кроме него разместились спецы, включая и умельца-радиста, не усидевший на месте Коршунович, и офицер-европеец – не то консультант, не то наблюдатель. Золотых не стал вдаваться в детали, кто он и зачем он. Места в экипаже хватило, и ладно.
Гостиница «Централь» располагалась в нескольких минутах неторопливой езды от управления. Экипажи с группами захвата по замысловатым траекториям схватили в кольцо весь неправильной формы квартал.
Наверное, в каждом городе есть место, именуемое «Пять углов». «Централь» стоял именно в таком месте. Порталом на площадь, где сбегались к памятнику Плисецкому пять дорог.
Штабной экипаж остановился перед площадью, напротив парадного входа в «Централь». Золотых глядел на мониторы. Приятно было видеть, как слаженно покидают экипажи все три группы плюс внешнее прикрытие, как разбегаются по условленным маршрутам. Как с крыши на невидимых с такого расстояния мономорфных нитях паучками спускаются на балконы спецназовцы, как отсекает прохожих внешнее оцепление, как проходят сквозь турникет на входе Чеботарев с ребятами – будто нож сквозь масло проходят. Как лбы-европейцы прикладами иглометов сгоняют в кучу ершистых охранников из агентства «Стена», как прижимают к стенам некстати встреченных постояльцев, как занимают лифт, лестницы и этажи.
И все это молниеносно, отточено и согласованно. Залюбуешься просто.
В эфире слышались только краткие ремарки.
– Выход взят, поднимайтесь.
– К стене! К стене я сказал!
– Шенер, здесь дети!
– Уведи их! Наружу, от греха…
– Балконы? Что балконы?
– Уже все, по трое на каждом.
– Вася, что твои москиты?
– Ханмуратов в двести четырнадцатом. Как поняли? В двести четырнадцатом! Триста седьмой пуст, пуст триста седьмой.
– Понял, понял, триста седьмой не трогаем. Иркутск, по схеме два! Трое по ближней лестнице, трое по центральной.
– Схема два, отрабатываем…
– Вася, в двести четырнадцатом сколько народу?
– Как минимум трое. Надо понимать, Варга, Ханмуратов и стюарт… Как его?
– Феоктистов.
– Хлопцы, запомните: первым Варгу. Он постарше и кучерявый.
– Этаж блокирован, седьмой, слышите?
– Понятно, тендер пошли… Да по ковру, болваны, по ковру! Ботинками не грохочите!
– На пол! На пол, придурок!
Звук выстрела.
– А-а-а!
Еще звук выстрела.
Золотых заволновался:
– Что там за стрельба?!
Голос с европейским акцентом тотчас объяснил:
– На первом этаже в одном из номеров вор орудовал… Ему ногу прострелили.
– Спеленайте его! – велел Золотых. – Разберемся потом, что это за вор…
– Как это ему ногу прострелили? – удивился Коршунович. – Из игломета?
– Из огнестрелки, – проворчал Золотых. – Спецназ пользуется огнестрелкой…
– Степа, – позвал Золотых. – Вы где? Начинать пора, Варга в номере, и Ханмуратов там же.
– Начинаем, Семеныч! Третья группа, как вы?
– На исходной, – доложил европеец.
– В двести сорок четвертом – только двое, – сказал радист, повелитель москитов.
– Ждать некогда. Мы начинаем, Семеныч?
– Давайте.
– Первая, вторая, третья! Пошли!
Герасим пробует ручку двери двести четырнадцатого номера. Дверь открывается; видна пустая квадратная прихожая и три дверных проема. Одна из дверей закрыта.
Безопасники стремительно врываются в номер; Герасим – налево, Михеич – прямо, Богдан По – направо, Нестеренко и Шелухин – вместе налево, Чеботарев – прямо; следом россыпью спешат иркутские во
