Я похолодела. Ну как минимум один общий знакомый — козел у нас точно есть. Но, кажется, Алена сейчас говорит не о своем брате.
— Ты у нас девочка красивая, умненькая. Ты себе нормального найдешь. Хотя от Никиты я, конечно, такого не ожидала.
— Чего не ожидала? — я почувствовала, как ноги становятся ватными и подкашиваются.
— Хочешь, я сейчас приеду?
Ого! Кажется, дело серьезное.
— Нет, прости, я не дома, — чистое вранье, я дома. Но дружеских посиделок точно не хочу. И вообще. — Ну что все-таки случилось? Не томи!
И Алена начала рассказывать.
Случилось страшное. Если помните, Никита Владимирович от барских щедрот подарил молодым на свадьбу сертификат в мебельную торговую сеть «Антураж». И вот сегодня молодые, держась за руки и умильно глядя друг на друга, пришли этим сертификатом воспользоваться. А теперь угадайте, что же они там увидели?
Правильно, угадали.
— Представляешь, твой Никитка с какой-то дранной кошкой. Стоят, главное, кокетничают. Она его так по ручке гладит. Тьфу, мерзость!
Вот тут не могу не согласиться. Красивая успешная женщина гладит по ручке своего не менее красивого и успешного кавалера. Что может быть гаже?
— И? — я на всякий случай села.
— Что «и»? Я ему все высказала. Что ты прекрасный человек. Что ты удивительная. А он, козел, не успел отойти, и уже со всякими дешевками обжимается.
— Ясно, — сказала я, чтобы просто что-нибудь сказать.
Эта картина так явно стояла у меня перед глазами, будто я сама там была. И видела как недоуменно ползут вверх брови Ольги. Как обреченно смотрит на крушение своей личной жизни мой шеф.
— И Леха мой тоже не смолчал, — продолжала добивать меня подробностями Алена. — Ну, говорит, Никитос, от тебя я точно такого не ожидал.
Леха? Кто вообще такой Леха? Наверное, муж. Ну, конечно, они же вместе пошли выбирать мебель.
— И что потом? — собственно, было не важно, что потом. Того, что я услышала, уже хватило. Но я с мазохистским упорством решила досмотреть это кино до конца.
— Ничего. Бросили ему его сертификат в лицо и ушли. Нам подарков от козлов не надо!
— И что? Леха тоже так считает?
Тут Алена запнулась.
— Нет, Леха считает, что с сертификатом я погорячилась. Считал, вернее. Теперь он полностью со мной согласен.
Могу себе представить, что нужно было сделать с бедным Лехой, чтобы он согласился с потерей такой суммы.
Ну и как реагировать на эти новости? Я едва сдерживала нервный хохот. Но сдерживала — не хотела пугать Алену.
— Лин, ты только не плачь, — сказала она.
И вот тут я разревелась.
Ну вот как здорово само все решилось! И субботы ждать не надо. И думать теперь не о чем.
Утром четверга я пришла на работу рано, нашла в интернете форму заявления об уходе, извела кучу бумаги, чтобы переписать эти несчастные несколько предложений. А что? Бумага тут казенная, ее тут полно. В результате мое заявление выглядело так, что учительница русского языка, которая вечно пеняла мне на то, что я пишу, как курица лапой (вот почему — не как кошечка лапкой? — те же каракули, а слышать гораздо приятнее), поставила бы мне четверку от души.
А теперь — на эшафот. Вернее, к начальству.
Как ни странно, мимо секретаря я прошла совершенно спокойно. Я думала, она попытается меня перехватить и принести в жертву. Уверена, где-нибудь в подсобке у нее выстроен специальный алтарь. Но мы обошлись невероятным минимумом. «Здравствуйте. У себя?» — «У себя» — «Один?» — «Один» — «Я пройду?» Она пожала плечами. Правильно, откуда ей знать, пройду я или нет. Надо пробовать.
— Лисова, — обреченно вздохнул Никита Владимирович, когда я появилась на пороге.
Я кивнула. Никуда не денешься, Лисова и есть.
Шеф был хмур, и, в общем-то, я его понимала. Да я и сама не то чтобы лучилась весельем.
— Простите, что так получилось. Это же не нарочно. Я не думала, что они…
Он махнул рукой.
— Наоборот, это было очень трогательно. Они так меня пристыдили. Не поверите, действительно почувствовал себя негодяем.
