– Сделается оно, как же, – Золотых уселся на свое место. – Рак на горе семикратно свистнет, пока оно само сделается…
Всю дорогу Рихард был мрачен, а Цицаркин – уныл. Единственное, что радовало, так это отпавшая необходимость сохранять осторожность и глядеть в оба. Тем не менее, еще на басовокзале Рихард тихонько пихнул Цицаркина локтем и взглядом указал на сибиряка-безопасника, который созерцал их проход к стоянке такси из-под темных очков.
– Следят, орелики, – буркнул Рихард по-балтийски. – Боятся, наверное, что мы сбежим куда- нибудь.
Он исподлобья взглянул на сибиряка и несколько секунд его откровенно рассматривал.
– Интересно, – сказал Цицаркин, – а если бы мы и правда решили сбежать – что бы они сделали?
– Не знаю, – Рихард пожал плечами, отчего изрядно похудевший рюкзачок за его плечами колыхнулся. – Могли бы и пристрелить, между прочим. Мы теперь как бы в юрисдикции Сибири.
– Почему – как бы? Действительно в юрисдикции. Дурацкое, кстати, положение.
– У других – не лучше.
– Лучше, Рихард. Лучше. Они подтягиваются из отстающих к основной группе. А мы – из лидеров влипаем в самый пелетон. В самую гущу.
Рихард с сомнением пожал плечами и обратился по-русски к проходящему мимо таксисту:
– Ехать бум, папаша?
– Бум! – оживился папаша. – А куда?
– В управу службы безопасности.
Лицо у папаши вытянулось.
– Ето на Басевича, что ль? – переспросил он. – Так туды хрен теперича проедешь! Кордонов и не счесть, еще от бульвара.
– Ну, тогда до кордонов поедем, – вздохнул Рихард, открывая дверцу заслуженной «Тайги», изрядно потрепанной временем и суровыми сибирскими условиями.
Цицаркин молча уселся рядом с Рихардом.
Едва таксист тронул пестики и рванул «Тайгу» с места, как завзятый раллист, Рихард снова перешел на балтийский:
– Ты действительно веришь, что у нас был серьезный отрыв? У научников наших, в смысле.
– А зачем тогда дом Эрлихмана разнесли? От скуки, получается?
– А я вот что думаю, – сказал Рихард. – Может и было у Эрлихмана что-нибудь интересное, да только он это сумел скрыть. Замаскировать. Если бы там содержалась информация о базе волков, результаты наблюдений – и все это было бы доступным – сибиряки ни за что не позволили бы кому-либо все это уничтожить. Даже волкам. Эвакуировали бы, в конце-концов. Куда-нибудь от греха подальше. В собственную контору, например. Или к дружинникам в гарнизон.
Цицаркин хмыкнул.
– Ты полагаешь, волкам труднее было бы разнести контору безопасников? Вон, какой-то одиночка там такого шороху навел – сибиряки, небось, до сих пор зады оттирают от вазелина. Да и гарнизон волки, по- моему, растаскали бы по клеточкам без особого напряга. Подобную информацию в подобное время сохранить вообще невозможно.
– Может, ты и прав, – вздохнул Рихард. – Может…
Они помолчали, и таксист решился осторожно вставить фразу:
– Эй, ребятки! А по-каковски это вы гутарите? Ну ни словечка не понятно!
– По-мадьярски, – зачем-то соврал Рихард.
Таксист впечатленно покачал головой:
– Надо же… Так вы мадяры, что ль?
– Не, мы зулусы, – продолжал сочинять Рихард. Цицаркин покосился на него с сомнением.
Неизвестно чем бы завершился столь содержательный разговор с уклоном в этнографию, но тут «Тайга» уперлась в переносной барьерчик, стоящий поперек улицы. Рядом переминались с ноги на ногу и бродили туда-сюда европейцы в спецназовской форме.
– Гляди, – пробурчал Цицаркин. – Явились. Оккупация, прям.
Долговязый овчар-бельгиец, чернявый, словно облитый смолой, заглянул в окошко экипажа.
– Документики, пожалуйста!
Говорил он по-европейски твердо, с преувеличенной артикуляцией. Даже странно было слышать такой выговор после десятка дней в Сибири.
Рихард и Цицаркин отдали рабочие паспорта; дедок протянул спецназовцу водительские права и вдруг громко зашептал в окно:
– А ети двое по-ненашему гутарють, о! Проверьте их похлеще, граждане охранники.
– Ах ты, зараза, – скучным голосом протянул Рихард. – Стучишь? Хрен теперь денег от нас дождешься!
– А не нать мне ваши поганые евромарки! – агрессивно вскинулся дедок.
