Спустя пару минут Настя получила тот ответ, которого и ждала: убийство бомжа произошло в ночь с 23-го на 24 июня. Значит, чемодан «Ларри Соррено» украли 23 июня. Именно в тот день, после которого блогер перестал активничать в сетях.
– Вить, – она улыбнулась с облегчением, – это он.
– Кто? Бомж?
– Блогер. Он в последний раз вбросил информацию в интернет и уехал. А на вокзале у него сперли чемодан. Он не мог пойти в полицию и заявить о краже, потому что ему вообще нельзя было светить свое присутствие в городе. Он наверняка и жил не в гостинице, а где-нибудь в частном секторе, и имя свое настоящее не назвал, и хозяев выбрал попроще, таких, которые паспорт не спрашивают. А может, у него липовая ксива была. Он уехал и стал ждать. Когда Ксюша из архива узнала от своего брата о чемодане, наш блогер начал искать, кого бы прислать сюда за своими пожитками. И нашел Загребельного. Подготовил его, как смог, заставил выучить наизусть перечень всего, что есть в чемодане, даже, наверное, картинки показывал. Но одного он сделать не смог: обеспечить наличие внутри чемодана следов рук Загребельного. Может, он вообще об этом даже не подумал. А если и подумал, то решил рискнуть, ведь крайне мало шансов на то, что кому-нибудь придет в голову усомниться и проверить.
Егоров озадаченно посмотрел на нее и опустился в кресло.
– Ффуххх! – выдохнул он. – Меня аж в жар бросило… Слушай, а складно выходит. Одно к одному. Только звучит уж больно неправдоподобно.
– Почему неправдоподобно? Мы же всю ночь проверяли, все сходится. Реально все ай-пи адреса зарегистрированы на людей, которые на роль активных пользователей сети никак не тянут. Твой парень прислал нам всю информацию о них. Один уже полгода в отъезде, и неизвестно, когда вернется, женился на барышне из Кемерова, другая вообще в больнице с тяжелейшими травмами после автоаварии, и все остальные такие же. И по датам все сходится. У Ворожца возникла проблема, он попросил своих друзей из «Прометея» о срочной встрече, они встретились в Новосибирске, перетерли, и эти друзья прислали Пете такого вот засекреченного гения. Что тебя смущает?
– Кого тут что должно смущать? Об чем базар?
Коротков, свежий и румяный, как будто полноценно проспавший в удобной постели часов семь-восемь, ворвался в Настин номер.
– Пошли на завтрак, – поторопила его Настя, – мы тебе все расскажем в ресторане. Время дорого, Юрик, вам сегодня еще дамочек окучивать.
– Дамочек? – Коротков оживился еще больше. – Молодых?
– Как поделитесь, – усмехнулась Настя. – Я в процессе окучивания не участвую, мне сейчас анкеты привезут, так что уж вы вдвоем трех дам между собой распределите.
Они спустились в ресторан. Проходя мимо портье, Настя предупредила, что ей должны привезти пакет и она его заберет сама на обратном пути. Девушка подозрительным взглядом окинула Егорова, но промолчала. В ресторане Коротков попросил завтрак гостя записать на его, Короткова, счет. Егоров, как выяснилось, здорово проголодался и набрал столько еды, что им с трудом удалось уместить на столе все тарелки.
Сведения, раздобытые бессонной ночью коллегой Егорова, оказались малоутешительными: родни у мэра Смелкова было немного. Родителей давно нет в живых, есть две тетки по отцовской линии, одна жила в Магадане, другая в Калининграде. Родной брат со всем семейством давно уехал в Чехию и развернул там бизнес. А вот младшая сестра Константина Кирилловича проживала здесь же, в Вербицке, была в разводе. У нее имелся сын, в настоящее время проходивший срочную службу.
– Его призвали в армию, когда Смелков уже был мэром, – заметил Коротков. – И мэр ничего не предпринял. Видно, отношения с сестрой у него не очень хорошие. Это внушает надежду.
– Ну да, – подтвердила Настя. – Одинокая женщина, мужа нет, с родным братом не общается, сын в армии. У таких всегда масса воспоминаний о счастливой юности и множество старых фотографий.
Егоров мгновенно расправился с блинами и приступил к рисовой каше.
