— Тим, внимание, — предупредила я. — Сейчас…
Снова удар по блоку, тихий мат Тима — по нему, видимо, тоже долбануло. Вот же ж, стахановец-многостаночник, и за ритуалом следит, и на нас успевает рыпаться! Ща я тебе ка-а-ак…
— Соня, он горло собирается перерезать! — Крик Тима ворвался в уши, и я из последних сил дернула, из носа потекло что-то теплое. — А-а-а, мать твою!..
Я удивленно распахнула глаза, потому как в голосе Вердена прозвучало отчаяние пополам со злостью. Щит Пирса затрещал сильнее, и от него откололись куски, но… Тим вдруг сильно толкнул меня в сторону, я споткнулась и отлетела на несколько шагов, успев заметить только, как в нашу сторону несется по воздуху что-то большое и темное, вроде кусок гранитного надгробия… В меня летел, между прочим, прицельно. Вот и ответ, как Пирс притащил алтарь, — левитацией. Хрена себе, умелец… Все это пронеслось в голове со скоростью света, потому что Тим уже не успевал отойти с траектории полета камня. Меня отбросил, а сам подставился…
Горло перехватило от ужаса, я на какие-то мгновения оцепенела, словно в замедленной съемке наблюдая, как увесистый гранитный кусок со всей дури врезался в грудь Вердену, отбросив альбиноса аж на несколько метров, и Тим приземлился у дерева, как-то странно обмякнув. Я невнятно вскрикнула, судорожно пытаясь встать, забыв вообще обо всем, и о Пирсе, и о ритуале… Мой взгляд не отрывался от резко побледневшего лица Тима, а ниже я боялась смотреть. Знала, что увижу. Десятку Мечей увижу, вот что. И миленький такой оскал тринадцатого Старшего Аркана — «Смерти».
— …нет, нет, ну нет же!.. — шептала я побелевшими губами, бегом бросившись к Тиму и спотыкаясь о корни. — Твою мать, Верден, да что ж такое-то, а!.. Придурок, что ты наделал! — простонала, не помня себя от отчаяния.
Ощущение непоправимого накрыло с головой, паника и безумный страх ударили в голову кувалдой, разметав все мысли, и я рухнула рядом с ним на колени, мало обращая внимания на творившееся за спиной. А там ритуал вступил, походу в финальную стадию. Да плевать, пусть хоть весь пантеон африканский сюда позовет!..
— Тим, глаза открой. — Я похлопала его по щекам, вглядываясь в резко заострившиеся черты и с ужасом вслушиваясь в хриплое, какое-то булькающее дыхание, в оцепенении следя, как из уголка рта по подбородку потекла густая темная капля. — Глаза открой, слышишь! Посмотри на меня, пожалуйста, Тим, Тимон… — настойчиво звала я, не оставляя попыток привести его в чувство.
Открыл. Сфокусировал мутный взгляд на мне. Я сглотнула и все-таки посмотрела на его грудь. Свитер промок весь, от горла до живота. Подкатила тошнота, я дрожащими пальцами коснулась его тела, растерянно глядя на испачканные кровью подушечки.
— Сонь… — раздался хриплый шепот, и я вскинулась, нащупав его ладонь. Ледяную.
Нет. Я не позволю тебе тут так просто сдохнуть от банального гранитного булыжника, фигушки! Даже не посмотрев толком, что и как, начала вливать в него силы, щедро, выскребая все резервы, напрягаясь до последнего.
— Не надо… — Он закашлялся. — Сонь, у меня легкие в лохмотья и ребра в щепки… Не справишься… — с трудом прошептал Тим, но я его не слушала.
— З-заткнись. — Зубы пытались выбивать чечетку, я больно прикусила губу, но по сравнению с болью, рвавшей сердце и душу, это фигня на постном масле. — Твою мать, заткнись!
По щекам потекли слезы, но я продолжала.
— Сонь, хватит… — Он чуть сжал мои пальцы. — Пирса остановить надо…
— Да в… он идет! — огрызнулась я, черное отчаяние накатывало волнами, и сердце превратилось в окровавленный кусок мяса. — Ты будешь жить, мать твою, слышишь?! Я не могу без тебя, господи, Тим!..
И понимала же, что мои усилия напрасны, прекрасно понимала, но остановиться не могла.
— Хорошая моя, не надо… — снова раздался его тихий шепот, и он даже попытался улыбнуться.
