Расчет оправдался, и уже через несколько минут Настя читала статьи, помещенные в архивы журналистами, подходящими по возрасту, то есть работавшими в период с середины восьмидесятых до середины девяностых годов. Некоторые материалы она отвергала с ходу: уже по заголовку было видно, что о Шульмине там вряд ли будет упомянуто. Другие просматривала по диагонали, стараясь найти фамилию, третьи читала от первого до последнего слова. Она еще не закончила проработку публикаций, когда позвонил племянник.
– Твои конфеты не производят с девяносто шестого года, – заявил он.
– Я в курсе. Это все, что ты нашел? – зло спросила Настя.
Стоило терять столько времени, чтобы получить от Санька те же сведения, которые она и без того знала!
– Не, я там еще залез кое-куда… Ну, короче, эту «Рощу» твою в девяносто втором и девяносто третьем годах в магазинах почти не брали, объем товарооборота составил всего десять процентов от объема производства. В девяносто четвертом году конфет произвели столько же, и они все ушли. В девяносто пятом объем производства вырос на пятьдесят процентов, и тоже все продали. В девяносто шестом выкинули в магазины раза в два больше, чем в предыдущем году. Потом производство прекратили.
– А до девяносто второго года что было?
– Не нашел. Перетер кое с кем, говорят, всю статистику, которая от советской власти осталась, в других архивах держат. Но могу полазить, поискать, если сильно надо. Кинуть тебе ссыль, где я это все выкопал?
– Давай. Теперь, Санечка, еще одна просьба. Посмотри на местных тверских сайтах, может, кто-нибудь что-нибудь упоминает об этих конфетах? Ну, например, что массовое отравление было или еще что-нибудь такое.
– Ну ты даешь, Насть! – возмутился Александр-младший. – Кто это в четырнадцатом году будет вспоминать о конфетах, которые ел двадцать лет назад!
– Санечка, никто, конечно, не будет говорить о конфетах, если не заводить о них разговор, – мягко сказала Настя. – Никто не отвечает на вопрос, который не задан. Помоги мне, дружочек. У меня жуткий цейтнот и ноутбук занят.
– Ладно, – пробурчал племянник. – Только от меня теперь уже не зависит, когда ответят.
– Ты все-таки попробуй. – Она посмотрела на часы, что-то прикинула. – У тебя есть еще час. А вдруг повезет?
Она все читала и читала, и в какой-то момент ей показалось, что она уже знает все о промышленности Твери в девяностые годы и о том, как шла объявленная Горбачевым перестройка во второй половине восьмидесятых. От постоянной смены шрифтов и фонов ломило глаза…
И вдруг она нашла то, что искала. Большое интервью 1994 года с Эдуардом Шульминым. Много вопросов о семье, о том, как Эдуард Артемьевич проводит досуг, чем увлекается, что читает, какие хобби имеет. Любит ли сладкое, и едят ли его домашние продукцию, выпускаемую его фабрикой. О конфетах «Березовая роща» не сказано ни слова. Зато есть три фотографии: Шульмин сидит на диване с котом на коленях, Шульмин на рыбалке, Шульмин с женой Еленой и сыном Евгением. Фотографии хорошего разрешения, но Настя на всякий случай их увеличила. Долго рассматривала. Потом полезла в закладки и снова долго что-то искала и рассматривала.
И, наконец, расслабленно откинулась на спинку стула. Вот оно и сошлось.
На Шульмине галстук «Ларри Соррено» из коллекции 1993 года. Его сын, красивый юноша лет двадцати с серьезным лицом и умными глазами, одет в джинсы и сорочку, верхние пуговицы сорочки расстегнуты, хорошо виден шейный платок. Тоже «Ларри Соррено», только коллекция 1992 года. Вряд ли сам купил, скорее всего, одолжил у отца для съемки.
«Вот, значит, ты какой, северный олень, – подумала она насмешливо. – Гениальный блогер и распространитель целенаправленных слухов. Владелец чемодана, перенявший у родного папеньки любовь к определенному бренду. Евгений Эдуардович Шульмин».
Разумеется, о Евгении Эдуардовиче Шульмине в интернете она не нашла ни слова. И этот факт только упрочил ее догадки.
