искать богатые пастбища, Хабевко сразу укажет. И не ошибется. Недаром хозяин так дорожит опытным пастухом: каждый год трех оленей дает сверх обычной платы и чарку подносит. Потому так и старается Хабевко, не ленится. Другой бы на его месте не стал делать столько лунок, чтобы узнать, где ягель. Хабевко не жалеет сил. А что он около каждой лунки лежит, отдыхает всласть, того не стоит говорить, ведь хозяин об этом не знает. Полежать в тихую погоду у снежного бугорка хорошо, неплохо и вздремнуть при случае...
— Думаю, какая большая куропатка в снег зарылась... Вставай, Хабевко, выспался.
Ясовей тормошит разморившегося Хабевку концом хорея, а тот отмахивается спросонок, ворчит. Встает нехотя, зевает, будто весь мир хочет проглотить. С усилием разлепив глаза, узнает Ясовея.
— Ты куда ездил? Долго тебя не видать.
— Сядееву пушнину Саулову возил.
— Чаркой угостил Саулов?
— А как же!
— Хорошо. Мне бы попробовать. Давно огненная вода во рту не бывала, — Хабевко сладостно морщится, будто хлебнул огненной воды. — Ты не везешь?
Хабевковы глаза ощупывают Ясовея, его сани.
— Нет не везу, Хабевко. Все выпил сам — не догадался, что ты мне навстречу попадешься. Куда же ты едешь?
— Ягель ищу. Хозяин послал вперед ягельное место узнать, полозницей окружить. Всё сделал. Нынче на всю зиму оленям корм будет. Во куда уходит моя полозница...
Хабевко обвел рукой пространство, по которому вился след его саней. Ясовей, прищурясь, поглядел вдаль.
— Хорошо ты, Хабевко, хозяину служишь. Без тебя бы он совсем пропал. Где ещё такого пастуха найти?
Хабевко доволен. От удовольствия он раздувает щеки, задирает свой малюсенький носик, похожий на пуговку.
— Старайся, Хабевко, — говорит Ясовей, наматывая вожжу на рукав. — Старайся, наградит тебя Сядей-Иг... копытом от сустуйного оленя. Он дураков любит.
Ошалело смотрит Хабевко вслед удаляющейся упряжке, не в состоянии сразу уразуметь сказанного.
— Каких дураков? Каким копытом? — бормочет он.
Ясовей погоняет оленей, словно он хочет быстрее умчаться от этого толстощекого карапуза в облезлом совике. И когда он оглядывается, то видит только чуть заметную серую точку. Вскоре и она исчезает, теряется в голубом мерцании снегов.
8
Ясовей пересекает лабту, едет по закрайкам болот. Тут малооленные со своими стадами. К ним спешит Ясовей, чтобы сказать: «Не слушайте Сядей-Ига, гоните стада на ягельники, это слово Совета...» Вот и чумы. Тонкий дымок вьется над ними. В кружке около саней сидят оленеводы. Думают невеселую думу. Как жить? Как спасти от бескормицы оленей? Погибнут стада — и людям гибель. Приезд Ясовея даже не заставил унылых людей поднять головы. Что он скажет, что он может посоветовать, безоленный! Ему лучше, чем им, у него не падут от бескормицы олени. Ясовей понимает их, не тревожит расспросами, садится с краю. Помолчав, оленеводы продолжают прерванный разговор.
— Один выход — уйти за Печору, на Большую землю.
— Там для вас, небось, ягельники приготовлены, приходите только, давно вас ждут...
— Хоть за Печору, хоть в усть-цилемские леса — одна клюква-ягода. На своей Малой земле не можем хороших пастбищ найти. Там найдем ли?
— Вот выгнать стада на ягельную тропу впереди Сядеева стада, да и делу конец. Не он эти ягельники растил. Почему только его стадам жиреть, нашим тощать? От Совета слово не такое было...
— Сядей сказал, что Совет без него ничего не значит. Старое время опять вернулось...
— Тадибей слово Нума сказал. Забыли? Против Нума что поделаешь.
— Легок он на помине, тадибей...
Верно, из-за чумов показалась фигура Холиманки. Он подошел к оленеводам, сбросил совик.
— Ясный день вам, оленеводы, прибыль вашим стадам.
Ненцы ответили недружно, вразнобой:
— Садись, Холиманко. В наших стадах прибыль известна: сегодня один олень сустуйный, завтра будет два...
— Погибать нам скоро всем...
Тут вскочил Ясовей. Глаза его горели.
— Будет вам выть голодными волками! Нытьем да вытьем оленей не накормишь. Надо идти на ягельники впереди Сядеева стада. Он не покупал земли. И неправда, что Совет под тобоком Сядей-Ига. Оленщик думает — старые порядки в тундру вернулись, раз на Печоре интервенция...
Услышав опять то же чужое хитрое слово, которое говорил Сядей-Иг, оленеводы беспокойно запереговаривались.
— Спорить с Сядей-Игом нам не под силу...
— Сам Нум сказал, что ягельная земля Сядея...
— А может, если попросить ещё, пустит хоть рядом идти...
— Просить у Сядея милости, всё равно, что выжимать из камня воду.
Холиманко заливисто захохотал.
— Верное слово! Из камня скорей можно воду добыть. Скупердяй!
В душе шамана снова вспыхнула обида на оленщика, поскупившегося вознаградить по заслугам его старанье. Распалившись, Холиманко поносил Сядей-Ига всяческими непристойными выражениями, изумляя оленеводов обильным запасом смачных слов. Внезапно у него возникла мысль отомстить обидчику. Узнаешь, Сядей-Иг, как скаредничать при оплате шаманьих услуг! Узнаешь и покаешься...
Скорчив невинную рожу, шаман стал удивляться, почему малооленные не погнали своих стад на ягельники, где пасутся Сядеевы олени.
— Мы слышали слово Нума. Как пойдешь против него?
— Вы не до конца слышали слово Нума. Он сказал о край лабты пойдет самое большое стадо, а рядом с ним другие маленькие стада. Разве вы не слышали таких слов?
— Не слышали, тадибей.
— Плохо слушали. Нынче сказано всё...
Ненцы не смели верить своим ушам. Ясовей недоумевал, что такое случилось с шаманом. Уж не затевает ли он какой подвох? Но всё равно, чёрт с ним, у малооленных нет иного выхода, как выйти на пастбища, захваченные Сядей-Игом. С загоревшимся сердцем Ясовей поднял сжатые кулаки.
— Никто не отдавал ягельников Сядей-Игу. Он сам их захватил. Я был у Тирсяды. Она велела всем сказать: Совет требует, чтобы на ягельниках о край лабты выпасались стада всех оленеводов. Ломайте чумы, готовьте аргиши, перекочевывайте на ягельные места...
Оленеводы зашевелились, стали расходиться. Одни с решимостью, другие с оглядкой. Холиманко смотрел им вслед и ухмылялся. «Ловко я насолил Сядею, — думал он, — узнает, как досаждать тадибею, скупердяй».
9
В чумах в этот вечер только и говорили об откочевке на ягельные пастбища. Ещё была неуверенность,
