прокуратуры в вопросе идентификации убитого Бэби. Сколько я ни бился, объясняя, что таможенные разборки тут ни при чем, что Люсин относится к списку Бэби и мог быть убит только им, мне не хотели верить. Главным противником поисков Бэби был, конечно, заместитель генерального Леонид Васильевич Пархоменко, для которого вопрос оказался неожиданно принципиальным. Сам генеральный жалобно напоминал, что может ожидать нас, когда история об убийстве невиновного Алексея Дуганова дойдет до прессы и высшего руководства страны, но сам при этом определенной позиции не занимал. Он был бы не прочь позволить нам продолжать расследование, но Пархоменко встал стеной, угрожая огласить служебную тайну в случае, если наши поиски будут продолжаться. Я пытался найти Костю Меркулова, но он со своей комиссией вообще выбыл из пределов досягаемости.
А в это время где-то в Тюмени было совершено «дерзкое нападение» на известного нефтяного магната, в результате которого были арестованы сразу пятеро агентов Суда НС. Они сказали, что являются наемниками, что им платят сумасшедшие деньги в долларах, и история эта была широко подхвачена средствами массовой информации. Правда, в ответ на это были убиты крупные мафиози в Волгограде и Воронеже, но даже при том, что там были оставлены протоколы заседания Суда Народной Совести, милиция посчитала это внутренними разборками враждующих кланов, прикрывающимися политической спекуляцией. В Новосибирске прошло открытое заседание Суда Народной Совести, где судьями были возмущенные безработицей работяги, пенсионеры и домохозяйки. Результатом их заседания было осуждение террора и принятие обращения к Президенту и Верховному Совету. Естественно, что при такой активности «народных судей» отыскать Меркулова было немыслимо.
И тут грянуло убийство бизнесмена Лихоносова, которое мы поначалу вовсе не думали вносить в наш список. Тело нашли на квартире, в криминальных связях убитый замечен не был, поговаривали о каких-то женщинах, к которым ходил убитый. Но когда поступили результаты баллистической экспертизы изъятой на месте преступления пули, Грязнов прилетел к нам в прокуратуру, будто на крыльях.
— Снова он! — воскликнул Слава. — Тот самый «Макаров», что и в Брянске. Ребята, это Бэби!..
Я с новыми силами штурмовал кабинет генерального прокурора, воспользовавшись отсутствием нашего принципиального заместителя, и генеральный, все выслушав, вздохнул.
— Я все понимаю, Александр Борисович. Вы, безусловно, правы, Бэби наверняка жив, но не могли бы мы повременить с объявлением?
— Я не жажду славы, — возразил я. — Дайте только свободу действий. А то Леонид Васильевич наверняка заподозрит меня в уклонении от исполнения служебных обязанностей.
— Все,— отрезал генеральный решительно.— Я поручаю вам расследование дела об убийстве Лихоносова и родственного ему случая в Брянске. Вас это устраивает?
— Вполне, — сказал я. — Но там еще четырнадцать нераскрытых дел...
— Это мы будем держать в уме, — заверил меня генеральный.
Итак, мы официально вернулись к нашим баранам и даже отметили это пивом в моем кабинете. Грязнов с постановлением генерального прокурора в руках отправился изымать дела Лихоносова и Люсина из родственных организаций, а Сережа с Ларисой засели за свои машины.
Бэби был, конечно, фигурой неординарной. Мы уже почти открыто восхищались им, потому что действия его не укладывались ни в какие рамки. Какой бы преступник не воспользовался уникальным случаем с убийством Дуганова, чтобы хотя бы отсидеться, отдохнуть. Он мог избавиться от четырнадцати убийств, но он посчитал это недостойным себя. Но если бы он, как тот же Дюк, жаждал славы, он бы нашел случай объявиться и другим способом. Но нет! Он презирает славу, он презирает открывающиеся возможности выйти сухим из воды, он знает только свое кровавое ремесло и занимается им без всяких сомнений. Конечно, на нем было достаточное количество заказных убийств, но главным делом его жизни была месть за убийство капитана Ратникова. И при этой удивительной целеустремленности мы никак не могли его определить!
