Ефрейтор возблагодарил судьбу, что майор Байер решившись на попытку переправы, выбрал третью роту, а не первую в которой служил ефрейтор и которая понесла самые большие потери. Тогда находясь в прикрытии, он лично наблюдал, как выскочившие на берег две танкетки открыли ураганный огонь по беспомощным солдатам Вермахта находившихся на середине реки или на берегу. Тяжелые крупнокалиберные пули быстро предотвратили переправу, а танкетки газанув, скрылись за складкой местности, уйдя от мести обозленного майора Байера, приказавшего противотанкистам обстрелять тот берег. Две пушки батальона даже не успели повернуть в сторону опасности. Танкетки уже исчезли и больше не появлялись.
Ужас начался после обеда следующего дня, когда батальон полностью пришел в себя и взял под наблюдение противоположный берег, где окопались русские. Внезапно, начался страшный артналёт, причем с такой точностью, что стало не по себе. Где-то явно сидел корректировщик. На воздух взлетали палатки, уцелевшая техника батальона, накрыло и минометную батарею, у которой суетились минометчики. Оглушённого ефрейтора Байера откинуло в сторону, поэтому он не слышал как кричали солдаты батальона после того как налет завершился, о русских танках. Только почувствовал, как затряслась земля под руками, стоявшего на карачках, и пытавшегося встать, ефрейтора.
Острый нос БэТэ-5 под бортовым номером «82» ударил ефрейтора по филейной части тела, мощным ударом бросив его вперед. В это время механик-водитель сержант Владиков заметил, что у одной из машин кучкуються немцы, явно собираясь удрать, и повернул туда, краем сознания зафиксировав как танк качнулся, проехав правой гусеницей по худосочному немцу.
— Сейчас прольётся чья-то кровь… сейчас-сейчас… — пропел он песенку, услышанную от незнакомого лейтенанта-зенитчика под Ровно. За последнее время эта фраза у них стал что-то вроде талисмана, спасая экипаж от вражеских снарядов и пуль. Поэтому другие члены экипажа не возражали творчеству механика.
В это время бэтэшка врезалась в грузовой Опель, подминая его и стоявшего у заднего борта и не успевших отскочить немцев. Через пару минут бой кончился, и только командир танка под номером «82» бегал вокруг своей машины горестно вздевая руки к небу и показывая понуро стоявшему мехводу на заглохший на немецком грузовике танк с сорванной гусеницей.
В этом бою мы были сторонними наблюдателями. Встав у обгорелых останков моста, я прислушался к грохотанию боя в двух километрах от берега, в невидимой для нас низине. Батареи по просьбе танкистов только что прекратили огонь, выпустив едва ли сорок снарядов. Единственное что сделали моряки Фадеева и несколько групп стрелков — это переправившись на другой берег уничтожить двух ближайших поста, из-за чего я так спокойно и стоял, зная, что моряки и стрелки страхуют на том берегу. Рядом негромко урчали моторами танки Григорьева.
— Стихает, — тихо сказал стоявший рядом Руссов.
— Да. Похоже, кончились немцы. Заббаров, что там у тебя? — спросил я у сидевшего в небольшом окопчике радиста-татарина.
— Пока молчат, товарищ комдив… О, есть сообщение. Немцы уничтожены. Пленных около пятидесяти человек. Сейчас подчитываются. Потери двадцать шесть человек убитыми, и два грузовика. В танках потерь нет, только на одном гусеницу сбило или сорвало, я не понял.
— Хорошо. Передай им, что можно переправляться. Топливо и продовольствие их ждут, где и договорились.
— Есть, — радист склонился над рацией и что-то забормотал в микрофон.
— Я к броду, встречать их, — сообщил Руссов.
— Давай. Если что я в расположении.
Политрук побежал к своей «эмке», а я к своей. Большой парк легковых машин давал нам возможность не занимать машины друг у друга.
Через полчаса я был в расположении, заехав только на минуту к артиллеристам во вторую батарею.
