Забравшись под одеяло, я решила дождаться возвращения супруга и поговорить с ним спокойно и без вспышек взаимных претензий, именно так, как мы беседовали прежде, иногда часами напролет во время долгих конных прогулок. Между нами было столько чувств и нежности, столько трепета и страсти, они никуда не делись, просто все так сначала закрутилось, потом затянулось и замерло в тягостном ожидании новых изменений, что все наши помыслы сосредоточились на благополучном разрешении, и о настоящей близости мы забыли. И, возможно, если мы вернем ее, то и мое упрямое тело поймет наконец свое предназначение и примет Алмера, как и должно его жене и матери его будущих детей.
Незаметно для себя я уснула и, похоже, очень крепко, потому что ничто: ни единый звук или предчувствие – не побеспокоили меня ровно до того момента, пока грубая рука в мокрой, холодной перчатке не сжала мое плечо.
– Кресса Греймунна, вам следует проснуться и немедленно одеться, – прозвучал пугающе знакомый голос.
Я в испуге открыла глаза, чтобы уставиться в породистое высокомерное лицо Иносласа Арната – главного рунига тайной стражи правителя. В Гелиизене бытовала мрачная шутка, что увидеть его близко после наступления темноты страшнее, чем заметить в зеркале призрачную тень шараака – общеизвестного предвестника тяжкой болезни и даже смерти. Шараак может и померещиться, а если уж в ночи стоишь лицом к лицу с Арнатом – точно готовься к дурному.
Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не закричать, а только сесть прямо, натягивая одеяло до самой шеи, и даже гордо вскинуть голову.
– Кресс Инослас, вам не кажется, что ваше присутствие в моей спальне в столь поздний час… – начала я, но он тут же прервал меня небрежным взмахом руки.
– Оставьте, кресса Греймунна, эти ваши взгляды и позы для других, более подходящих для подобного обстоятельств, – сухим, лишенным любых эмоций тоном сказал он и бросил платье на мои колени. – Конечно, после сумасбродного побега с этим алчным бесхребетным червяком мое мнение о ваших недурных для девушки умственных способностях претерпело приличную коррекцию, но все же вы достаточно умны, чтобы понять: для сцен и демонстрации притворного негодования или недоумения сейчас не время. Одевайтесь потеплее, нас ожидает долгий путь, а дороги осенью просто отвратительны.
– У вас нет права говорить в таком уничижительном тоне о моем законном супруге! – Все же не вняла я откровенному предупреждению в его тоне. – И уж тем более никуда не смеете меня забирать без него, ибо наш брак освящен Пресветлой Даиг и он теперь является моим опекуном перед всем миром и владыкой.
Руниг никак не отреагировал на мое возмущенное высказывание, только опять взмахнул рукой и отвернулся, веля одеваться. Спорить дальше в одной ночной рубашке не имело смысла: если у него был приказ забрать меня, то он это сделает непременно, даже если придется уносить в чем есть, и я торопливо оделась, прислушиваясь к звукам за окном и внизу в доме. Но все было тихо. Неужели Инослас приехал за мной в одиночку? Прямо и не знаю, радоваться тогда или бояться, ведь это могло означать все что угодно. Но зачем гадать?
– Кресс Инослас, вас прислал мой отец?
– Вам бы этого хотелось, не так ли? – В его голосе легко различалась усмешка. – Считаете, после того, как поступили со своим несчастным родителем, он непременно должен простить вас и принять обратно? Хотя, думаю, этот ваш пройдоха-любовник ждет такого исхода с еще большим нетерпением и алчностью.
– Супруг! – не сдержавшись, рявкнула я совершенно не подобающе аристократке, борясь с удушливым стыдом от справедливого упрека. – Потрудитесь называть его моим супругом или уж крессом Алмером!
– Оставьте вещи! – резко приказал Инослас, едва я закончила одеваться и потянулась к комоду, надеясь незаметно оставить знак или весточку мужу, хотя за все время так и не повернулся. – Ничего из этого вам не понадобится.
