протуберанцы вверх, пока еще не достигая поверхности. Он провел кистью между лопаток, потом повторил этот путь уже губами, чувствуя, как звенят в глубине ее тела потоки набирающей силу страсти. Губы пунктиром отметили течение подземной реки, но они были слишком грубы для столь нежной работы, и тогда он провел членом вдоль ее позвоночника. Головка его фаллоса коснулась соска, и между ними пробежал разряд электрической искры…
Статуя постепенно наливалась живой теплотой, и сквозь тонкую кожу он чувствовал вибрацию либидо и уже с трудом сдерживаемый поток встречного стремления к единению. И вот он почувствовал внутри себя гулкий взрыв глубинной бомбы, и волны желания вырвались на поверхность сознания, заглушив другие мысли. Он привлек ее на подушки и распахнул ноги.
Влажная, полная фантастическими ароматами ее тела сумрачная пещера позвала его к себе, и он погрузился в нее лицом, как в воду. Губы ощутили восхитительную нежность ее влагалища, оттеняемую жесткостью волос. Язык прикоснулся к мягкому бугорку у вершины пещеры, он ощутил, как по ее телу прошла ответная волна. Словно крыло тропической бабочки, его язык порхал по скользкой поверхности половых губ, обмахивая вход во влагалище и задевая краем вздрагивающий в ответ на каждое прикосновение клитор. Он испытывал буйный восторг и неукротимое стремление полностью вонзиться в благодатную священную пещеру ее тела, погрузиться в нее насколько возможно и утонуть в ее теплом, вязком сумраке. Потом, словно волна, откатившаяся с песчаного берега обратно в море, это желание схлынуло, и возникло другое, еще более жгучее: звенящий на ветру флажок на конце казачьего копья уже присмотрел свою жертву и готовился войти в податливую плоть.
Ей захотелось проделать это сзади, и он не имел ничего против такой позиции. Он готов был любить ее как угодно — в данный момент форма не имела никакого значения, ибо его переполняло желание поскорее соединиться с любимой.
Красота ее тела в очередной раз потрясла его — лучшая афинская амфора рядом с плавным совершенством ее бедер показалась бы примитивным горшком, изгибы ее груди и изящество покатых плеч сводили с ума и заставляли дрожать от желания войти в нее. Руки искали опору, судорожно цепляясь за плечи, грудь, бедра: ему хотелось одновременно прикоснуться к каждой клеточке ее тела, быть везде и нигде.
Потом они сменили положение тел, и ее лицо оказалось возле его фаллоса. Восхитительные губы нежно обняли головку члена и заскользили по нему во все убыстряющемся темпе. Но в этот раз он не хотел такого финала. Ему надо было закончить там, где он начинал, — во владениях Джин- Джина, и они продолжили любовную игру лежа. Темп все убыстрялся, он захватывал и нес куда-то вперед, кружа голову и одновременно заставляя ее терять. Вихрь смерча захватил его, и в этой бешенной карусели мелькали соски ее грудей, которых он на лету пытался коснуться губами, ее теплые и зовущие губы, мягкая раковина ее уха, в которую он в этом бешеном кружении пытался прокричать слова любви, переплетенье ее гибких рук и шелковистая сеть ее волос. Ураган кружил его и нес все выше и выше, но центр этого сумасшедшего торнадо был внизу — у подножия ее ног — в темной бездне ее влагалища. Именно там в этот момент безумствовал его член, то вонзаясь очертя голову вперед, то на краткий мог вырываясь наружу, то крутясь в диком танце по стенкам своей тюрьмы, словно вор-рецидивист, который одновременно мечтает из нее вырваться и в то же время понимает, что именно там его место по жизни. Но, к сожалению, всему наступает конец. Камикадзе увидел свой авианосец и устремил самолет в смертельное пике. Взрыв разбросал куски плоти по океану. Чертов презерватив не дал разлететься сперме по влагалищу, и вой миллионов сперматозоидов расколол его сознание. Все было кончено. Взрыв сверхновой звезды напрасно разорвал пространство в далекой галактике… Жаль, что через пятьдесят тысяч лет никто не увидит вспышку на небе».
Ева: «О, Боги, Боги мои!
«Он снова со мной. Он нежный, страстный и восхитительный. Он легок и игрив, как ветер. Он грациозен, как юная девушка. Он горяч, как сто тысяч солнц. Он — моя любовь.
Он касается губами моих плеч, моей длинной белой спины, он скользит к самой тайной впадинке между бедром и низом живота, он целует мои ноги, самые пальчики моих ног! Он припадает к самой сердцевине моей женственности, пьет мой нектар: я чувствую, как волны желания поднимаются от слияния его губ с моим розовым мягким цветком… Переплетающиеся стебли лиан спускаются до земли, красно-бурые ящерицы беспечно бегают по стволам мертвых деревьев, резкими, почти человеческими, голосами кричат какаду… Их цветные перья падают на мои голые плечи… Это джунгли.
Я чувствую твое горячее дыхание, ты окружаешь меня, ты — везде, ты шепчешь мне: «Я хочу, я хочу тебя!» Ты бросаешь меня навзничь — я покоряюсь, ты забрасываешь мои руки за голову — я покоряюсь, ты ласкаешь меня неистово — я покоряюсь, я распята, я как бабочка, пришпиленная булавкой к черному бархату… Я — всего лишь женщина, твоя рабыня, горячая и влажная волна желания, желания отдаться тебе, принять твой член в себя, слиться с тобой, растаять, раствориться и не быть никогда…
Зени Юнг. Объятия О, Боги, Боги, мои — он снова во мне. Он — мой.
Сегодня ты любишь меня сзади. Знаешь, мне часто снится сон: я занимаюсь любовью с мужчиной, он находится позади меня, и потому я не вижу его лица. Я не знаю, кто он, но мне так хорошо… И я кончаю во сне. Знаешь, когда я мастурбирую, я часто представляю себе, как ты занимаешься любовью с какой-то мулаткой. Мулатка: высокая девушка с бронзовой кожей, длинными черными кудрями, сильными бедрами, эдакой мускулистой попой и великолепной грудью (ты помнишь мою грудь? Грудь Офелии или пятнадцатилетней наркоманки…). Ты любишь ее стоя, твой член, уже влажный, прекрасный член, принадлежащий только мне, входит в нее сзади. Ты несдержан, до ужаса неприличен… В общем, ты похож на кентавра. Оргазм захлестывает нас одновременно. Мулатка явно довольна, она насмешливо поглядывает на нас, тихонько обнимающихся, отдыхающих после тяжелой благословенной работы… Я закуриваю сигарету…
О, Боги, Боги мои, простите ли вы мне мои дикие фантазии?
Он распластывает меня на спине, его ноги тесно прижимаются к моим ногам, бедра, живот, грудь — он весь обнимает меня, он двигается во мне теперь уже сильно, глубоко… Мы сливаемся в безудержном древнем танце. Вокруг — ночь, горят костры, тамбурины отбивают немыслимо сложную дробь, отблески огня отражаются в цветных стеклянных бусах аборигенов… Это джунгли, это снова джунгли, милый! Дикий ритм дикой музыки все быстрее и быстрее, мы подхвачены единым властным потоком, мы уже летим, мы покидаем землю, мы — это огромное раскаленное Солнце…»
