— И все же, — проговорил он задумчиво, — почему они обратились именно к тебе, а?
Я ждал этого вопроса.
— А вы как думаете, Леонид Васильевич?
Он посмотрел на меня задумчиво, как бы оценивая, и покачал головой.
— Ступайте, Турецкий. Мы вас вызовем.
Я оставил ему предварительно заготовленную ксерокопию, а письмо унес к Семену Семеновичу Моисееву. Было мало шансов на то, что мы сможем выйти на след по письму, но нельзя было пренебрегать никакими возможностями.
Семен Семенович, прочитав письмо, сразу нахмурил брови.
— Начальству доложил?
— Первым делом, Семен Семенович, — сказал я. — Не первый год замужем.
Он бросил письмо на стол и сказал:
— Это компьютерная работа, и бланк, и текст. Отпечатано на лазерном принтере. Судя по качеству бланка, над его производством не слишком старались. Вероятно, он был изготовлен специально для этого письма.
— А идентифицировать принтер можно? — спросил я.
— У нас таких работ пока не проводилось, — засомневался Семен Семенович. — Но, если понадобится, то наверное можно. Что ты об этом думаешь?
— Я так много всего об этом думаю, — признался я, — что сразу и не скажешь.
— Мне это не нравится, — объявил Моисеев. — Это сильно пахнет провокацией, и она направлена против тебя, Саша.
— Я учту ваше беспокойство, — пообещал я и унес письмо с собой.
Среди моих ребят это письмо не вызвало ожидаемого эффекта. Лариса сразу заявила, что это грубая подделка, а Сережа нашел даже опечатку в оформлении бланка. И он, и она советовали мне немедленно составить рапорт, чтобы обезопасить себя от неприятностей, но я успокоил их, рассказав о разговоре с Пархоменко.
— Предположим, что это письмо пришло действительно из Суда, — сказал я. — Что они хотели этим добиться?
— Первое, сбить с толку, — начала Лара.
— Отвлечь от дела, — продолжил Сережа. — Вы же сейчас мобилизуете Дроздова на разработку этого письма.
— Напугать жену, — добавила Лара. — Не зря же письмо пришло на дачу.
— Моя жена не читает писем, адресованных мне, — заявил я решительно.
— Это вполне может быть пробным камнем, — предположил Сережа.
— Дают понять, что их не волнует наше расследование, — сказала Лара.
— Намекают на беззащитность вашего семейства,— буркнул бесчувственный Сережа.
Я кивнул, сам об этом уже подумал.
— В общем, морочат мне голову, — подытожил я. — Но есть еще вариант. Это письмо написано не Судом Народной Совести.
— А кем? — спросила удивленно Лара. Сережа наморщил лоб и произнес:
— Комиссия Меркулова? Проверяют лояльность работников прокуратуры?
— Да, — сказал я. — Но не лояльность. Если такое письмо попадет к агенту Суда, то тот немедленно доложит об этом своим, не так ли?
— И что?
— А теперь прочитайте это письмо, как обращенное к коллегии «Суда народников», — предложил я.
Они перечитали, и Сережа задумчиво произнес:
— Они хотят переговоров, так, что ли?
— Судя по всему, — согласился я. — Это только вариант, но уж очень соблазнительный.
— Надо бы все-таки Меркулову сообщить, — сказала Лара.
Я только развел руками. Костя Меркулов перешел в какое-то другое пространство, недосягаемое и загадочное. Конечно, я на всякий случай позвонил Лидочке, сообщил о том, что жажду увидеть Константина Дмитриевича, но она ответила, что полностью разделяет мои чувства. Он время от времени звонил ей, но даже определитель на телефоне был не в состоянии установить, откуда он говорит.
Лаврик Гехт опять вернулся из очередной командировки преисполненный здоровья и новых сил. Он сообщил, что мне только что звонил Дроздов и просил передать, что разыскиваемый нами гэбэшник Леонид Кириллов вчера был замечен на квартире у давней любовницы и обещался прийти к ней в ближайшие дни. Дроздов договорился о засаде.
— Он правильно мыслит, тебе не кажется? — спросил Лаврик.
— Да, толковый малый, — согласился я.
Уважая мнение Лаврика, я вкратце рассказал ему историю с письмом, и он однозначно принял последний вариант, с деятельностью президентской комиссии. Но мы не успели это обсудить, потому что неожиданно появился Слава Грязнов и плюхнулся на стул перед моим столом.
— Я изнемогаю, — заявил он. — Вчера я исколесил пол Москвы и провел дюжину допросов, причем половина из них — первые.
— Пришел отдохнуть? — спросил я.
Слава на некоторое время отстранился от нашего следствия, и я за это держал на него легкую обиду. Он это понимал и потому искал возможность оправдаться.
— Расскажи, как наши дела,— попросил он.— Я слышал, Леша Дроздов землю роет. Вы раскопали какого-то деятеля Суда, да?
— Копаем, — уклонился я от прямого ответа.
Я дал ему почитать присланное мне письмо, он хмыкнул и достал из кармана почти такое же. На таком же бланке, такое же умеренно официальное, теплое, почти дружественное послание, предлагающее Грязнову стучать в пользу Суда.
— По-моему, все ясно,— заявил Лаврик, ознакомившись со вторым вариантом эпистолярной деятельности пресловутой коллегии. — Это фальшивка.
Я рассказал Грязнову о своей догадке насчет президентской комиссии, и он сразу со мной согласился.
— Еще вариант, — предположил он. — Так легко можно выявить тех, кто не обратится к начальству.
— Ну, это было бы слишком просто, — сказал Лаврик.
— Но возможно, — сказал я.
— Только все это чепуха, — сказал Грязнов. — Я к вам по другому делу, Александр Борисович.
— Излагай, — сказал я.
Грязнов набрал воздуху и улыбнулся.
— А не пойти ли нам погулять? — предложил он. — Лето на дворе...
— Сидите уж, — сказал покладистый Лаврик. — Мне все равно в бухгалтерию идти. Секретничайте.
Он ушел, сопровождаемый комплиментами Грязнова, и, как только за ним закрылась дверь, Слава сказал:
— Началось, Саша!..
— Что началось? — не понял я.
— Один из этих, — он показал два пальца, — завтра будет в Воронеже.
— Кто? — спросил я завороженно.
— Тверитин, — сказал он тихо. — Теперь давай решать, как мы все это будем оформлять?
— А второй что, заболел? — спросил я.
— Второй сейчас в Иране, — сказал Слава. — Но будет здесь в ближайшее время. Этот Мамедов оказался покладистым парнем, а?
— Мы не можем обвинить Тверитина в убийстве Ратникова, — объяснил я. — Дело давно закрыто.
