тело; но ничто не отозвалось во мне поэтическим вдохновением, как то было на Валааме. Когда я смотрел с колокольни на Новгород, когда посещал в монастыре храмы, когда смотрел на богатство ризницы — душа моя молчала. Отец Владимир пришлет тебе два портрета Отца Фотия [204] и вид Юрьева монастыря. Один из портретов возьми себе; а другой портрет и вид обители вели обделать в бумажные рамки для моих келлий. Сегодня суббота, скоро громкий и звучный колокол ударит ко всенощному бдению; думаю участвовать сегодня вечером и завтра утром в Богослужении, а завтра после обеда отправиться в дальнейший путь. Я и спутники мои чувствуем пользу от путешествия.
Когда вспомню о тебе и обители нашей, то приходит мне утешительная мысль:
№ 2
Истинный друг мой,
Отец Игнатий!
Милосердый Господь, от которого всякое даяние благое, да дарует тебе управлять обителию во страхе Божием, с духовною мудростию, тихо, мирно и благополучно.
В Москву прибыл я в среду вечером, часу в десятом, остановился в доме Мальцева, где меня приняли радушно и успокоивают. Спутешественники мои здравствуют, заботятся о том, чтобы услужить мне. Преосвященного Митрополита нет в Москве, он путешествует по некоторым местам Епархии; мне придется дождаться его и потому, между прочим, что колесо у кареты сломалось, а меня раскачало и нуждаюсь в отдохновении. В четверток был в Угрешской обители, которая, несмотря на близость свою к Москве, посещается Богомольцами очень мало и потому — очень уединена. С душевным утешением увидел я там некоторых монашествующих, провождающих жизнь внимательную, в страхе Божием. Они очень хранятся от монашествующих города Москвы, не презирая их, но избегая расстройства душевного, которого никто так скоро сообщить не может, как брат, живущий нерадиво. Сие наблюдали Василий Великий и Григорий Богослов, когда жили в Афинах. Сие заповедал соблюдать Св<ятый> Апостол Павел. Он говорит Коринфянам:
В пятницу был я в Кремле для поклонения его святыням. О<тец> Игумен Угрешский был моим путеводителем. В этот день посетили меня добрые Граф и Графиня Шереметевы, так же и я побывал у некоторых знакомых и родственников своих. Был в монастырях: Чудове, Новоспасском, Симонове, Донском; видел прежде живших у нас иеродиакона Владимира, Евстафия, Грозного, слышал, что здесь Булин и Черный, направляющиеся к Киеву. Скажу одно: братиям нашей Сергиевой Пустыни должно благодарить Бога, что он привел их в эту обитель, в которой довольно строго наблюдают за нравственностию, чем сохраняют молодых людей, дают им возможность усвоить себе благонравие, составляющее существенное достоинство инока Конечно, не составляют его голос и знание ноты! Они хороши для Богослужения Церковного, когда душа не разногласит с устами. Это разногласие — когда уста произносят и воспевают хвалы Богу, а душа хулит его своим злонравием.
Здесь узнал я, что О<тец> Пафнутий подал прошение о перемещении в Донской и что о сем послан запрос к нам. На запрос отвечай благоразумно, скажи, что Настоятель пред отъездом утруждал начальство о посвящении некоторых лиц в иеромонахи по недостатку Священнослужащих в Сергиевой Пустыне; впрочем, что ты представляешь сие обстоятельство воле и усмотрению начальства. Другой причины, кроме малого числа иеромонахов, — мы не имеем к удерживанию О<тца> Пафнутия. Будь осторожен с Муравьевым [206], если он посетит обитель нашу. Дай полный вес сему предостережению моему… Здесь стоят северные ветры, довольно сильные, от чего погодка похожа на Петербургскую: солнце жжет, а ветер пронизывает насквозь. Нельзя выйти в одной рясе, без шинели.
{стр. 342}
Затем — Христос с тобою и со всем возлюбленным братством. Всем кланяюсь и у всех прошу Св<ятых> молитв.
№ 3
Получил письмо твое от 15-го июля. Бог да укрепит тебя! Не предавайся скуке о моем отъезде: он был необходим. Теперь мне сделалось гораздо лучше и теперь-то вижу, в каком расстроенном положении был я в Петербурге. Но все еще надо провести значительное время вне нашего сурового Сергиевского климата, чтоб собрать силы и проводить в ней иначе время, нежели как я проводил, т. е. лежа. Если найдешь совершенно необходимым вывести иеродиакона Иоасафа, то извести меня в Бабаевский монастырь, я дам тебе письменное мое согласие, которое можешь показать Пр[еосвященному] Викарию. При случае скажи мой усердный поклон Графине К., Князю Ш[ихматову], Даниилу Петровичу. Все наши знакомые удивили меня своею любовью, которая так обильно обнаружилась при моем отъезде из Петербурга. Завтра думаю ехать в Бородино, потом воротиться в Москву не более как на сутки и пуститься чрез Лавру, Ростов, Ярославль, в Бабайки и Кострому. Князю Шихматову пишу письмо сегодня же. Письма ваши получены мною довольно поздно, потому что Иван Иоакимович выехал из Петербурга не 16-го, как он было предполагал, но 24-го июля. Прошу у Павла Петровича извинения за то, что не отвечаю ныне на письмо его — некогда! Надеюсь