Но теперь, когда в руках у нас оказался козырь с парнями в Баку, мы вполне могли рассчитывать на успех. Надо было только все это как следует проработать, все рассчитать, и Бэби был бы наш. Честно говоря, рассматривая планы его захвата, мы не столько думали этим победить его, сколько привлечь на свою сторону против Суда Народной Совести. У него были все основания не любить своих прежних хозяев.
— Прежде всего,— говорил Грязнов,— этих подонков следует этапировать сюда.
— Каким образом? — интересовалась Лариса, в нашей группе признанный скептик.
— Да просто потребовать выдачи как уголовных преступников!
— Вы забываете, господин майор, — сказала Лариса, — что преступниками они объявлены не были. Официальное расследование по делу об убийстве капитана Ратникова прекращено по причине смерти обвиняемого. Им не предъявлялось постановление о привлечении в качестве обвиняемых.
Я слушал их перепалку и невольно обращал внимание на то, что напряжение между ними превышало необходимый уровень. Это заставляло меня приглядеться к ним пристальнее. Конечно, у Грязнова была семья, а у Ларисы существовал Жак, но чего только в этой жизни не случается!..
— Если нельзя организовать официально этапирование, надо как-то заманить их в Россию, — сказал Сережа.
— Как? — спросил я.
— Ну не знаю. Наследство, родственники, еще что-нибудь...
Я покачал головой.
— Есть другое предложение, — сказал я. — Нам надо выкурить их из Баку, из Азербайджана.
— А это как? — поинтересовался Сережа.
— Это уже проще,— ответил Грязнов.— Они там на птичьих правах, стоит только замешать их в какое-нибудь грязное дело... И их выдворят из солнечного Азербайджана.
— Но это же... — растерялась Лариса, — это же... не по закону!
— Ты хотела сказать, подло, — подсказал я. — Не стесняйся, Слава не будет обижаться. Это действительно не слишком законно, но разумно. Мы имеем дело с такими негодяями, Лариса, которые не знают понятия чести. И мы сделаем все, чтобы закон до них добрался.
— И у меня на этот счет есть хорошая идея, — сказал Слава Грязнов, подняв указательный палец.
Речь шла о торговле наркотиками. Стоял когда-то у Курского вокзала киоск, торгующий мороженым. Обычный киоск, такой же как все, я сам пару раз брал там мороженое в жаркую погоду. Но когда сменились времена, то сменились и мороженщики. В частности, в том самом киоске у Курского вокзала появились какие-то азербайджанцы, которые из простого киоска сделали настоящую крепость, хотя продолжали продавать все то же мороженое. Всегда в киоске было непременно двое продавцов, хотя ассортимент у них был самый никудышный, и тот единственный стаканчик мороженого, который был виден за стеклом, выглядел музейным экспонатом, настолько он был дряхл. Основная торговля шла через заднюю дверь, обращенную к стене дома, и там продавали не мороженое, а наркотики. Это знали почти все, об этом возмущенные люди писали в газету, но киоск продолжал стоять, и когда участковый инспектор заходил туда с проверкой, его встречали, как лучшего друга.
Конечно, прихлопнуть киоск вместе с участковым инспектором было бы проще всего, и, на мой взгляд, правильнее. Но в МУРе мудрые головы рассудили иначе и держали этот киоск под пристальным наблюдением, регистрируя и покупателей, и поставщиков, и просто прохожих. Конечно, с помощью этого наблюдения было решено немало дел, но меня лично всегда раздражало, что он продолжал стоять, все так же там продавалась всякая дрянь, и это убеждало людей в безнаказанности наркомафии.
Грязнов решил использовать именно этих парней, они его тоже давно раздражали. Он дождался момента, когда к ним поступила партия товара (не мороженого), и нагрянул туда с милицейской группой захвата. Азербайджанцы страшно перепутались, предлагали какие-то деньги, потом потребовали вызвать их адвоката.
Грязнов позволил им позвонить, и они чуть успокоились. Разговор был прослушан, они звонили не адвокату, а некоему Рустаму Мамедову и просили о помощи против «чужих ментов». Грязнов приехал на квартиру к этому Мамедову еще до того, как тот успел начать действовать, потому что жил тот рядом, на «Новокузнецкой».
Открыв дверь, он был ошарашен появлением целой группы оперативников, но нашел в себе
