ноги. Теперь, двигаясь, он сможет хоть как-то согреться, что позволит ему встретить предстоящее испытание в лучшей форме.
Касаясь стенки, он обошел камеру кругом. Она была совершенно пуста, только в одном углу обнаружилась куча гнилой соломы, по всей видимости, служившая постелью несчастным, занимавшим камеру прежде. Он опять оказался около ступенек, и, за неимением лучшего, присел у входной двери. Там он сидел до тех пор, пока холод каменного пола не заставил его вновь подняться на ноги.
Кинкар даже не пытался сосчитать, сколько раз он обходил комнату, отдыхал и вновь принимался ходить. Он сидел, когда Дрожание камней известило его, что тюремщики приближаются. Юноша встал на ноги и повернулся лицом к двери. Та со стуком отворилась, и в камеру ворвался свет, проникавший откуда- то сверху. Кинкар зажмурился.
— Э, да ты поднялся на ноги, подонок? — спросил кто-то с веселым смехом, который бывает подчас пострашнее ругательств. — А ну берите его, недоноски! Посмотрим, что он запоет, когда мы сдерем с него кожу!
Из облака света выскочили какие-то фигуры, кто-то подхватил узника под руки, за плечи, и вот его уже поволокли вверх по лестнице. Потом возник коридор, выложенный каменными плитами, снова ступеньки, и вдруг брызнул яркий дневной свет — они вышли во двор.
При свете дня Кинкар разглядел, что люди, обступавшие его на лестнице, были обычной солдатней. Плоские, грубые лица, в пустых глазах ни грана интеллекта. Командовал ими какой-то великан. В первый момент Кинкар даже решил, что перед ним Черный, но тут же увидел гортианские черты лица и знак дьявола между бровей. Тот осклабился, обнажая почерневшие дыры на месте зубов, и наклонился к Кинкару, обдав его исходившим изо рта зловонием. Одной рукой он крепко схватил юношу за волосы и больно заломил ему голову.
— Знак на месте, — заявил гигант. — Но не надейся, сопляк, что здесь это тебя спасет.
— Мы его распнем, Сууд? — поинтересовался один из охранников.
Великан выпустил Кинкара и, развернувшись, заехал спрашивавшему ладонью по лицу с такой силой, что тот, не устояв, повалился на пленника.
— Закрой пасть, ублюдок! Вы его распнете, когда Сууд отдаст приказ, и ни секундой раньше. Но он еще будет нас молить, чтобы мы его распяли, ясно? А ну, ларнговое дерьмо, ведите его в зал! Вы же знаете, там ждать не любят!
Солдат, которого ударили, харкал кровью. Но он не пытался протестовать против такого сурового обращения, он даже не посмел недовольно посмотреть в спину Сууда, когда тот ушел вперед. Кинкара провели через внутренний дворик, потом — через вторые ворота, туда, где помещались жилища начальников.
Пройдя сквозь ворота, сложенные из булыжников, они словно оказались в совершенно ином мире. Тут не было ни камня, ни привычных гобеленов, при помощи которых в Стире спасались от зимних сквозняков. Стены по обе стороны были гладкими и блестящими, словно лезвие меча. Похоже, их покрывали листы неизвестного Кинкару металла. Их светло-серая гладь была расцвечена сполохами всех цветов радуги, сливавшимися в бесконечный узор. Казалось, будто по стене непрерывно бродили тени, разыгрывая порою целые сцены. Впрочем, все это исчезало, лишь стоило сосредоточить свое внимание на одном месте.
Кинкар никогда не видел ничего подобного. Он решил, что эти чудесные стены тоже порождены магией Властителей Неба. Но юноша не давал воли своему изумлению. Он должен вести себя так, будто все эти чудеса ему хорошо знакомы, иначе как же он выдаст себя за отставного гвардейца одного из лендлордов?