В штабе я получил от Сани шокирующую новость, с нами связались из штаба фронта и приказали продолжать занимать этот участок фронта до прихода подкреплений, подтвердив, что я теперь командир этого участка обороны и имею права подчинять себе выходящие из окружения войска. Приказ подписан генералом армии Жуковым.
— Теперь понятно, почему Юго-Западный фронт наступает, — пробормотал я себе под нос, прочитав это официальное сообщение.
Я просто спинным мозгом чувствовал, что мое время заканчивается и пора валить, то есть инсценировать свою «гибель», благо и документы на погибшего борт-стрелка бомбардировочного полка и форма были готовы. Документы погибших пачкой передал Лизин, они собирали их с погибших. А так как оформлял их я, то утаить и не оформить эти документы ничего не стоило. Осталась только мелкая деталь, отдать несколько приказов, назначить зама, убедиться, что с моими все будет в порядке и можно инсценировать свою смерть. Толовая шашка уже была приготовлена. Я должен «погибнуть» во время налёта авиации в «эмке», благо в последнее время ездил я на ней один. Никто не заметит, что пара бомб упал совсем не там где надо. Проблема была только одна, за весь день мы не видели ни одного немецкого самолета. Один раз пролетела в сторону оккупированной территории шестерка СБ в сопровождении тройки бипланов-истребителей и все. Вернулись они, кстати, в том же составе. Был и другой способ «погибнуть», можно еще от артналета, но, к сожалению, немцы забрасывали нашу территорию минами всего дважды и я там не был. Это на месте неудавшейся переправы, повредив один наш грузовик и ранив двух бойцов. Второй раз после перестрелки у останков моста. С нашей стороны потерь не было.
Въезжающую в расположение дивизиона на территорию стана танковую колонну я вышел встречать лично, наблюдая, как назначенные Саней регулировщики загоняют технику под деревья на места стоянки тяжёлых орудий.
— Воздух-х! — вдруг прозвучал вопль наблюдателя.
Откуда появилась эта пара «мессеров» было не совсем понятно, но атаковали они с ходу, обстреливая нас из пушек и пулеметов. Я почувствовал, как меня отрывает от земли и бросает на броню стоявшего рядом БТ-7, через минуту на меня нахлынула такая БОЛЬ, что я потерял сознание.
Пара «мессеров» пронеслась над головой двух тяжелых трофейных мотоциклов и атаковала что-то в семи километрах впереди по маршруту движения группы осназа. Почти сразу на территории небольшого леса что-то вспыхнуло, показывая на удачный налет немцев. Как сообщили деревенские из последней деревушки, там располагался полевой стан, который недавно заняли какие-то части с молодым командиром.
Первый удачный налет не помог немцам в дальнейшем когда они развернувшись, снова атаковали. Их встретил такой плотный встречный огнь, что один истребитель взорвался в воздухе, другой получив несколько попаданий разваливаясь в воздухе, упал в километре от леса.
— Получили по сопатке, — удовлетворенно усмехнулся Омельченко. Слишком часто он видел, как немецкие истребители безнаказанно атаковали и сбивали наши самолеты. Поэтому сам капитан и бойцы его группы искренне радовались успехам подразделения Фролова, а то, что там именного его часть они были уверенны на сто процентов.
— Наблюдатели сидят, — сидевший за рулем зам командира группы, кивнул в сторону невысокого холма в километре от дороги, по которой двигались озназовцы. — Оптика бликовала.
Группа не доехала до леса буквально километр, остановившись на самом настоящем посту с перегораживающим дорогу шлагбаумом, покрашенным в белый и черный цвет. На посту было четверо бойцов с сержантом, командиром поста. Было видно, что бойцы хоть и исполняют свои обязанности как надо, чем-то сильно расстроены.
— Сержант Васин. Командир поста. Ваши документы, — отрывисто представившись, сержант требовательно протянул руку за документами.
Группа была в советском двухцветном камуфляже, сняв трофейную форму. Поэтому бойцы хоть и поглядывали на них спокойно, держа на прицеле крупнокалиберного авиационного пулемёта, все равно подстраховывали своего командира.
