Бесконечность любви, бесконечность печали

- Нет. Я там недолго жила, пару месяцев... А почему вы перееха­ли? Такой район замечательный, зеленый, тихий!

- Отец с мамой развелись: не выдержал он моих болячек. Ба­бушка к тому времени одна осталась, вот мы к ней и перебрались на Якуба Коласа, - поделился Олег. - Окна квартиры прямо на трамвайные пути выходили. Я, когда в мединституте учился, ча­сто за книгами по ночам засиживался, с первым трамваем спать укладывался. До сих пор стук колес по рельсам снится. Но друзья­ми я на новом месте не обзавелся...

Ностальгически улыбнувшись, Олег взглянул на монитор.

- Ну вот и замечательно: давление нормализовалось, сердечко ровно стучит, - констатировал он. - Самая надежная анестезия - приятные воспоминания! Спите. А мне пора.

- У меня сейчас вообще ничего не болит. Как только о Минске заговорили, сразу отпустило... Олег, не уходите. Пожалуйста, по­будьте со мной еще недолго. С вами как-то спокойнее.

- Ну хорошо, пять минут у меня еще есть. Только я дверь в кори­дор открою, чтобы слышать...

А как вашей маме удалось... - Катя пыталась сформулировать волнующий ее вопрос.

- ...вытащить меня из болезни? Верила, как и вы, хотя руки порой опускались. На трех работах вертелась, деньги откладыва­ла, чтобы на лето нас с бабушкой в Крым отправить. Там мне и в самом деле становилось легче, но стоило вернуться - приступы повторялись. К каким только врачам она меня не возила, какие только методики не опробовала - ничего не помогало. Пока один доктор не рекомендовал подводное плавание: мол, не надо убе­гать от проблемы, надо идти ей навстречу. А в моем случае глав­ное - правильно дышать и не паниковать. Так что мама, как ни берегла свое чадо от простуд, решилась отвести меня во Дворец водного спорта. От отчаяния, наверное. Но буквально через пару месяцев случилось чудо: приступы почти прекратились. Правда, с медицинской справкой возникали сложности: меня ведь уже в инвалиды записали - какое плавание? - улыбнулся он. - Вот та­кая история... Еще годик здесь подучусь - и домой, - неожиданно добавил он.

- Как домой? - удивилась Катя. - Вы серьезно?!

- Серьезней некуда, - подтвердил Олег. - Хотя после того, как отработал распределение в одной нашей больнице и получил грант на учебу за рубежом, был уверен - уезжаю навсегда. Маму хо­тел со временем перевезти и поначалу ради этой благой цели сил не жалел: учился, работал, язык совершенствовал, во всякие юри­дические тонкости вникал. Жил по графику: поспал - и за работу.

- А давно вы здесь?

- Скоро три года.

- Странно...

Катя задумалась: человека, который хотел вернуться на родину и честно в этом признавался, за два месяца жизни в Германии она встретила впервые.

- И почему передумали? Расскажите, для меня это важно.

- Стоите перед выбором? - предположил Олег. - Не уверен, по­может ли вам мой рассказ: каждый свой путь сам выбирает... Хо­рошо. Понимаете, раньше мне казалось, ностальгию люди просто выдумали - от лени, от безделья, от желания как-то себя оправ­дать... Ну как бы вам объяснить... - попытался он подыскать пра­вильные слова. - Вам знакомо понятие «территория души»?

- Да, - неуверенно кивнула Катя. В памяти всплыл давно прочи­танный роман писательницы-землячки.

Очень правильное понятие - «территория души». С одной сто­роны, ну какая может быть территория у души? Если, конечно, не считать тело, в котором она живет. А на самом деле такая терри­тория есть: место, где ей хорошо, комфортно, где царит умиротво­рение, покой... Весной мне надо было принять окончательное ре­шение: остаюсь или возвращаюсь? Никак не мог определиться, и на нервах все пошло не так - на работе перестало ладиться, грипп подхватил. Слег с высокой температурой, впадал в забытье. И пре­следовали одни и те же видения: первая любовь, мама, ребята во дворе и те самые яблоки... Не поверите, но я даже их запах чув­ствовал! Так могли пахнуть только те яблоки, из детства! - вооду­шевленно уточнил он. - Очнулся и сразу решил: возвращаюсь! И так стало на душе легко, свободно. Понял: убегал от самого себя, старался не слышать, как мается душа, жил умом, а не сердцем. Стоило определиться - и пошел на поправку. Дела наладились. По­ставил новую цель: стать со временем таким же детским кардио­хирургом, как профессор Сандина. Ну, чтобы таким, как вы, не при­шлось лететь за помощью в другую страну, - пояснил он. - Мову пачау вывучаць... Мабыць, за мяжой найбольш востра паустае пы- танне: хто ты ёсць насамрэч?

