В этот момент послышалось жужжание. Ого, каким-то чудом в карцер залетела муха. Я устроил за ней настоящую охоту, но все-таки поймал живьем и в прыжке приклеил к паутине. Двукрылое насекомое тут же отчаянно затрепыхалось, пытаясь освободиться, а Бармалей шустро посеменил знакомиться с новой соседкой. Как кусал - я не разглядел, но вскоре муха затихла, а паучок вернулся на прежнее место. Видно, решил подождать, пока жертва испустит дух окончательно, а может, еще по какой причине. Но через час Бармалей приступил к трапезе, занявшись высасыванием из насекомого соков. А мне запоздало муху стало жаль. Но соседа по карцеру тоже было жалко, в общем, уговорил я себя, что поступил правильно.
На следующий день вновь дежурил тот самый немолодой надзиратель лет пятидесяти. Дождавшись, когда он заглянет в глазок, я спросил:
- Товарищ лейтенант...
- Сержант я, - ответил тот, но видно было, что слегка польщен.
- Товарищ сержант, вот я сижу тут, как орел молодой в темнице сырой, и мучаюсь догадками.
Молчит, но глазок не закрывает. Видно, заинтересовался, ждет, что я дальше скажу.
- Не могу понять, за что меня сюда определили? Если бы хоть знал, то, может быть, пребывание в карцере показалось бы не таким тягостным.
- А то прямо не знаешь!
- Клянусь!
Зрачок на какое-то время пропал из дыры глазка, похоже, надзиратель оглядывался, потом появился снова.
- Пузырева бил?
- Которого в госпиталь увезли с пробитой головой?
- Ага, его. Этот-то Пузырев, когда очнулся, на тебя и показал.
- Как он мог показать?! Я ведь в лежку был, после допроса пошевелиться не мог!
- Ну, это уже не ко мне. За что купил - за то и продаю.
Надзиратель ушел, а я остался вновь наедине со своими мыслями. Вот же сука этот Пузырев! Гадом буду, вернусь в камеру - еще раз по больной башке ему настучу. Хотя еще неизвестно, когда он сам-то из больнички выйдет, на мой взгляд, ему постельный режим был обеспечен на месяц как минимум. Ну, может, еще встретимся.
В карцере я пробыл ровно неделю, после чего меня, малость неухоженного, но все еще бодрого, вернули в общую камеру. На прощание я мысленно пожелал Бармалею удачи. Он-то остается в одиночке, бедолага, до следующего постояльца, который может оказаться не таким добрым, как я. Возьмет - и смахнет паутину вместе с Бармалеем.
Меня сразу обступили старые знакомые, коими я считал комбрига, артиллерийского инженера и еще нескольких человек.
- Ну как вы там? За что вас в карцер?
Пузырев, как я и предполагал, еще не появлялся, а его подельники во главе с Костылем затихарились в 'блатном углу'. Косясь в их сторону, я негромко поведал причину моего заточения.
- Вот же сволочь! - с чувством выдохнул Куницын. - Жаль, что мы его не добили.
- Тогда было бы еще хуже, - взвешенно ответил я. - Репрессии для отдельно взятой камеры последовали бы такие, что мама не горюй. Всем бы досталось, кроме этих.
Я кивнул в сторону напряженно прислушивавшихся к нашему разговору уголовников, которые тут же сделали вид, будто заняты перекидыванием затертых до сальности картишек.
- Теперь, если что, могут и срок накинуть, - покачал головой Павел Иванович.
- Пусть сначала докажут, что это он бил, - вставил Кржижановский. - Неужто они поверят словам какого-то уголовника, который в темноте даже и не видел, кто его лупит?! Если надо будет - я выйду и скажу, что это моих рук дело. Тем более что я действительно принимал участие в этой схватке.
- И я присоединюсь, - это уже инженер.
- А я предлагаю придерживаться версии с падением с нар, как сразу сказал Куприянов.
Коган смотрел на нас, как воспитатель в детском саду смотрит на своих маленьких подопечных, сказавших какую-то глупость.
- Нет, ну а что, не знаю как вас, а меня на допросе по поводу этого события не спрашивали, они под меня как вора и антисоветского элемента копают, им не до таких мелочей. Вас спрашивали? Тоже нет? Вот, значит, можно сейчас всем скопом сговориться, что этот ротозей во сне свалился с нар головой вниз.
