— Да, трахать тебя должен исключительно я, но ты вруби давай мозг, Рина! И ответь сама себе. Сколько ты собираешься работать барменшей? Поступать в следующем году не надумала? Или так и будешь без образования из бара в тошниловки метаться?
— Я поступлю! — цедит сквозь зубы, еще выше задирая подбородок.
— Также как поступила в этом году? Или тебе удается совмещать подготовку к экзаменам с работой?
Рине требуется несколько секунд на размышления. Разъяренный взгляд утыкается в пол, а потом упирается мне в глаза. Черный, острый, пронзительный. Она злится, и я знаю почему. Потому что я прав. Ни хрена у нее не получается совмещать.
— Это мое дело, Матвей! И я справлюсь сама. Как всю жизнь справлялась. Без чьей-либо помощи. Не нужно диктовать мне как поступать. Не маленькая. Свои диктаторские замашки оставь для семьи, а мной руководить не нужно!
Стерва разворачивается и громко ступая по ламинату проходит мимо, намереваясь выйти из квартиры. Только нихрена, блядь, не выйдет. Несколькими шагами догоняю ее и пригвождаю к стене.
— Мои диктаторские замашки я буду в первую очередь практиковать на тебе, Рина! Знаешь почему? Потому что если ты не понимаешь с первого раза, придется тебе вталдычивать! Теперь ты нихрена не одна! И карабкаться по жизни больше сама не будешь! Давай вырубай свой гордую неуместную самостоятельность и пораскинь мозгами. — Ри ведет плечами, в попытке сбросить мои руки, но я крепче сжимаю пальцы. — Почему ты не поступила? Потому что работала. Зачем тебе работа? Снимать жилье! А теперь строим логическую, мать ее, цепочку. Жилье тебе предоставляю я. Все, что тебе нужно — это подготовиться к вступительным. Хотя, я конечно мог бы предложить поступить и в этом по блату, но что-то мне подсказывает, что ты откажешься.
— Я поступлю сама, — шипит фурия, но уже не дергаясь, а как будто обдумывая мои слова.
— Именно об этом я и говорю. Но ты ни черта не поступишь даже через год, если будешь батрачить практически каждый день. И твоя мечта о медицинском так и останется мечтой, а ты не заметишь, как пролетит сначала пять лет, а потом десять, и в бар тебя уже не возьмут. Найдут телку помоложе.
Взгляд Рины режет, грудная клетка поднимается и опускается, видать борется с желанием вонзить в меня когти, но все же здравый разум побеждает. Дикарка не глупая, чтобы и самой понимать жизненный расклад. Без образования сложно добиться чего-то в жизни. А зная ее — горбатиться над столами не ее конечная цель.
— Картина не привлекательная, правда? — прищуриваюсь, сжимая хрупкие плечи.
Сколько проходит времени? Секунды? Минуты? Хер его знает, я не считаю, потому что занят тем, как рассматриваю все мыслительные процессы, проступающие реакцией на задумавшемся лице. Рина постепенно восстанавливает дыхание, но губы по-прежнему крепко сжаты.
— Я не смогу совсем не работать, — произносит уверенно спустя мгновения. — Согласна, что бар — не лучшее место, но вариантов больше нет.
— Варианты есть всегда, — смягчаю напор, потому как уже вижу, что выводы она сделала правильные. — И мы сможем в два раза быстрее найти тебе подходящее место работы, с неполной занятостью, чтобы у тебя оставалось время на обучение.
— Мы? — вопрос тихим эхом разносится по коридору.
— Мы, Рина.
После полуторачасового примирения мы лежим на диване в гостиной, вымотанные, потные и пялимся в телик. До комнаты дойти были не в состоянии. Диван здесь оказался удобный, устойчивый, думаю на месяц наших активных примирений его вполне хватит, а потом купим новый.
Мужик в фильме убегает от каких-то паранормальных уродов, пока я уткнувшись носом в макушку Рины, накручиваю на палец темный локон. Дикарка развалилась рядом, забросив на меня ногу, а подбородком уперлась в грудь. Зависаю на ней и сам не замечаю как начинаю улыбаться. Кто бы мог подумать, что мне будет в кайф просто так валяться на диване после секса?