- А как ваши друзья отнеслись к такому решению?

- Вы имеете в виду тех, кто здесь работает? - уточнил Олег. - Так здесь мы большей частью не друзья, а конкуренты в борьбе за место под солнцем, - усмехнулся он. - И это нормально: стимули­рует... Думаю, некоторые из них обрадовались.

- А те, кто не обрадовался?

- Те считают мое решение ошибочным. Только я думаю иначе. Эмиграция - жестокая штука: здесь по ночам каждому снятся свои яблоки. Рано или поздно наступает момент истины, но изменить что-то уже невозможно: работа, семья, дети. Страшно. И возраст, опять же. Яблоки - это и есть ностальгия. Иногда она переходит в хроническую форму, как болезнь. Многие эмигранты спят и ви­дят, как бы вернуться на родину, но не все могут в этом признаться даже себе, Так и чахнут при полном внешнем благополучии.

- Вы уверены? - озадачилась Катя.

Такое она опять же слышала здесь впервые. Конечно, в русско­язычном кругу часты рассказы о родине - где кто родился, вырос, учился. Но особенной грусти в этих разговорах она не уловила. Или дело в чем-то другом?

Уверен, - кивнул Олег. - Вот давайте возьмем пример из жизни растений. Хорошо известно - пересадить взрослое дерево, чтобы оно прижилось, практически невозможно. Разве что с огромным комом земли, сохраняя корни в благоприятной среде. И пересажи­вать желательно в подобную же среду обитания: береза никогда не приживется в пустыне среди кактусов. Люди - как деревья: эмигрируя, они должны выдрать себя с большим «комом земли». Если безжалостно отсечь корни - могут не прижиться, а если и приживутся, то все равно не будут такими, какими могли бы вы­расти на родине, - пышными, красивыми. Разве что в оранжерее...

- А вот здесь я с вами не соглашусь, - все еще раздумывая о сво­ем новом окружении, перебила Катя. - Многие здесь продолжают цвести и пахнуть. Во всяком случае, я пока только таких встречала.

- Вы здесь недолго и наблюдаете за видимой частью айсберга, - многозначительно произнес Олег. - Поначалу и мне так каза­лось... Вот только прежней питательной среды даже пересаженно­му с комом земли дереву хватает ненадолго - от силы на несколь­ко лет. И если к тому времени не образовались новые корешки и не пошли новые ростки - начинается процесс увядания.

- Новые ростки, я так понимаю, дети?

- Да. Но здесь кроется другая беда: когда они вырастут, это будут уже гибриды. Потому что изменилась среда обитания. Не исключено - через несколько поколений они окончательно поте­ряют родительские черты. Но я хочу, чтобы мое продолжение со­хранилось... как вид, что ли. Эволюционировало - да. Но при этом не потеряло идентификационный код или, того хуже, не превра­тилось в перекати-поле.

- А вы философ, Олег, - переваривая монолог доктора, уважи­тельно заметила Катя.

- Я не философ, я практик: знаю, что в итоге пересиливает - сознание или подсознание... Вот давайте проведем эксперимент. Закройте глаза, - Катя послушно опустила ресницы. - А теперь бы­стро вспомните самое главное, что осталось дома, - люди, самые яркие впечатления, ассоциации... Раз, два, три.... Стоп! - скомандо­вал он. - Ну, что видели?

- Вади... - начала женщина и тут же осеклась. - Любимый чело­век, - поправила она себя, - отец... И два клена за забором: один желтый, другой красный, - подняла она удивленный взгляд.