– И что ты ей скажешь? – недоверчиво заметил он. – Как заставишь показать тебе эти фотографии, а потом не стукнуть братцу? Мало ли, что он ее сына от армии не отмазал. Это не показатель. Они могли с тех пор сто раз помириться и теперь прекрасно общаются каждый день.
– Это ты прав, – снова согласилась Настя. – Поэтому ни я, ни вы к ней соваться не станем. Мы к ней Лорика отправим.
– Это еще кто? – прошамкал Виктор с набитым ртом.
– А это дочка Смелкова. У девочки есть один маленький, но очень неприятный секрет. Я думаю, ради того, чтобы папа с мамой о грязном секретике не узнали, она на многое готова. Но к ней нужно правильно подойти и правильно поговорить. Кто из вас возьмется?
– Я – пас. – Егоров отодвинул от себя пустую тарелку, словно подчеркивая, что точно так же он отодвигает предложение поработать с дочерью мэра. – Я на такое дело не гожусь.
Настя перевела смеющиеся глаза на Короткова.
– Тогда ты, Юраша. Больше все равно некому.
– А какие еще варианты? – поинтересовался Юрий. – У меня должен быть выбор.
– Зоя Григорьевна Деревянко, директор зверофермы, и Ксюша в юбочке из плюша, работающая в архиве.
Она посмотрела на часы. Без пяти девять. Через несколько минут можно звонить начальнику УВД и просить откомандировать ей в помощь майора Егорова еще на один день.
– Мальчики, решайте быстрее, мне нужно знать, что врать Баеву. Суть моего вранья напрямую зависит от того, куда отправится Виктор, на ферму или в архив.
– Погоди, – остановил ее Егоров. – Какой секрет у дочери Смелкова?
– Сожитель – наркоман и наркодилер. Есть идеи?
– Нет, у меня в наркоконтроле своих людей нет. Были, да все разбежались. Если ты, Юра, будешь работать старым проверенным способом, который называется «личный сыск», то у тебя до фига времени уйдет. Если и управишься, то только к позднему вечеру. Это я к тому говорю, что мне придется и на ферму смотаться, и в архиве посидеть. Только надо, чтобы Ксюху на службу вызвали, архив же по выходным закрыт.
– Ладно, – кивнула Настя. – Так и скажем твоему руководству. Пусть все обо всем знают и никто ничему не удивляется. Самая лучшая ложь – это неполная правда.
«Какая замечательная у меня профессия, – думала она, ожидая, пока ее соединят с полковником Баевым. – Профессия, вся сплошь выстроенная на лжи. Ибо, говоря всем правду, никогда ни одного преступления не раскроешь. Когда люди говорят о профессиональной деформации сыщиков, они обычно имеют в виду, что мы привыкли к виду чужого горя, к трупам, к общению с отморозками. Никому даже в голову не приходит, что наша профессиональная деформация состоит совсем в другом. Мы просто отвыкаем говорить правду. Даже когда искренне хотели бы ее сказать, все равно врем».
Баев, к счастью, оказался у себя в кабинете. Настя пропела начальнику УВД довольно складную балладу о помощи в ручной обработке анкет и о необходимости в целях получения наиболее точной интерпретации полученного результата задать несколько вопросов гендиректору зверофермы. Кроме того, ей нужно посмотреть кое-какие архивные материалы о преступлениях и правонарушениях на северной окраине города за последние пять лет, но поскольку она не является сотрудником Вербицкой полиции, в архив ее никто не пустит, и эту часть работы она тоже хотела бы поручить майору Егорову. Да, и хорошо бы, чтобы архив все-таки был открыт, несмотря на субботний день.
– И когда станет известно, принесла ваша затея плоды или нет? – сухо спросил Игорь Валерьевич.
– Надеюсь, что сегодня к вечеру. В самом крайнем случае – завтра утром. Всю ночь буду работать, если нужно, – горячо заверила его Настя.
Баев помолчал, о чем-то размышляя.
– Хорошо, я дам команду начальнику криминальной полиции, майор Егоров на сегодняшний день может работать с вами. Архив для вас откроют, сотрудника вызовут. Но у меня большие сомнения, имейте в виду.
Вот так. У него сомнения, понимаете ли. Зато у Насти Каменской их уже не было. Был только азарт человека, ввязавшегося в игру и не знающего правил. И еще был жуткий, парализующий страх ошибиться и не успеть уехать до того, как земля начнет гореть под ногами.
