воспитании.
Зюлейка кивнула.
Едва передвигая ноги, она пошла к своему шатру, возле которого ее встретила Фатима.
– Я знаю, – тихо произнесла та, когда Зюлейка рассказала ей о разговоре с шейхом. – Я видела, как ты бегала на край оазиса.
– Ты меня осуждаешь?
Фатима пожала плечами.
– Я давно тебе говорила: ты не такая, как мы. Пустыня стала твоим пристанищем, но не домом. Никто не вправе говорить человеку, что ему следует делать. Это решает Аллах. Если хочешь уйти, уходи, и не думай о том, правильно ли поступаешь!
– Я должна расстаться с сыном! – с невыразимой горечью воскликнула Зюлейка.
– На свете не бывает чистого счастья – так уж устроен мир! Сколько Аллах забрал, столько и даст. Мы не знаем, когда и как это случится. Остается верить, что потери восполнятся, и, даже если наша мечта не осуществится, мы хотя бы получим то, что заслужили.
Глава III
Абдулхади дал Алиму и Зюлейке верблюдов и опытного кочевника, который проводил их до дороги, ведущей к Куфе.
Земля потрескалась от знойного солнца. Блеклое небо на горизонте подпирала желто-коричневая кромка холмов. Кое-где высились нагромождения валунов: казалось, на землю упал каменный дождь.
Далеко на горизонте виднелись очертания башен и стен большого города. Возвышавшийся на границе песков, он представлялся чудом, созданным по прихоти некоего могущественного волшебника. Красные стены Куфы живописно смотрелись на фоне янтарно-желтой пустыни и ярко-синего неба.
Когда они въехали в город, Зюлейка, следуя приличиям, опустила на лицо покрывало, но Алим продолжал в волнении сжимать ее руку. Его присутствие обнадеживало и подбадривало молодую женщину, которая еще не пришла в себя после столь внезапных и разительных перемен. Она не могла вспоминать без слез прощание с сыном. Ясин выслушал мать с недетской серьезностью и спросил:
– Ты скоро вернешься?
– Да! – прошептала Зюлейка. – Я постараюсь!
Она надеялась, что ей удастся смягчить сердце Алима. Он казался понимающим и терпеливым человеком. Если ей повезет, она забеременеет вскоре после свадьбы и подарит мужу наследника, и тогда он наверняка не станет возражать против ее встречи с Ясином.
Очутившись в Куфе, Алим немедленно занялся поисками муллы, готового совершить брачный обряд. Молодой человек обещал невесте, что они поженятся до захода солнца и проведут ночь в объятиях друг друга.
Центральное место в городе занимала древняя мечеть из кирпича-сырца, стены которой имели полукруглые выступы и были покрыты разноцветной мозаикой. Помещение храма занимали бесчисленные ряды темных, похожих друг на друга фигур. Зюлейка прошла в отведенное женщинам место и слилась с другими закутанными в покрывала безмолвными силуэтами, и все же Алиму казалось, что в мечети нет никого, кроме них двоих.
Юноше удалось договориться, чтобы их поженили сегодня, в перерыве между третьей и четвертой молитвами, после чего они с Зюлейкой отправились искать пристанище.
Почти все дома в городе были обращены фасадом внутрь – на улицу выходили только однообразные слепые стены. Богато или бедно живут хозяева, можно было определить, только войдя в дом.
Алиму и Зюлейке повезло – их приняли степенные, среднего достатка супруги, державшие небольшую гостиницу: они выделили молодой паре уютную комнатку с чисто выбеленными стенами. Здесь были мягкие ковры, кое-какая утварь и удобная мебель. Окна комнаты выходили в затененный зеленью внутренний дворик.
Алим договорился об оплате, после чего повел Зюлейку на рынок.
За исключением великого Харун аль-Рашида и немногих высших чиновников, мужчины в халифате почти не носили украшений. Они ограничивались перстнем с печатью и дорогим оружием, тогда как женщина без драгоценностей уподоблялась здесь дереву без листьев. Изящные застежки, тонкие золотые цепочки, длинные жемчужные нити, бриллиантовые подвески, янтарные ожерелья, литые обручи и браслеты, кольца для ног и для пальцев рук, гроздья серег – все это переливалось и вспыхивало в лучах яркого солнца ослепительными радужными огнями.
Однако Алим нашел, что большинство украшений плохо сработано, и сказал, что драгоценности лучше купить в Багдаде. Он приобрел для Зюлейки вышитую блестящими нитями нежно-розовую рубашку, ярко- красное, унизанное золотыми цехинами покрывало и мягкие, искусно расшитые разноцветным бисером туфли. Эта обувь напомнила Зюлейке о прошлом: о лавке дяди Касима, его жене Надии и о многом другом, о чем она предпочла бы не вспоминать.
И все-таки молодая женщина была очень рада. Ее глаза сияли таким безудержным, наивным восторгом, что Алиму хотелось плакать. Какое счастье – сделать счастливым того, кто столь долго был обездолен и покинут! Того, кто в ответ на сочувствие и заботу способен подарить тебе то, что невозможно приобрести ни за какие блага мира.
Он все время спрашивал:
– Чего ты желаешь? Что еще тебе купить?
Зюлейка, смущенно потупившись, попросила розовой воды и масел для тела. Ей было стыдно за свою обветренную, сожженную солнцем кожу, загрубевшие ладони и ступни. Молодая женщина сильно волновалась: она выходила замуж во второй раз и впервые – по большой и – ей очень хотелось в это верить – взаимной любви. Шесть долгих лет где-то там, в далеком огромном мире, люди жили неукротимыми