Когда минул ровно час после звонка в Москву, она снова взялась за телефон.
– Пока только одна тетка откликнулась, – сообщил Санек. – Активный народ в основном по вечерам и по ночам выходит в сеть, а днем все больше пенсионеры.
– Так мне пенсионеры и нужны. Молодежь об этих конфетах и знать не знает.
– Ага… Ну, короче, тетка эта написала, что в начале девяностых пищевики охамели и оборзели и стали производить и выбрасывать на прилавки всякую дрянь, вредную для здоровья. Много химии, консервантов и всяких вредных добавок. Поскольку до этого был жуткий дефицит продуктов и в магазинах вообще ничего не было, то народ начал без разбору хватать все, что продавали. А «Березовая роща» была чистым продуктом, без вредных примесей, ее поэтому в России невозможно было купить, она вся шла на экспорт в Европу, потому что в Европе давно уже озаботились здоровым питанием, а наших людей травили всем подряд. Когда народ это расчухал, конфеты других фабрик вообще перестали в магазинах покупать, все только «Рощу» хотели, гонялись за ней, в очередях стояли, когда она появлялась.
– Спасибо, Санечек, – с чувством произнесла Настя. – Ты настоящий друг. С меня причитается. Что тебе привезти?
– Привезти? – удивился тот. – А ты где? Не в Москве, что ли?
– Я в Сибири, в Перовской области. Проси, что хочешь.
– В Сибири… – Санек задумался. – А, ну да, я вспомнил, предки говорили, что ты уехала. Может, кедровых орехов притащишь? Я их люблю, но у нас вкусные редко попадаются, в основном мыльные какие-то. Только чищеные, ладно?
– Ладно, – рассмеялась Настя, – привезу.
Она выключила компьютер, аккуратно сложила стопку анкет, распахнула окно и с удовольствием сделала глубокий вдох. Рано вы начали свой творческий путь, Евгений Эдуардович, уже лет в двадцать вы придумали и талантливо осуществили операцию по формированию общественного мнения в нужном вам русле. В те годы еще не было интернета, и методы у вас, вероятно, были тогда более кустарными. Вы сами стояли в очередях и вступали в беседы с гражданами, внедряя домыслы об экологически опасных продуктах других производителей и о необыкновенной «чистоте» и полезности продукции кондитерской фабрики, принадлежащей вашему батюшке? Или нанимали для этого помощников? Но в любом случае, тексты этих «посланий» придумывали вы сами. И сделали из своего первого опыта хороший плацдарм, на котором построили свою будущую профессию. Вы набирались опыта, матерели, у вас появлялась и крепла репутация, вас передавали из рук в руки, вы, надо полагать, кочуете из одной предвыборной кампании в другую. Поэтому и продолжаете жить в Твери, бывшем Калинине. Вам все равно, где жить, потому что в родном городе вы проводите совсем мало времени, разъезжая по всей стране и организуя то, на что есть спрос. В одних местах продвижение товара, в других – продвижение структуры, в третьих – продвижение человека. Или наоборот, дискредитацию. Одним словом, на что есть спрос, то и делаете. И заработки ваши растут год от года. Вы прекрасно маскируетесь, нигде не оставляя следов, вас никто не знает, кроме тех, кому положено вас знать. Да и они, скорее всего, не в курсе, как вас зовут, и не видели вас в лицо. Вы действуете, как опытный киллер, тщательно скрывающий род своих занятий от окружающих, а свою личность – от заказчиков. Для всех прочих вы – просто Евгений Шульмин, научный работник или журналист, милый человек, красивый мужчина. Думаю, что в романтических отношениях вы весьма успешны, вы же сентиментальны, бережете символ своего первого успеха – фантик от «Березовой рощи». Женщинам обычно нравятся такие мужчины. Надо же, как некстати у вас поперли чемоданчик! И как некстати на вашем пути попались мы с майором Егоровым.
Вот теперь можно встречаться с Баевым.
– Игорь Валерьевич в мэрии, – ответили ей в приемной.
Ого! В Вербицке и чиновники мэрии по субботам трудятся? Впрочем, можно понять: выборы на носу.
Разумеется, номера мобильного телефона начальника УВД у Насти не было. И просить его бесполезно.