Ну почему, почему все так?! Почему я постоянно теряю близких людей, почему не успеваю их спасти? Из груди вырвался стон, почти вой. Реальность отступила, отдалилась, оставив нас вдвоем, звуки стихли окончательно. Что там творил Пирс, не знаю и знать не хочу, не важно все это сейчас. Важно только одно: жизнь Вердена. Моего несносного альбиноса, моего со всеми потрохами, со всеми его закидонами и временами несносным поведением. Он меня вытащил тогда, на КАДе, не дал сгореть, и я буду не я, если не сделаю сейчас того же самого для него. Говорила же, достану с того света… В ушах стал нарастать тихий звон, но я не обратила на него никакого внимания.
— Тим, — обхватила его лицо ладонями, заставляя смотреть себе в глаза. — Тим, не уходи. Пожалуйста. Ты обещал быть рядом, всегда! Слышишь, обеща-а-ал… — я сорвалась на вой и оборвала сама себя, боясь скатиться в истерику.
— Прости, малыш… — Он прикрыл глаза и устало вздохнул. В его груди булькнуло, и по подбородку снова поползла кровь. — Прости…
Перед глазами замелькали картинки учебы, как мы первый раз встретились, как я первый раз пришла к нему той самой первой нашей ночью, выпускной, работа… Почему же для того, чтобы понять, насколько он мне нужен, понадобилась его смерть?! Ну как же так…
— Не прощу, — всхлипнула я, снова прикусив дрожащую губу и чувствуя, что во рту появился медный привкус. — Не прощу, не проси!
Звон в ушах нарастал, и нарастало странное напряжение внутри, словно сжималась невидимая пружина. Голова кружилась все сильнее, я чувствовала, как по капле утекает из Тима жизнь. Я словно падала в пропасть без дна, погружалась в трясину, а откуда-то из глубины души поднималась гремучая смесь дикой, безумной тоски, отчаяния, злости и странной, отстраненной решимости. Словно что-то знало, что я должна сделать. Последнее, оставшееся у меня средство. Лица коснулся ветерок, высушил слезы, ласково погладил щеки. Пока еще едва ощутимый, но в скором времени грозивший превратиться в ураган.
— Сонечка… — шепот Тима стал тише. — Девочка моя…
Наверное, это любовь. Потому что я не могла представить себе жизни без него, не могла представить, что кто-то другой будет рядом, будет целовать и обнимать. Я гладила его лицо, оставляя разводы крови, мое лицо ощущалось застывшей маской, а тело вдруг стало легким-легким, готовое взлететь, как воздушный шарик. В спину кто-то будто несильно ударил, я едва удержалась, чтобы не упасть на Тима. Мягко улыбнулась, поняв, что Пирс, похоже, ритуал завершил. Пофиг веники, меня сейчас ничего уже не колышет. Я знала, что надо делать. Или вместе, или никак.
— Тимон, Тимка, — ласково позвала, удерживая его на грани, не позволяя соскользнуть с нее. — Ти-и-им, посмотри на меня.
Он с трудом открыл глаза, встретившись со мной взглядом. Я глубоко вздохнула, сама удерживаясь из последних сил, изнутри рвался ураган, сметающий все на своем пути, и я не буду ему мешать. Наклонилась, поцеловала холодные губы, ощутив вкус его крови.
— Я девочку хочу, — тихо сказала я, вглядываясь в стекленеющие глаза. — Будет у нас ребенок, слышишь? Может, даже не один…
Тоска, промелькнувшая в глубине светлых глаз, сорвала державшийся на честном слове стоп-кран. К черту. Или сдохнем здесь вместе, или… Или. Я улыбнулась шире, выпрямилась, осторожно положив ладони на его поднимавшуюся с каждым вздохом все реже грудь.
— Полетаем, любимый? — одними губами прошептала я.
Удивление в его взгляде — последнее, что связно помню. Как там Николаич говорил, сенсов я высушиваю до дна? Тут у меня под боком такой роскошный экземпляр, два в одном, можно сказать, и сенс, и новоявленный бог в одном флаконе, почему бы не воспользоваться?! Я прикрыла глаза и ухнула в темноту, пружина внутри со звоном распрямилась, и перед глазами замелькали целые галактики. Не могу контролировать, говорите? Да в задницу, и не буду! Лучше сгореть, прихватив с собой в качестве прощального подарка сумасшедшего придурка, из-за которого умирал любимый человек, чем дальше жить в пустоте и постоянной, сжигающей изнутри тоске и отчаянии. Ураган вырвался, мое лицо моментально заледенело, и на меня словно цунами обрушилось, закрутив, завертев, разрывая на клочки, развеивая сознание на атомы. Бери, Тим, черт, бери, сколько тебе надо, чтобы восстановиться, только не умирай, живи, мать твою за ногу! Живи для меня, для себя, для нас, для нашего будущего. Если оно у нас будет…
