с зубной пастой во рту.
– Давно мы этим не занимались, – говорит он.
– Не занимались сексом в ванной? – спрашиваю я.
Почему я это сказала?
– Не-е-ет… я имел в виду, давно не чистили вместе зубы. – Он смеется и достает из шкафчика пасту. – Но если тебе хочется секса в ванной… – подшучивает Хардин, и я закатываю глаза.
– Не знаю, почему я это сказала, просто это было первое, что пришло в голову. – Я не могу не посмеяться над собственной глупостью и болтливостью.
– Ну, приятно это слышать.
Он окунает щетку в воду и больше ничего не говорит. Когда мы оба заканчиваем чистить зубы и я завязываю волосы в хвост, мы спускаемся вниз. Карен и Лэндон сидят на кухне и болтают, завтракая овсянкой.
