— Однако и память же у тебя! — похвалила меня Екатерина. — Вот уж не мечтала, что мои записки будут издавать и читать в таком далеком будущем… Даже дети. Ты меня порадовал, мальчик. Позвольте же мне дать вам совет, дети. Учитесь, не ленитесь. Попугай сказал, что ты хорошо учишься. Приветствую твое рвение к знаниям. Надеюсь, что и моя тезка Катя тоже не ленится. Еще могу вам посоветовать…
Но договорить императрице не пришлось. К ней, запыхавшись, подбежал офицер.
— Ваше величество! — едва переведя дух и низко кланяясь императрице, сказал он. — Пришла срочная депеша… Пугачев… — И он замолчал, с удивлением уставившись на нас.
— Иду! — встревоженно проговорила Екатерина и быстро пошла к дворцу. Левретка побежала за ней. Офицер почтительно шел за императрицей.
— Ваше величество! — крикнул Жако. Екатерина остановилась и обернулась, глядя на попугая. — Не извольте беспокоиться, ваше величество. Из достоверных источников сообщаю: Пугачев на днях будет схвачен.
— Спасибо за добрую весть, — улыбнулась Екатерина. — Прощайте, дети! Возвращайтесь в свое будущее и помните мой совет: науки необходимы, России нужны образованные люди!
Она помахала нам рукой и скрылась во дворце.
— Пошли, — сказал Рекс. — Больше мы ее не увидим. Следуйте за мной. Запах зовет в дорогу. — И он побежал по аллее, а мы пошли за ним.
— Ты мне дашь почитать записки Екатерины Второй? — спросила Катя.
— Конечно. Как только вернемся. А если они тебя заинтересуют, я еще принесу тебе записки княгини Дашковой, которая была подругой Екатерины Второй. Это тоже замечательная женщина — прекрасно образованная для своего времени. Она возглавила первую российскую Академию наук.
— Витька, скажи честно, откуда ты все это знаешь?
— Папа мне рассказывал и дарил книжки об истории России. Потом я уж и сам искал редкие книги в библиотеках…
Катя задумалась и остановилась.
— Рекс! — крикнул я. — Ко мне!
— Что тебе надо? — спросил Рекс. — Неужели Катя уже устала?
— Не в этом дело, — ответил я. — Мне хочется знать, куда ты исчез, когда мы разговаривали с императрицей?
— Извини, хозяин, — сказал Рекс и завилял хвостом. — Но я тоже разговаривал с левреткой императрицы.
— И что же она тебе рассказала интересного о своей хозяйке? Поделись с нами.
— Она сказала, что императрица Катя встает рано утром, работает, читает докладные своих чиновников, переписывается с французскими философами Вольтером и Дидро (если я правильно запомнил). Весь ее день и вечер расписаны. Занятий у нее много. Государственные дела! Она только по утрам немного прогуливается по аллеям со своей левреткой. Ну, а что мы стали? В дорогу! Из всего этого я понял, — заключил свой отчет Рекс, — что учение и труд сделали ее великой и мудрой. Катя, не отставай.
— Труд и учение сделали ее великой, — повторил я, — а ты, Катя, мечтаешь стать великой певицей и, вместо того чтобы стараться окончить школу с золотой медалью, превратилась в двоечницу и вообще собираешься бросить школу.
— Я поступлю в консерваторию, — сказала Катя.
— Без аттестата зрелости с хорошими отметками ни в какую консерваторию тебя не примут, — возразил я.
— С моим голосом примут, — неуверенно сказала Катя и через минуту молчания добавила: — может быть…
— Не может быть. Не надейся! — ответил ей Жако.
— Хватит разговоров, — перебил меня Рекс. — Запах зовет в дорогу. За мной!
И мы молча отправились за Рексом. Куда — сами не знаем!
Шли долго, издали видели домики, но Рекс к ним не приближался, и наконец пришли в какое-то село. Уже вечерело. Я подошел к маленькой избушке. Рекс остановился.
— Я так устала, что даже перестала бояться, — тихо произнесла Катя. Мне стало ее жаль. — Постучим в окошко? — спросила она. — Хотя нет. Вдруг там живут разбойники.
— Ну и трусиха же ты! — проворчал Рекс. — Стучи, хозяин, ручаюсь, что никаких разбойников там нет.
