- Да ладно тебе, за деньги, - отмахнулась Маринка. - А в котором часу хочешь ехать?
- Посещения в кардиоцентре с семнадцати до девятнадцати. Хорошо бы еще домой заскочить - телефон взять, кое-что из вещей потеплее. Чувствуешь, как в палате похолодало?
- Еще бы, такой колотун на улице!.. - передернула плечами Маринка и задумалась. - Я спрошу у Эдика, но сегодня, боюсь, не получится. Он и на смену-то заступит, только если будет с кем Нюсю оставить. Ни я, ни соседка так рано домой не вернемся. Ты уж не обижайся.
- Да что ты! Какие обиды? Придумаю что-нибудь.
Открылась дверь, и в палате со стопкой медицинских карт под
мышкой появилась сияющая Ольга.
- Всем доброе утро! Ну, как ты здесь без меня? - остановилась она у кровати Проскуриной.
- Привет! Замечательно! Честно говоря, надоело лежать, хочу домой.
- А я приехала на работу и первым делом заглянула в твою карточку: все очень даже неплохо! - порадовала доктор подругу. - Сделаем новые анализы и подумаем, когда тебя выписать.
- Как прошла свадьба? Расскажи! - оживилась Катя.
- Не сейчас, тороплюсь на пятиминутку. Лучше завтра вечером поболтаем, у меня дежурство.
- Ты не сменила фамилию?-удивилась Катя, глянув на бэйджик на груди доктора. - Ты по-прежнему Огородникова?
- Сменила, теперь я Клюева. В субботу сдала документы на новый паспорт, - успокоила Ольга. - Как только заберу, сразу отнесу в отдел кадров. Ну все! Побежала, - Ольга улыбнулась и тут же упорхнула за дверь.
- Проскурина, в процедурную! - донеслось из коридора.
Набросив халат, Катя прихватила с собой гигиенические принадлежности и поспешила к кабинету, перед которым уже выстроилась очередь. После выходных жизнь в отделении входила в обычную колею.
Уточнив, кто последний, она прислонилась к стене, откинула голову и закрыла глаза. Что-то в разговоре с Ольгой ее зацепило.
«Клюева... Клюев... Саша Клюев... Саня Клюев... Так это же друг Вадима! - осенило ее. - Да уж, земля не просто круглая... Расскажи кому - не поверят! А вдруг она уже поделилась с мужем сказочной историей беременности бесплодной пациентки? Услышав фамилию Проскурина, тот сразу сообразит, о ком речь... Что же теперь делать, кто бы подсказал?» - едва не застонала Катя.
Как только улеглись первые тревоги и эмоции, как только миновала угроза выкидыша, не было дня, а вернее часа, чтобы она не вспоминала о Вадиме. Грустила, тосковала, гадала, чем сейчас занят, думает ли о ней. Чувствовала свою вину и понимала: одной статьи для ее прощения мало. Пожалуй, если бы не попала в больницу, к этому моменту она уже набралась бы храбрости и попросила прощения у Ладышевых лично - и у Вадима, и у Нины Георгиевны. Простят или нет - это их право. Но ей стало бы легче. Не грызла бы себя, не мучилась в поисках ответа на другой насущный вопрос: надо ли им знать о ее беременности? Если да, то как они к этому отнесутся?
В том, что даже ребенку не дано восстановить прежние отношения, Катя не сомневалась. А если так, стоит ли усложнять жизнь Ладышевым новостью о своей беременности? Особенно тревожилась она за Нину Георгиевну. Каково ей будет узнать, что женщина, причинившая их семье столько горя, носит под сердцем долгожданного внука? Зачем им новые переживания и боль? Чего доброго, воспримут это как очередную подлость...
С другой стороны, в этом тесном мире все тайное рано или поздно становится явным. А уж в наши дни и подавно. Сколько веревочке ни виться... Но пока она будет виться, много воды утечет. Вдруг со временем за подлость сочтут именно то, что она ничего не сказала о беременности, не призналась?
И все же, пока не выпишется из больницы, нельзя им ни звонить, ни просить о встрече. Прощение должно быть только искренним, без примеси жалости или эмоций, которые могут принудить солгать. Как и непрощение. В таком случае матери и сыну Ладышевым лучше пока все же не знать о беременности.
Что касается лично Вадима и их отношений, то здесь все намного сложнее. Если бы не найденное в ящике стола досье на себя, датированное едва ли не днем их знакомства, она уже давно нашла бы способ и встретилась с ним или накатала бы длиннющее письмо-исповедь с пятью ключевыми словами: «Прости меня! Я тебя люблю!!!»
Она непременно его разыскала бы: встречала бы в аэропорту все рейсы из Франкфурта, поджидала бы возле квартиры на Сторожевской, караулила бы на парковке перед офисным зданием, в конце концов взяла бы измором его кабинет. Вымаливала бы прощение, в надежде, что он поймет, пусть и не сразу, потому что... любит. Так, как полюбила его она: каждой клеточкой тела, всем сердцем, всей душой. И где-то внутри надеялась на ответные чувства.
Но... После того как Катя обнаружила злополучное досье, ее жизнь словно разломилась надвое: вот она в совсем недавнем прошлом - и вот в настоящем. Нереальное прошлое, в котором она была такой счастливой...
Была или вообразила себе? Но если эту сказку она придумала, то откуда теперь взялась беременность? Для чего-то ведь она ей дана? И Вадим тоже никуда не делся - он есть и в настоящем. Только... их внезапно разделила стеклянная стена недоверия. Но эту стену воздвигла не Катя, и не она могла ее разрушить. Это должен был сделать Вадим - позвонить первым, предложить встретиться, во всем разобраться. Если, конечно, она не полюбила его таким, каким придумала.
Чем больше Катя на этом зацикливалась, тем сильнее путались мысли - перескакивали с одного на другое, извивались, рвались в самых слабых, безответных местах. В такие моменты воображение совсем не щадило ее, уносило неизвестно куда, и она зависала над той самой пропастью, которая разлучила их с Вадимом. Тут же вокруг меркнул свет, всей тяжестью наваливались свинцовые тучи и толкали вниз, к открывшейся бездне. А та, как неведомое чудовище, надменно и холодно встречала свою жертву перемещая туманные слои, клацая фантастическими челюстями...
Кате становилось страшно до жути. Бешено стучало сердце, холодела спина, текли слезы. Казалось: вот он, конец...
Но вдруг как спасительное чудо небо прорезал яркий солнечный луч: ребенок! Она должна его уберечь! Должна изо всех сил вцепиться в эту светлую ниточку посланную ей в помощь! И думать только о нем и ни о чем другом! Пусть даже в какой-то момент между его родителями разверзлась бездонная пропасть.
Вот только... Когда он подрастет, ведь обязательно спросит: а кто мой папа? Кем были бабушка и дедушка? Конечно, до поры до времени можно уходить от ответа, прячась за расхожей историей об отце - летчике-испытателе. Однако, повзрослев, он обязательно захочет докопаться до истины.
Сколько подобных историй Катя слышала, сколько встречалось их в читательской почте! Достаточно, чтобы понять: ребенок обязательно начнет самостоятельные поиски. И чем это для него обернется, одному Боту ведомо. Случалось: такие дети на самом деле обретали отца, мать, родных. Вот только любящих ли? Открывшаяся правда зачастую оказывалась горькой на вкус. Притом для всех, к ней причастных.