Негодяй и есть. Играть чужими чувствами, чтобы выиграть нелепое состязание древних школьных лет! Даже не жалко его совсем!
Я протянула листок заявления.
— Что это?
— Об уходе.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, в котором читалась самая искренняя обида. Будто бы только что я на его глазах утопила котенка, а потом поймала и собственноручно освежевала зайчика.
— Сами порвете и выбросите или помочь?
26
— Я вас не уволю.
— Это еще почему?
Такой вариант меня совсем не устраивал. Я хотела увольняться и как можно скорее.
— Потому что вы — ценный сотрудник.
Я не смогла сдержать ехидной улыбки. Одно дело выставлять меня ценным сотрудником перед ни о чем не подозревающим коллективом. И совершенно другое — убеждать в этом меня саму.
— Я не ценный сотрудник. От меня одни неприятности. И вообще, я терпеть не могу эту работу, заказчиков этих, офисные перегородки. Коллег ненавижу. А еще я хочу заниматься любимым делом.
Обалдеть. То, что еще вчера было смутной идеей на уровне «а не попробовать ли мне?», вдруг стало любимым делом. Как быстро у меня все меняется.
— И вообще, — я решила выложить последний козырь. — Вы мне отвратительны!
Неужели я это сказала? Теперь-то точно пути назад не будет.
— А что за любимое дело? — кажется, кое-кто умеет слышать только то, что считает нужным.
— Я хочу заниматься рекламой. И мне сделали очень выгодное предложение. У меня будет свой кабинет, высокая зарплата и творческая работа, — рассказывая об открывшихся перспективах, я все больше воодушевлялась. — И никаких файлов с папками. Никаких глупых покупателей, которые не могут отличить одно от другого. И террариума этого с перегородками не будет. И тренингов с перетягиванием каната. А еще…
— А еще отвратительного меня тоже не будет. Понял, понял… Не горячитесь. Пойдемте, — Никита Владимирович решительно встал с кресла.
— Куда? — я не поняла.
— В ваш новый кабинет.
Я ненадолго потеряла дар речи, а когда его обрела, мы уже прошли по коридору и остановились перед дверью.
— Вот. Вообще-то тут должен был сидеть представитель компании «Антураж», но, кажется, уже не будет. Знаете, они почему-то передумали с нами сотрудничать, — Никита Владимирович был абсолютно невозмутим. — Если честно, я очень рассчитывал на то, что мы с ними сработаемся. Они могли бы привлечь к нам много клиентов. Но теперь увы… Не привлекут. Так что хорошая реклама нам не помешает.
— У вас же уже есть реклама, — робко протянула я.
Даже моих маленьких мозгов хватало на то, чтобы сообразить: сочинить комикс три года назад — это одно, а запустить полноценную рекламную кампанию для крупной корпорации — это как-то совсем вообще другое.
И с этим другим я, скорее всего, не справлюсь. Мне бы лучше сидеть у Павла Александровича за пазухой, получать небольшую зарплату и учиться, учиться, учиться.
— Дорого и неэффективно, — сказал как отрезал. — Я уже давно собирался взять этот вопрос в свои руки, да не было подходящего специалиста. А теперь, раз уж все так сложилось, — он сделал приглашающий жест.
Я уже раскрыла рот, чтобы воспользоваться вернувшимся голосом и отказаться, но тут у меня включилась простая человеческая вредность.
Это же надо, до какой степени нашему Никите свет Владимировичу хочется взять реванш за давнюю неудачу в любви!
На какие жертвы готов идти: и кабинет выделить, и рекламным бюджетом рискнуть. Видимо, эти жуткие 2:0 его и вправду очень огорчают. А выпустишь меня из поля зрения — того и гляди ненавистный препод окончательно обретет свое счастье, а его непутевая барышня больше не станет целоваться с кем попало. Разве можно такое допустить?
27
Я сидела за своей перегородкой из оргстекла и клевала носом. Бессонные ночи — это, я вам скажу, штука серьезная.
Глаза слипались, да и весь остальной организм словно хотел мне сказать: «Женщина! Ты целую ночь эксплуатировала меня самым жестоким образом. И утром тоже. И днем тоже. И вот уже вечер близится, а ты не собираешься прекращать. Как мне связаться с профсоюзом организмов? Мне есть что им сказать!».