Мое сердце вмиг замерзло до звона и ухнуло вниз. Схватив меня под локоть, не жестко, но так что было понятно: пытаться освободиться не стоит, главный руниг повел меня вниз и подтолкнул к наглухо закрытому экипажу, оставленному перед самым крыльцом. И, естественно, еще пятеро рунигов более низкого ранга мрачными тенями маячили во дворе. Инослас с ледяной учтивостью помог мне взойти в карету и, забравшись следом, уселся на лавке напротив. Мы тут же тронулись, а я просто умирала от беспокойства за Альми, представляя, как он вернется домой, но не обнаружит меня. Надеюсь, он поймет все верно, помчится за нами в столицу, и перед отцом мы предстанем вместе, примем его гнев, разделив его поровну, как и положено настоящим супругам, и тогда папа все увидит, поймет и простит. Вне сомнений так и будет!
Из размышлений о скором грядущем меня вырвало резкое торможение экипажа. Не говоря ни слова, Инослас вышел наружу и протянул мне руку, предлагая последовать за ним.
– Где мы? – спросила, озираясь на улице из обычных крепких деревянных домов, что были здесь повсюду.
Нехорошо ухмыльнувшись, руниг приложил палец в перчатке к своим губам и увлек меня в чужой двор. На этот раз нас сопровождали двое его подчиненных. Обогнав нас, один из них без всяких церемоний ударил ногой по входной двери, широко ту распахивая, а Инослас почти грубо втолкнул меня внутрь, и, лишь раз взглянув перед собой, я едва не завопила от страха.
Абсолютно обнаженный Алмер был привязан за руки к потолочной балке так, что едва касался пальцами ног пола. Во рту кляп, лицо красное, искажено от боли, глаза остекленевшие, тело сплошь покрыто потом и кошмарными розовыми следами, очевидно, от плетей, вытянуто в струну и так напряжено, что чудилось: вот-вот лопнут мускулы.
Я рванулась к мужу, ничего не видя перед собой и игнорируя отстраненную мысль, что впервые вижу его полностью голым, но Инослас внезапно выбросил вперед свою ручищу и, зажав рот, с силой притиснул спиной к своей груди, одновременно фиксируя оба запястья.
– Не возражаете, если мы присоединимся к веселью? – с ядовитой насмешкой спросил он, сдерживая мое истеричное сопротивление, и наклонился к уху: – Спокойно, кресса Греймунна, не нужно так торопиться. Мы не пропустили ничего действительно интересного, не так ли?
– Да как вы смеете! – завизжала вдруг где-то справа женщина, но я не могла оторвать глаз от Алмера, который, заметив нас, внезапно побледнел, вытаращился, глядя именно на меня прямо-таки с ужасом, и задергался в своих путах, извиваясь всем истерзанным телом. Отчаянно замотав головой, я смогла освободиться от ладони, зажимавшей рот, и заорала что есть сил:
– Кто дал вам право так обращаться с ним! Немедленно развяжите!
– Претензия не обоснована, кресса Греймунна, – невозмутимо ответил мой захватчик. – Ее, как и требование об освобождении, следует адресовать той, кто и связал вашего… оставим без комментариев кого.
Тут к ногам моего мужа тот руниг, что ворвался первым, швырнул полуголую женщину, лицо которой было полностью скрыто светлыми волосами, и Алмер стал вырываться из веревок еще сильнее, глядя теперь исключительно на нее.
– Что здесь про… – начала я и ошалело обвела все еще раз взглядом, понимая, что передо мной открывается иная картина.
Уютно горящий камин, на столе фигурная бутыль дорогого привозного вина, бокалы и недешевые закуски, толстые ароматические свечи, рядом с беспомощным Альми широкая лавка с разложенными на ней предметами, что, безусловно, напоминали бы орудия пыток, но были выполнены из лучшей кожи и серебра с инкрустированными золотом и камнями ручками. И в самую последнюю очередь я таки позволила себе увидеть не только искаженное лицо супруга… а всего его. В том числе и его выпирающую, налитую до предела мужскую плоть, основание которой было перевязано шелковой веревкой.
Мой желудок свело тошнотой, и Инослас наконец отпустил меня. Женщина откинула волосы и поднялась на ноги, нисколько и не пытаясь прикрыть свои тяжелые, немного обвисшие груди, наоборот, выпрямилась, нагло уставившись на меня. Красивая, но явно не наша с Альми ровесница, лет на десять старше, ее лицо мне почудилось смутно знакомым, кажется, видела ее как-то разговаривающей с Альми, но было это давно.