- А я надзирателю в карцере сказал, что в своем физическом состоянии не мог принимать участия в ночном побоище.
- Ну, про побоище вы зря, конечно... Может быть, этот надзиратель уже и забыл, что вы ему сказали.
- Костыль наверняка все рассказал, его тоже на допрос вызывали. Да и Попов тогда заявил, что не верит в историю с падением со шконки.
- Ладно, черт с ним, с Пузыревым... Вы-то тут как без меня? - поинтересовался у сокамерников. - Я смотрю, Феликс Осипович, вы прихрамывать начали...
- А, - махнул комбриг рукой. - Снова били, лупцевали палкой по пяткам. Кости, вроде бы, целы, а все равно больно. Особенно левая нога хромает.
- По-прежнему стоите на своем?
- Стою за правду, и менять свою позицию не собираюсь.
- А у меня бывшую жену арестовали, с которой я второй год в разводе, - вздохнул Куницын и добавил. - Следователь у меня не зверь, с ним и по душам поговорить можно, вот он и сообщил на допросе. Баба-то с характером, что уж тут, тяжеловато с ней было жить, но все равно жалко. Я спросил у следователя, что там с нашим общим сыном, говорит, бабка забрала, то бишь ее мать.
- Я слышал, уже и детей врагов народа арестовывают, - вставил Коган.
- А их-то за что? - изумились одновременно комбриг с инженером.
- Да все за то же, потому что состоят в родственных связях с вредителями и троцкистами.
- Сталин же еще два года назад сказал на совещании передовых комбайнеров, что сын за отца не отвечает!
- Ха, ну честное слово, вы как дети! Сказать - одно, а законы пишут другие люди. Вот и увозят 'воронки' подростков.
- Так уж и подростков?
- Вы, наверное, незнакомы с последней редакцией статьи 12 УК РСФСР от 35 года. Поправки разослали только судьям и прокурорам. А у меня деверь в помощниках могилевского прокурора, он и рассказал... В общем, сейчас несовершеннолетние, достигшие двенадцатилетнего возраста, и уличенные в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или попытке к убийству, привлекаются к уголовному суду с применением всех мер наказания. Включая высшую меру социальной защиты.
- Но при чем здесь дети врагов народа?
- Э-э, так тут можно подвести под любую статью, было бы желание. Отец твой троцкист, а ты замышлял убийство Ежова. Мальчонку иди девку запугать - много ума не надо, все подпишут. Вот тебе и расстрельная статья. Правда, лично я не слышал, чтобы расстреливали, хотя, выходит, теоретически могут.
- Страшные вы вещи говорите, товарищ Коган, - покачал головой инженер.
- Так что ж теперь, в страшное время живем.
- В непростое, - поправил комбриг. - Трудное и непростое. Наша страна окружена внешними врагами, да и внутри еще не всех вывели. Много желающих вставить палки в колеса молодому советскому государству, набирающему ход и грозящему капиталистам мировой революцией.
Я не вмешивался в разговор. Машинально ковырял щепочкой в зубах и размышлял, как хорошо работает наша пропагандистская машина. Не хуже, чем у немцев с их Геббельсом. А ведь, как ни крути, и впрямь, время такое, что если безоглядно не верить в светлое коммунистическое будущее - поневоле собьешься с пути. А сбиваться нельзя, в самом деле, врагов еще хватает и внутри станы, и снаружи. Это как в армии, где приказы командира не обсуждаются. Во время боевых действий каждая минута промедления может стоить десятки, сотни, а то и тысячи человеческих жизней. А страна сейчас вынуждена жить по полувоенным законам, пока что не до либерализма и демократии. Хоть и не по вкусу мне поговорка: 'Лес рубят - щепки летят', но эта эпоха под данное определение подходит как нельзя кстати. Печально лишь то, что я, похоже, оказался одной из таких щепок. Не говоря уже о комбриге, инженере и сотнях тысячах других советских граждан, которые, уверен, попали под одну гребенку.
Хотя, насколько я помнил из прочитанного, Ежов с подельниками выводили 'ленинскую гвардию', проводя своеобразную чистку партийных рядов. Понятно, не самовольно, а по указанию известного кого. Не знаю уж, оправдано это было или нет, но вывели всех практически всех руководителей высшего и среднего звена, да и внизу. Скорее всего, прошерстили изрядно. Как по мне - и те хороши, и эти.