Я негромко постучал в окошко. Через несколько минут дверь медленно открылась, и на пороге мы увидели бедно одетую старушку.
— Здравствуйте, бабушка, — несмело проговорила Катя. — Простите, что вас побеспокоили. Но мы так устали.
— И-и, милая, — ласково ответила старушка, — заблудились вы, что ли?
— Немного заблудились, бабушка, — соврал я. — Не пустите ли к себе отдохнуть и переночевать?
— Заходите, детки, заходите, — пригласила старушка, — я людям рада. Живу одна, слова не с кем вымолвить. Только вот бедно у меня, не обессудьте. Нечем вас и попотчевать.
— А мы есть не хотим, — за всех ответила Катя и первая вошла в избушку.
— Вижу я плохо, детки, вы уж не обессудьте, если что не так… но кумекаю, не крестьянские вы дети, и что это за птица такая диковинная у вас? Не клюнет?
— Нет, бабушка, она смирная, и пес наш не укусит.
— Вот и хорошо, отдыхайте. Беспокоить не буду. А спать захотите, так я постелю. Барышне на лежанке, а уж вам, батюшка, придется на печь залезть — больше некуда. А я и в сараюшке высплюсь.
— Да вы не хлопочите, — попросил ее я. — Мы засветло уйдем. Скажите лучше, куда мы забрели.
— Скажу, скажу, родимый. Я все кумекаю, куды бы мне птицу вашу…
— Не беспокойтесь, мадам, — учтиво произнес Жако. — Я сам найду себе место.
— Свят, свят, свят! — залопотала, перекрестившись, старуха. — Чудеса какие, прости Господи!
— Да вы не пугайтесь, — засмеялась Катя, — это ученая птица, говорящая. Знаете, бывают такие птицы, сороки, например.
— Фу ты, слава Богу, а я-то глупая до чего перепугалась. Ты, милок, — обратилась она ко мне, — спросил, куды вы ненароком забрели? Так я тебе вот что скажу. Губерния наша Пензенская, а село — Тарханы. Живут тут не только такие убогие, как я. А есть и кое-кто почище. В хорошем богатом доме живет помещица наша Елизавета, Алексеевна по батюшке, а по фамилии Арсеньева. И у ей внучонок Мишенька воспитывается. Мамаша его преставилась, а отец Бог весть где обретается. Вот бабушка и лелеет Мишеньку.
— А фамилия Мишенькиного отца не Лермонтов ли случайно? — спросил я.
— Отколь она тебе ведома? — ответила вопросом на вопрос старушка.
— Слышал как-то. Бабушка, я устал с дороги, память немного отшибло. Я даже забыл, который сейчас год.
— Год у нас… не то 1817, не то 1818 — уж ты не серчай, мне-то оно ни к чему…
Катя изумленно всплеснула руками, но я сделал ей знак, и она успокоилась.
Старушка постелила нам и, пожелав спокойной ночи, ушла спать в сарайчик.
— Ты понимаешь, куда мы попали? — спросил я Катю. — Тарханы! А помещица — это же бабушка Лермонтова.
— Витька! — восторженно воскликнула Катя. — Дошло! Мы попали в Тарханы! Может быть, мы увидим Лермонтова? Я бы спела ему его прекрасные стихи!
И она запела:
— Катенька! — перебил я ее. — Ты забыла, что сейчас не то 1817, не то 1818 год. Так что Лермонтов сейчас еще мальчик — Мишенька, как его назвала наша хозяйка… Он еще не написал эти чудесные стихи.
— Мне так хочется повидать его! Как ты думаешь, это сбудется?
— Кто знает, — вздохнул я. — Или да, или нет. Это уж как повезет!
— Я знаю много стихов Лермонтова наизусть, — со вздохом сказала Катя, — он мой любимый поэт. А ты знаешь хоть одно его стихотворение наизусть?
— Конечно, знаю, — ответил я.
— Замолчи! — сердито крикнула Катя и даже топнула ногой. — Как тебе не стыдно! Это Пушкин написал, а не Лермонтов.
— Ну вот, уж и пошутить нельзя. Конечно, знаю, что это не Лермонтов написал, я просто хотел проверить тебя…
— Врешь! — сказала Катя. И была права. Я и в самом деле думал, что это стихи Лермонтова.