А потом вдруг из неоткуда в памяти всплывает профиль Довлатова. Странно. Во второй раз за день я снова вижу невероятное сходство между ними. Исследую острые скулы Рины, курносый нос и огромные глаза, прищурившиеся от напряженной сцены. То, что теперь мы будем жить вместе я выяснил еще на третьем ее оргазме, а сейчас нужно выяснить еще кое-что, не дающее покоя.
— Ри, — волосы скользят сквозь мои пальцы, пока взгляд дикарки прикован к экрану.
— М?
— Как ты оказалась в детдоме?
Взгляд Рины отрывается от телевизора и устремляется на меня.
— Родители отдали, — отвечает тихо, — точнее отец. Когда мне было два месяца.
— Почему только отец?
Тяжелый вздох намекает, что говорить на эту тему ей сложно, но мне необходимо выяснить, чтобы зудящая мысль не грызла сознание.
— Я искала их. Маму нашла. Ее могилу. Дата смерти совпадает со временем, когда меня отдали в детский дом. А отца пыталась искать. Долго. Но он как сквозь землю провалился. Данные о нем терялись и смазывались.
— А хочешь найти?
— Не знаю. Долго думала, что да. Теперь не уверена. А что?
— Думаю, может я попробовал бы его найти. Если тебе конечно это нужно.
Наверное, каждый на месте Рины в глубине души надеется найти своих родителей. Ответа четкого может и не быть для чего конкретно, но сам факт того, что ты видел их и знаешь кто тебя произвел на свет уже много значит. Так и Рина. Она рывком приподнимается на локте, неверяще всматриваясь мне в глаза, и я даже чувствую, как ускоряется ее сердцебиение.
— А ты сможешь?
— Не обещаю. Но попытка не пытка. Принесешь свидетельство о рождении?
Уже через мгновенье по комнате пробегает голая задница, приклеивая к себе мой взгляд, а еще через пару мгновений рядом плюхается сексуальное обнаженное тело с потрепанной бумажкой в руке.
Разворачиваю лист и нахожу имя отца.
Шведов Игорь Семенович.
Игорь…
Догадка уже сформировалась в голове, но безосновательно бросить в Рину новостью я не могу. Возможно, я ошибаюсь и сделаю только хуже, разбив неоправданную надежду в дребезги и причинив ей этим боль. А я этого не хочу.
Фотографирую свидетельство и на следующий день нахожу хорошего частного детектива, который перезванивает мне примерно через две недели.
Глава 45
Марина
— Уверена, что не хочешь, чтобы я поговорил с ним первый?
Матвей заглушает двигатель прямо напротив примерно такого же роскошного дома, как и у них. Размерами только раза в два меньше.
Сердце подобно отбойному молотку стучит под ребрами. По сути, у меня нет необходимости знакомиться с человеком, оставившим меня на пороге детского дома, но всю жизнь мне банально хотелось узнать — почему. Что послужило причиной тому, чтобы оставить своего ребенка?
— Нет, я хочу увидеть его реакцию. Не подготовленную заранее, а самую первую. Застать врасплох.
Дождавшись от Матвея одобрительного кивка, мы выходим из машины и ступаем по узкой тропинке. Странно, но шаги даются тяжело. Мне всегда казалось, что найди я своего отца, волноваться не буду, ведь он, можно сказать, мне чужой человек.
За что любят родителей? За их любовь и ласку. За готовность поддержать в трудную минуту или наказать за плохое поведение. Родители — люди, которые видели все твои шишки и продолжали быть рядом, чтобы уберечь от последующих.
Я же всю жизнь сама себе была и отцом, и матерью. Но почему-то сейчас, приближаясь к дому абсолютно чужого для меня человека, мандраж атакует каждую клетку моего тела. Еле ощутимая надежда витает в воздухе, забираясь в нос и как вирус распространяясь по телу. Надежда на то, что меня не отвергнут, хотя именно к этому я и готовлю себя.
Пальцы Матвея крепко оплетают мои. Несмотря на то, что последует дальше, я всегда буду бесконечно ему благодарна, ведь именно он помогает мне расставить все точки над i в моей жизни.
Дверь нам открывает немолодая женщина, а следом за ней выходит тучный мужчина с сединой на висках и в дорогом костюме.