Перед ними возникла какая-то мерцающая завеса. Никто из конвоиров не прикасался к ней, но она вдруг раздвинулась, скрывшись в стене, и вся группа очутилась в просторной комнате, залитой солнечным светом, который проникал в нее сквозь хрустальный потолок, сплошь покрытый дивной резьбой. Преломляясь в хрустальных гранях, лучи света рассыпались на бесчисленное множество радужных полосок, игравших на полу. В зал вели несколько дверей, находящихся на равных расстояниях друг от друга. Все они были закрыты теми же странными завесами. В центре зала в полу было квадратное углубление, вокруг которого стояли несколько скамей. На самой ближней к Кинкару, в очень напряженных позах сидели два гортианина. Было видно, что они чем-то очень обеспокоены. Они напоминали крестьян, которых ни с того ни с сего пригласили на обед к лендлорду, и теперь они страшно боятся — вдруг милость господина сменится на гнев. Они не повернули головы к Сууду и всем вошедшим, а продолжали смотреть на человека, сидевшего по другую сторону углубления — так неопытный новичок смотрит на мастера фехтования во время первого урока.
Сууд тоже словно поубавился в росте, он весь сжался. Куда-то вдруг делся не знающий удержу, наводящий страх головорез, и вместо него возник преданный слуга, готовый исполнить любую волю хозяина. Он приблизился к скамьям, но не более чем на шаг—другой, и терпеливо ждал, пока на него обратят внимание.
Хозяин крепости, тот, кто обращался с испытанными воинами, словно с нашкодившими ребятишками, тот, в чьем присутствии Сууд стеснялся своего исполинского роста, привольно раскинулся на ложе во весь свой рост и, подперев голову руками, пристально разглядывал что-то на полу. Не могло быть никаких сомнений в его происхождении. Это был человек с Неба.
До сих пор Кинкар видел пришельцев только облаченными в серебристые костюмы — одежду для грязной работы. На этом человеке было одеяние из прозрачной ткани, сквозь которую просвечивало каждое движение его мускулов. Он был таким же огромным, как лорд Диллан, но изящные линии тела лорда Диллана казались размытыми, словно человек на ложе был слеплен по тому же образцу, но рукой новичка, а не опытного мастера. Нижней челюсти настоящего вождя следовало бы быть жесткой, квадратной, а тут — просто мягкая округлость между губой и подбородком. И уж совсем ни на что не похожи были волосы — рыжие, густые, прямые.
Кинкару удалось как следует рассмотреть лежавшего на диване, потому что тот был поглощен происходившим в углублении. Потом откуда-то снизу донесся тихий писк, и человек засмеялся, подымаясь на руках, чтобы получше разглядеть.
— Так его! — произнес он, словно подбадривая рыцаря во время турнира. — Я снова победил, Калпар!
Гортиане стали наперебой выражать свое согласие. Но по-прежнему они смотрели на своего лорда, а не в углубление. Наконец он повернул голову к группе вошедших во главе с Суудом.
— А это ты, Сууд… — голос его был мягок, пожалуй, даже ласков, но Кинкар почувствовал, что его обдало холодом, словно он вышел босиком зимой на улицу. Никогда еще ему не приходилось испытывать ничего подобного. Он уважал лорда Диллана, еще больше, пожалуй, — леди Асгарь. Его отношение к лорду Бардону правильнее всего было бы сравнить с преклонением солдата перед своим военачальником. Но никто из них не внушал ему такого страха, не заставлял ощущать свою ничтожность в их глазах. Этому человеку он был интересен даже менее, чем Воркен — хорошо обученная боевая птица.
Но это минутное ощущение было сожжено вспыхнувшим внутри Кинкара огнем, языки которого вырывались наружу, словно огонь Единого, зажженный магией Властителей Неба. Но тот был направлен внутрь, а этот — вовне. Может быть, люди этого Горта и впитали с молоком матери согласие с таким отношением к себе, но для Кинкара это не годилось. Кинкар в упор смотрел на Черного Властителя, пытаясь удержать в узде и свое отвращение, и желание бросить вызов.
— Ну, что там у тебя, Сууд… — разнеслось по комнате сладкое мурлыканье.
— Человек, который был взят нами там, где прятались эти, о Властитель.
— И который помог им бежать. Понятно. Ну-ка, подойди поближе, герой…
Кинкара подтолкнули к самому краю ямы. Но сами стражники, упиравшиеся ему в спину, старались держаться подальше, словно заслоняясь им от своего господина.
— Кто ты такой? — обратился лежащий к Кинкару.
— Я горный житель, о Властитель. Меня зовут Кинкар из Стира, до недавнего времени я был Рукой лорда Семона.
Он назвал имя лорда, которому служил взятый в плен гвардеец. Оставалось только надеяться, что он не совершил ошибку.
